Поиск по сайту

Рецензия на книгу В. Тамаркина «Это было не во сне»

Вячеслав Тамаркин.

«...Конечно, мне очень хотелось побывать после войны в описываемых мной местах Краснинского района, чтобы убедиться в том, не выдумываю ли я что-то, не приснилось ли мне все это. Но все это было на самом деле. Детская память моя цепко удержала в голове очень многое. Я шел по непростой дороге, боясь расплескать правду о людях, о войне, о Холокосте…»

Фрагмент этого письма мы приводим сегодня не случайно. Благодаря таким воспоминаниям, благодаря таким вот документам, таким книгам, свидетельствам очевидцев – наша память не дает нам забыть тех страшных кровавых лет.

Свою книгу Вячеслав Тамаркин посвятил «Своему народу в настоящем и будущем, чтобы не забывал, кто он. Иначе напомнят другие».

Отзывов о книге было немало, и мы приведем лишь один из них. «…Бежавшему из гетто осиротевшему мальчугану Цалику Тамаркину шел двенадцатый год, но цепкая детская память сберегла жуткие картины фашистских зверств. Впитав как губка, сберегла множество эпизодов, участником которых он был» И. Хацкевич, «Новости недели», 12.04.2001, Израиль.

Эту книгу написал взрослый человек, умудренный жизненным опытом, перенесший немало испытаний. Он описывал свои детские воспоминания. Эта книга написана кровью сердца автора, и сердца ее читателей тоже источаются кровью. Это хроника жизни и насильственной смерти местечка Ляды на границе Беларуси и России. Вместе с разрушенными Лядами погибли тысячи его мирных обитателей – евреев, расстрелянных в противотанковом рву. Палачи средневековья закрывали лица кусками ткани, палачи нового времени также не стремились оставлять следы своих преступлений, убивая по приказу, призванию, скудости ума и сердца.

Многие жертвы, увы, безгласны. Рассказ очевидца этих преступлений еврейского мальчика Цали – Вячеслава Львовича Тамаркина из местечка Ляды на Витебщине, прошедшего все круги ада геноцида, – это голос давно умолкнувших, невинно убиенных людей. Никогда… Никогда больше жестокость нацистских палачей не должна повториться.

Это было не во сне

«Гетто… Это короткое слово нередко доводилось слышать мне еще до войны, когда взрослые евреи, жившие до революции семнадцатого года, вспоминали «черту оседлости». Мне оно казалось неприятным, хлестким, унижающим достоинство человека, сравниваемого с быдлом в стойле.

То, что творили громилы теперь, под руководством германских нацистов, уму непостижимо и не поддается никакому описанию. Наравне с остальными евреями местечка мы оказались в гетто и обязаны были носить желтые звезды Давида. Общение с неевреями каралось расстрелом. Нас лишили движимого и недвижимого имущества и всяких человеческих прав. Каждый безнаказанно мог убить еврея. Униженным, оскорбленным людям предоставили право умирать от побоев, истязаний, непосильного труда, голода, холода и болезней. Вконец обессиленных людей всех возрастов расстреливали, бросали живыми в ямы. Словом, истребляли! Ну, а чтобы никто не ускользнул, всех неевреев строго предупредили: за укрытие еврея – расстрел, за выдачу властям – пачку сигарет, махорки. Расплачивались и куском мыла, пачкой маргарина…

К осени то и дело стали появляться в гетто новые люди: родственники ляднян, бежавшие от расстрела узники гетто из Красного, Дубровно, Гусино и других мест. По рассказам людей из других гетто, чудом спасшихся от расстрела, ляднянские евреи поняли: как бы ни лгали нацисты, они, в общем, действуют по единому плану. Только никто из нас не мог понять истинной причины, отчего истребляют евреев. А полицаи, между тем, насаждали всеми силами «новый порядок»….

Едва успел войти в дом, как следом нагрянули полицаи, и немцы, всех, от мала до велика, стали выгонять на улицу.

Несколько подростков ползли посредине дороги, слегка припорошенной за ночь снегом. Их заставили ползти без помощи рук и ног, только двигая животом. Как только кто-то невольно двигал рукой или ногой, немцы били по ним прикладами или коваными каблуками сапог. Их это очень смешило…

Скоро показалась длинная, будто бесконечная колонна евреев всех возрастов, которые, несмотря на удары конвоиров-погонщиков прикладами, резиновыми палками и стеками, шли не спеша и, казалось, спокойно.

Немцы загнали в лощину северо-западней Ляд тысячи евреев. Дул холодный северный ветер. Под ногами переминавшихся от холода голодных людей чавкала вода. К полудню от Лядов отделилась повозка, медленно приближавшаяся к лощине в сопровождении автоматчиков. Скоро люди увидели в них тех юношей и девушек, о которых говорилось, что они ушли с красноармейцами на восток. На груди каждого висела табличка «партизан». Их подвели к могиле, выкопанной теми подростками, которых заставляли ползти без помощи ног и рук. После зачтения приказа германского командования, гласившего, что эти молодые люди приговорены к расстрелу за вред, нанесенный немецким войскам и войскам на территории, освобожденной от большевиков и евреев, началась казнь. На Изю Юхвича офицер истратил целую обойму патронов: он стрелял, а Изик плевал и харкал кровью в лицо офицеру. Тот толкал его сапогом в могилу, а полумертвый Изик, упав на колени, пытался даже встать. Солдат помог офицеру столкнуть героя в яму.

После казни всех пригнали на старое еврейское кладбище, где уже стояли стол, стулья, две скамьи, лежали розги. С дикими криками нацисты отделили женщин от мужчин, детей. Юношей отдели от девушек, построили в две колонны, подводили к скамьям: на одну – клали девушку, на вторую – юношу и секли розгами. Затем избитых бросили в амбар. Каратели заявили, что ребят выпустят, если евреи соберут к утру какое-то количество драгоценностей из золота и серебра. От мужчин отделили двадцать девять «интеллигентов», увели и расстреляли за новым еврейским кладбищем.

Потрясенные произошедшим, люди сдавали все уцелевшие у них драгоценности, все, что представляло для нацистов ценность. Когда все собранное сдали в юденрат, ребят выпустили из амбара. Так завершилась первая массовая акция нацистов в Лядах.

Наступил март. Тихо и мирно падали крупные снежинки и, хотя в тот день погода была мягкой, признаков весны она еще не подавала: вокруг возвышались огромные сугробы снега. Я вдруг увидел, как из домов нижних улиц вытекают, словно пестрые ручьи, колонны людей, которые едва шевелились. Кое-где над их головами виднелись в тахрихим (в белых саванах) покойники, которых в тот день еще не успели похоронить.

То ли в самом деле где-то поблизости играла патефоннная пластинка, то ли в ушах моих звучала мелодия песни «Вдоль по улице метелица метет..», но когда я вспоминаю тот день, в ушах моих звучит все та же мелодия. Или когда я слышу эту мелодию, вспоминаю тот день.

Почуяв неладное, я побежал домой. Схватив Гдальку и Яшеньку, я бросился бежать с ними опять через старое еврейское кладбище в сторону Бруевки, но натолкнулись на полицаев. Они погнали нас обратно.

Уже стемнело, когда нас, словно селедку в бочку, втиснули внутрь здания бывшей школы, и дверь заперли завалом. Вначале я решил, что вот-вот полицаи подожгут школу, чтобы сжечь всех нас живьем, но пока этого не чувствовалось. В нетопленом здании с забитыми горбылем окнами – темень и невыносимая духота. Люди стояли так тесно, что даже немощный не мог бы упасть. Из коридора и классных комнат доносились крики и вопли женщин, плачь детей, просивших пить. Такого ужаса мы еще не знали. Я понял: что вот-вот мужчины ринуться штурмовать дверь и тогда полицаи откроют огонь из пулеметов…

Через какое-то время в здании школы стало просторнее: люди уже могли не только сидеть, но даже лежать. В гетто вовсю свирепствовал сыпной тиф, косивший людей, как траву. Вскоре слегли и мои братья…»

Герою книги удалось бежать. Цалику помог его отец. Долгое время он находился в беспамятстве…

«Я пришел в себя, вспомнил братьев и невольно заплакал:

– Что с тобой, сынок? – держа в руках краюху хлеба и бутылку молока, спросил отец.

– Там Гдалька с Яшенькой голодные, понимаешь, пап, голодные!– горько плача произнес я.

Едва удерживаясь от рыданий, отец ответил:

– Родной мой, Яшеньки и Гдальки больше нет: в первый день Пасхи, второго апреля, фашисты выгнали всех из школы, а больных вывезли и в противотанковом рву расстреляли.

При этих словах отца мое сердце, казалось, остановилось: я представил на миг, как моих беспамятных милых братьев бросают в противотанковый ров… Поверх падают расстрелянные… Взрослые убивают детей за то, что они – евреи!…

Из нескольких тысяч евреев в Лядах чудом спаслись лишь пять бывших несовершеннолетних узников: Фрида Залмановна Великовская (по мужу Коган) живет в Израиле с мужем, детьми и внуками, Дора Борисовна Малкина ( по мужу Котляр), в 1996 году умерла в Москве, Илья Самуйлович Фраткин, умер в городе Фрязино Московской области, Ара Длы живет в Санкт-Петербурге, я – Вячеслав Львович Тамаркин».

После поголовного истребления евреев нацистами в годы Второй Мировой войны, местечко погибло и не возродилось.

...Вечная память всем известным и безвестным солдатам, все миллионам мирных жителей, всем сотням тысяч невинно убиенных детей.

Подготовила М. Проскурнина.
Редакция выражает благодарность сотрудникам Краснинского Краеведческого музея за предоставленные материалы.
«Краснинский край» № 77 от 26.09.07

Главная

Новые публикации

Контакты

Фотоальбом

Карта сайта

Витебская область

Могилевская область

Минская область

Гомельская область