ВОСПОМИНАНИЯ О ДОВОЕННОМ МЕСТЕЧКЕ ПОБОЛОВО

Старинное, красивое местечко Поболово в Рогачёвском районе. Когда-то половина жителей были евреи. А сегодня (эти встречи были в 2010 г.) только старожилы могут вспомнить, что когда-то их соседями были евреи.

Рассказывает Вишневская (Говорушко) Нина Федосовна, 1922 г.

Нина Федосовна Вишневская.

– По нашей улице жили Руман Щукин и Янкель. По улице, ведущей к русскому кладбищу, называлась Мёртвой, жил брат Румана Щукина. Дальше жил еврей, дочь которого была учительницей. Она ещё меня учила русскому языку в нашей школе. Имени не помню.

Жил на той же улице Айзик. Он был парикмахер и музыкант, играл на большой медной трубе. У него было два сына, тоже музыканты. Один был женат на учительнице Тамаре Ароновне. Этот сын с учительницей погибли во время войны.

Были музыканты. Играли и на наших, и на своих еврейских свадьбах. У музыкантов была флейта, на ней играл Руман, большая медная труба, барабан, скрипка. Барабанил на турецком барабане белорус Ильюшка. Кто играл на скрипке, не знаю. Музыкантов было 4-5 человек.

Аптека была, магазин, керосин продавали. Еврейских домов было много. Синагога была деревянная. Потом в ней сделали школу.

Праздники еврейские отмечали. К реке евреи по осени приходили молиться, долго-долго молились. Кто входил в воду, кто на берегу стоял. Это было недалеко от мельницы. Из соседнего дома, где жила Этка выходили её пожилые родители.

Они пели по-своему, а мы смеялись, что они поют по-другому. Евреи все говорили с нами по-русски. Пекли мацу.

Была большая библиотека, много было книг и из церкви, и из синагоги, но их сожгли уже после войны.

В эвакуацию уехал только один Руман. Молодых мужчин призвали на фронт.

Руман Щукин, когда война началась, уехал в эвакуацию в Красноярск вместе с женой и детьми. Сын Румана Додя учился в Гомельском институте после войны на врача. Живут с братом, кажется в Ельске. Жену Румана звали Добба. У них была ещё дочь, неполноценная. В нашем доме жил еврей, но он ещё до войны продал дом учителям и уехал в Бобруйск. Рядом жил Лейба, подальше жила Этка, теперь на месте её дома совсем ничего нет, даже развалин. У них была большая семья – дети, внуки.

Во время войны в доме польки Михалины Зинкевич долго скрывалась во время войны одна еврейка, потом она ушла в Бобруйск. Что с ней стало неизвестно.

Когда пришли немцы, всех евреев согнали в школу. Запрягали мужчин вместо лошадей и заставляли таскать бочки с водой, чтобы поливать улицы. Чтобы пыльно не было, чтоб жары не было. Потом евреев опять в школу загоняли. Месяца 3-4 они жили в школе. Очень мучились. Евреев, когда переселяли, предупредили, чтобы брали с собой еду. Но что они могли взять, может бульбу в чугунках? Нас к дому не подпускали. Охраняли немцы с орлами и бляхами.

Гнали евреев до Рогачёва 30 км пешком.

Когда всех евреев из школы выгнали и построили, вышла наша учительница, высокая, красивая такая, и давай им что-то говорить по-немецки. Один хотел сразу застрелить её из автомата, но офицер остановил. Так их всех погнали в Рогачёв и у Днепра расстреляли из автомата. Они сами выкопали яму. Говорили, что земля долго дышала. Русских к яме не подпускали.

Слышала, что пряталась Мэйта (Маня), которая до войны торговала в аптеке. Муж её Шурка Шелушков – белорус работал в колхозе или совхозе.

Потом те, кто видел, как их привели в Рогачев, как расстреливали, говорили, что учительница перед расстрелом сильно выступала, говорила: «Наша кровь никогда не должна умереть и остыть».

С войны вернулись двое – Янкель Турок и Руман Щукин. Приезжали евреи из Бобруйска, у которых оставались здесь родители, дома продавали.

Янкель – воевал, Руман – прошёл всю войну портным в армии. Янкель, когда выпивал, приходил ко мне под окно на скамеечку и все смеялся над Руманом, которого считали не очень умным, а он смог уехать и спасти себя, свою жену Добу и детей. Потом Янкель перебрался в Рогачёв, как ветерану войны ему дали квартиру. Сыновья Янкеля живут в Рогачёве. Они родились после войны. Жена Янкеля Нина (Нихама) уехала в Израиль.

Рассказывает Шепелев Николай Иванович, учитель истории поболовской школы

Николай Иванович Шепелев.

– По Еврейской энциклопедии у нас половина жителей были евреями. А я тут ходил, расспрашивал, так только три довоенных дома с белорусскими семьями показали. Там где теперь памятник погибшим героям стоит, была главная торговая площадь местечка… У нас было даже две синагоги. В центре местечка очень красивый вид, возвышенность. На главной улице вдоль реки стояли еврейские дома. Очень много было домов, впритык друг к другу стояли. Где-то была кузница Гирши. Мейча держала аптеку. Иуда Лагеров – сапожник. Янкель после войны построил себе большой дом. Он прошёл всю войну. Дошёл до озера Балатон в Венгрии.

На месте церкви был дом жены раввина – рабинихи. Самого раввина вместе с попом расстреляли в 20-х гг. Жен раввина и попа послали на полевые работы в колхоз, чтобы их унизить. У жены раввина было много детей и за них люди сами работали.

Руман, когда началась война, собрался уезжать. Он запряг лошадь, погрузил жену и детей. А все местечковые евреи собрались, и стали над ним смеяться. Он был хорошим портным. Так Руман остался живым, спас семью и считался героем, хоть и прошел войну портным.

Вспоминает Жданович Владимир Ильич, 1922 г.р.

Владимир Ильич Жданович.

– Перед войной я окончил 8 классов, потом окончил ж/д школу. После раздела Польши работал там, вернулся домой, окончил 9-й класс. Когда началась война, мой возраст ещё не призывали. Я ушёл в партизаны, после освобождения – сразу на фронт. Что во время войны здесь было, знаю только по рассказам.

Евреи жили с нами хорошо. Держали коров, свиней. Помню, Беньомин накроет крышу под гребёнку, так лучше, чем русский сделает. В лаптях работал, как мужик ходил на болото. Вместе дети учились в одной школе, которую организовал Гутин после объединения школ. Стояли две синагоги, на месте памятника – была церковь. Молились. Крестились.

Возле синагоги, когда кого-то хоронили, стоял катафалк – носилки с ручками. По нашей улице несли вчетвером на катафалке умершего на еврейское кладбище. Над каждой могилкой стояли деревянные домики. Ставили камни с надписями. Культурно было всё сделано.

Я хорошо помню, как хоронили. Гробы не делали. Покойника заворачивали в белый мешок, завязывают, заносят. В могилу кладут доски – две сбоку и поперёк во всю длину. Старик Мотытя спускался в яму, принимал умершего, стоя в выкопанной яме. Принимал тело аккуратно, открывал голову, открывал глаза и укладывал на них черепки. Так, говорят, по Закону, в Библии написано. Говорили, что черепки нужны, чтобы покойник этому свету не завидовал. Потом Мотытя завязывал мешок, аккуратно поправлял голову. Ему подавали руку, и он вылезал из ямы.

На соседних улицах много евреев было.

Напротив меня жил Михол Хайкин и хлопцами, подальше жили Абрам Мейтель со своей старухой, жил старый дед Гиллер с 2 сыновьями (один работал в Гомеле, один здесь), Альтшуллер Мейсик с сыном Хаимом и 2 дочками, одна из них «Перлочке гевейн а клейнинке».

Мейсик немного после войны работал в сельсовете, потом работал в Бобруйске, Перла как-то приезжала, но даже не зашла к нам. Мне и жене очень обидно было. Мейсик был мужиком пробивным, всё сделает, во всём поможет, к нему все обращались за помощью и он всем помогал честь честью, но особенно он нигде не работал.

Большая семья была Турок, мы дружили, много их было у матери: Янкель, Берл, Эля, Альшиц. Близнецы Муля и Есеф Турок ушли на фронт. Лазарев Юда тоже имел хлопцев: Довид и Мейсик. Довид ушёл на фронт, потерял ногу, после войны жил в Риге, приезжал. Рассказывал, что жена – латышка.

Щукин Янкел был хорошим музыкантом. Его сын Ефим со мной учился. Он попал на фронт в первый призыв, в танковые войска. После войны я его не видел. Такие у меня были друзья. Я когда с фронта вернулся никто меня не встретил, пусто, голо везде, жить было негде, кушать было нечего.

В первые дни войны я был в деревне, в апреле 1943 г. я ушёл в партизаны, а до этого был связным. Девки были такие хорошие. Почему никто в партизаны не пошёл?

Славин Ерухим, Хаим, Исаак ушли с русскими войсками. Они после войны приезжали. Хаим был уже старшим сержантом. Славин стал офицером.

Мота, друг мой близкий, служил в авиачасти, прислал только одно письмо, после войны не возвращался. Я всё думал: «Боже, боже, хоть бы одного хлопца увидеть из своих…»

Румана считали не очень умным, вроде как «не при своём», а был ещё Лейба Гдалевич (я дружил с его сыном). Лейба отговаривал Румана ехать, говорил, что был в 1914 году в плену. Немцы – хорошие люди. Он всем евреям говорил это, и никто из евреев не поехал. Всех отговорил, не уехали. И в партизаны не ушли. А были хорошие, здоровые мужчины. Руман взял в колхозе лучших коней, посадил жену, детей и уехал. Когда я с фронта вернулся, только Руман с семьей был здесь.

Евреев куда-то увозили убивать. Сначала они работали, пока могли. На пиджак и верхнюю одежду белые кусочки ткани их заставили пришить.

Мы пели вместе, мы гуляли вместе, как было хорошо. А когда этого не стало, то и жизни не стало.

Когда-то мы пели вместе такую песню:

Я гулял ин а клейне штетл
я там увидел
инкор а шейне мейдл
спрашиваю я
ци кумен витергейн
зимер гезогн мит андере цугейн
я посмотрел она пошла
мит андере цугейн
я пошел ин андере гас
Чтобы она не видела
Витегерд гас (?)

Дочь в прошлом году умерла в 59 лет, сын – в 43 года, он был врач. Чернобыль не дал жить. Жена умерла в 2005 г. Я остался один.

Записали Александр ЛИТИН и Ида ШЕНДЕРОВИЧ

Местечки Гомельской области

Гомель • Брагин • Буда-Кошелево • Василевичи • Ветка • Городец • Давыдовка • Добруш • Дудичи • Ельск • Житковичи • Жлобин • Журавичи • Казимирово • Калинковичи • Ковчицы-2 • Комарин • Копаткевичи • Корма • Лельчицы • Ленин • Лоев • Люденевичи • Мозырь • Наровля • Носовичи • Озаричи • Паричи • Петриков • Печищи • Поболово • Речица • Рогачев • Свержень • Светлогорск • Скородное • Тереховка • Туров • Уваровичи • Хойники • Холмеч • Холодники • Чечерск • Щедрин •