Владимир ЛЯКИН

ТОРГОВЕЦ ЗУСЬ ЗЕЛЕНКО

В тот субботний день Калинковичи были подобны потревоженному улью. Люди безостановочно сновали со двора на двор, кучками собирались возле развешенных в центре местечка и на каждой улице афишек с текстом на русском и еврейском языках. Грамотеи читали объявление вслух своим необразованным согражданам.

«17 января сего 1925 года в помещении пожарного депо состоится общее собрание граждан с повесткой дня:
1. Культуродостижения на еврейской улице за 7 лет (докладчик тов. Бабицкий).
2. Что необходимее – клуб или синагога? (докладчик тов. Левит)
3. Текущие дела.
Начало собрания – 18.00».

На это мероприятие, должное завершить громкую тяжбу между калинковичскими властями и верующими местной еврейской общины, ожидалось прибытие высокого начальства из Мозырского окрисполкома и даже Минска. Более года назад Калинковичский волостной исполнительный комитет, “…на основании желания большинства граждан”, возбудил перед Речицким уездным исполкомом ходатайство о передаче одного из двух зданий (нового и просторного) здешней синагоги под клуб для культурно-просветительных нужд. УИК одобрил это благое пожелание и отправил бумаги далее по инстанции в Гомельский губисполком. Тем временем, не дожидаясь формального завершения, этого, казалось бы, совершенно ясного дела, калинковичские власти выставили раввина со всеми его культовыми причиндалами из “муниципализированного” здания. Инициативная группа комсомольцев и самодеятельных артистов тут же деятельно взялась за переоборудование бывшего религиозного храма в храм искусств. Но произошла осечка.

1 марта 1924 года Калинковичская волость была включена в состав Мозырского уезда, в связи с чем бумаги отправили по второму кругу и далее в Совнарком БССР. А там уже находилась подписанная 452 верующими коллективная жалоба на чиновничье-комсомольское самоуправство. “Мы, нижеподписавшиеся граждане местечка Калинковичи, – говорилось в ней – верующие прихожане старой синагоги заявляем свой энергичный протест против насильственного захвата новой синагоги. Занятием последней стеснили прихожан старой синагоги, 500-600 человек на помещение в оставшейся старой синагоге. …Захваченная синагога, расширяемая и перестраиваемая под театр, тесно прилегает к нашей синагоге, что плохо как верующим, так и развлекающимся в театре, приведет к вечной вражде и столкновениям, и это не должно быть допущено государством, ибо как те, так и другие, такие же граждане республики, несущие все тяжести налогов, призывных наборов. Мы имеем законное право на моление в нашей синагоге, что законом, по крайней мере, не запрещено. Посему просим Вашего содействия в воспрещении постройки театра из синагоги”. Составленный грамотным юридическим языком документ произвел в Минске должное впечатление и оттуда последовало распоряжение прекратить незаконные деяния. Но председатель волисполкома П.И. Куприянов и его помощники так просто сдаваться не собирались. 31 мая, мобилизовав партийцев и молодёжь, они провели общее собрание жителей местечка, где большинством голосов было подтверждено прежнее решение по изъятую у верующих синагоги. Там же постановили отчислить каждому на цели переоборудования здания однодневный заработок (1500 рублей). Тогда верующие отправили в Мозырь и Минск новую жалобу. Создалась патовая ситуация, которую и должно было окончательно разрешить назначенное на 17 января очередное общее собрание калинковичан.

Народ потянулся на сход задолго до его начала. В просторном пожарном депо, очищенном по этому поводу от инвентаря и водовозного транспорта, установили украшенный кумачом стол для президиума и множество длинных деревянных скамей. На одной из них сидел 65-летний старик в очках, к которому окружающие обращались очень уважительно. Это был один из авторов обоих коллективных писем…

Зусь Шоломович Зеленко.

В 1860 году в многодетной еврейской семье Зеленко (иногда писались как Зеленка) родился новый калинковичанин. Его нарекли именем Зусман (на идиш – “добрый человек”), но называли Зусь – как знаменитого хасидского (течение в иудаизме, к которому принадлежала местная община) проповедника, автора мудрых наставлений.

Семья из трех поколений, живших под одной крышей, в быту ничем не отличалась от соотечественников. В будни питались скромно – ели картошку в мундирах с рассолом или с простоквашей, хлеб с луком и чесноком, козье молоко. По религиозным канонам в субботу нельзя было готовить пищу, убирать, шить, разводить огонь, гасить свет. Поэтому подготовка к субботе велась заранее: в четверг мыли полы, готовили опару для теста, закупали все необходимое для трапезы, а в пятницу с утра пекли булки, пироги и готовили обед. В пятницу вечером, по еврейскому концу Каленковичей ходили служки из синагоги и стучали в окна лавок, напоминая об окончании работы. Все семьями шли в синагогу, а по возвращению домой начинался праздничный ужин. К субботнему столу было принято приглашать кого-либо из неимущих членов общины или приехавшего в местечко гостя. Тогда хозяйка подавала фаршированную рыбу, бульон с домашней лапшой и мясное блюдо, иногда даже кофе. Но кончалась суббота, и наступали будни с многочисленными заботами и тревогами.

Первое в жизни серьёзное поручение, которое доверили маленькому Зусю, была пастьба и охрана домашней птицы – двух гусей, двух индеек и нескольких кур. С длинным прутом в руке, он выгонял их на приречный лужок, и время от времени поглядывал в небо, где мог неожиданно появиться опасный враг его подопечных, коршун, стрелой бросавшийся на птенца и утаскивавший его в своих страшных когтях. Потом, годам к одиннадцати, после окончания обучения в «хэдере» (школа для еврейских детей) ему поручили более ответственное дело – пасти на общественном выгоне двух лошадей, на которых, собственно, и держалось все благосостояние семьи.

Иногда, в хорошую летнюю погоду его сопровождал древний, лет за восемьдесят, дед Михель, повидавший много на своем веку, мастер рассказывать всякие интересные истории. От него мальчик узнал, что их семья много лет назад по распоряжению начальства переселилась в местечко из соседнего села Горбовичи, где они испокон века арендовали корчму у пана Горвата. Но в Каленковичах уже были свои корчмари Голоды, и Михелю, а затем и его сыну Шолому, пришлось заняться извозным промыслом. Старик вспоминал, как во время войны с Наполеоном его, вместе с парной упряжкой и телегой отправили служить в воинский обоз при русском корпусе генерала Эртеля, что стоял в окрестностях Мозыря. Возчики были вместе с солдатами на исходе лета 1812 года под огнём противника возле Бобруйской крепости, некоторые лишились своих упряжек и даже погибли. Уже поздней осенью они ходили с корпусом до самого Вильно, откуда, после расформирования обоза в начале 1813 года, были отправлены в своё местечко.

Как-то разглядывая хранившуюся в семье реликвию тех времён – аттестат, выданный русским командованием Михелю после его службы, маленький Зусь спросил у деда:

– А почему здесь сказано местечко Калинковичи, когда все называют его Каленковичи, и это название даже при въезде и выезде из местечка написано?

Старый Михель подивился уму и любознательности внука, и честно ответил:

– Да кто ж его знает почему, штабным писарям, людям великой мудрости и учёности, оно виднее…

Быстро бежит время, вырос Зусь и женился на ровеснице Брайне, дочке соседа-лавочника. По обычаю своего народа перешёл жить в их дом, начал помогать в торговле льняным маслом, которое производилось тут же, в местечке. Процесс изготовления продукта был довольно трудоёмкий. Семена льна засыпали в специальное приспособление, которое приводила в действие лошадь, ходившая по кругу. Жернова перемалывали семена в муку, которую засыпали в барабан и сильно нагревали. Затем распаренную муку высыпали в полотняный мешок, закладывали под пресс, отжимали, и таким образом получали вкусное и питательное растительное масло. Оно пользовалось большим спросом в самом местечке, его также охотно покупали приезжавшие на ярмарку крестьяне из окрестных сёл и даже других уездов.

Оборотистый и честный во взаимоотношениях с покупателями и партнерами по торговым сделкам, Зусь Зеленко заслужил у них доверие и уважение. Со временем расширил своё дело, начал поставлять из Полесья в Польшу и Прибалтику хлеб, лён, пеньку, «горячее вино» (водка местного производства) с винокуренных заводиков здешнего панства. На Украине хорошо продавались дёготь, смола, скипидар и разного рода лес. Взамен Зусь с компаньонами доставляли из тех краёв на Каленковичскую, Юровичскую и Мозырскую ярмарки соль, различные металлические изделия, стекло, мыло, свечи, виноградные вина, чай, кофе, специи и прочие «колониальные товары». Бывая по торговым делам в Москве, Санкт-Петербурге, Варшаве и даже за кордоном (сохранились сведения об оформлении им в 80-х годах XIX века заграничного паспорта) калинковичский коммерсант заметно расширил свой кругозор, приобрёл опыт успешных сделок и деловые связи.

Между тем случилось событие, раскрывшее в успешном торговце ещё административный и организаторский талант. В 1882 году в Речице была избрана мещанская управа, занимавшаяся делами мещан города и уезда, которые почти все были из еврейского сообщества. До уездного центра было далековато, дела затягивались, и каленкавичане, вычитав в соответствующем указе, что такую же управу можно учредить в любом местечке, имеющем более 50 дворов, обратились 20 июня 1883 года по этому вопросу к уездному начальству. Заявление подписали крупные торговцы и лавочники М. Кауфман, И. Кацман, А. Комиссарчик ещё 12 еврейских «пятидворных депутатов», в числе которых был и З. Зеленко. Бумага проследовала в Минск и там 7 июля на ней появилась резолюция: «…приговор мещанского общества утвердить, о чём дать знать Речицкому уездному исправнику и предложить распорядится о производстве выборов должностных лиц во вновь учреждённую мещанскую управу».

И вот 1 августа того же года собравшиеся в калинковичской синагоге 17 «пятидворных депутатов» провели первые в истории местечка вполне демократические выборы. Перед этим все они подписали «клятвенное обещание» – весьма интересный документ. «Я, нижеподписавшийся, – говорилось в нём, – обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом в том, что хочу и должен при проведении выборов в установленные мещанские должности Минской губернии Речицкого уезда в местечке Каленковичи для отправления правосудия и других дел по чистой моей совести и чести, без пристрастия и собственной корысти, устраняя вражду и связи родства и дружбы, избирать в моих собратьях таких, по качествам ума и совести их нахожу я способными и достойнейшими, и от которых надеюсь, что они возложенных на них обязанностях окажут себя ревностными в службе императорского Величества и попечительными о пользе общественной. Если же я инако поступлю, то как нерадивый обман общественный, в коем и мое содействие заключается, подвергаю себя нареканию собратий моих, а в будущей жизни отвечу перед Богом и страшным судом его. В заключение сей моей клятвы о беспристрастном выборе целую слова Пяти книг Моисеевых».

Само голосование было тайным, голосовали чёрными и белыми шарами. Большинством голосов первым председателем мещанской управы был избран Шмерка Иоселев Голер, 55 лет, грамотный, владелец лавки, имевший 60 рублей годового дохода. Его заместителями и членами управы стали Е. Бергман и А. Карасик.

Когда главный вопрос собрания был решён, слово попросил молодой «пятидворный депутат» З. Зеленко. Он предложил, во избежание путаницы в бумагах по одноименным селу и местечку именовать последнее во всех документах мещанской управы несколько иначе – Калинковичи, заменив в старом названии е на и – будет красивее и благозвучнее. К тому же это название властями уже однажды ранее употреблялось, в доказательстве чего З. Зеленко предъявил собранию дедову бумагу. Предложение понравилось, и было единогласно принято. Начиная с этого времени названия Каленковичи и Калинковичи употреблялись в официальных документах какое-то время одновременно, причём первое относилось к селу, а второе – к местечку и железнодорожной станции. Последний вариант названия получил свое официальное закрепление в справочнике 1909 года “Список населенных мест Минской губернии”, а позднее, когда местечко, село, фольварк и поселок при железнодорожной станции слились воедино, окончательно стал названием города.

Перевыборы в Калинковичскую мещанскую управу происходили каждые 3 года, и Ш. Голер выигрывал их на протяжении почти двух десятилетий. В 1886 году Зусь Зеленко впервые вошёл в состав управы. В 1902 году был избран её председателем на первый срок (потом также неоднократно переизбирался). Ему было тогда 43 года, дети подросли, взяли на себя часть семейной торговли, и можно было сосредоточиться на решении общих для местечка проблем.

В начале прошлого века в Калинковичах (местечке, селе и посёлке при железнодорожной станции) имелось 3 постоялых двора, 3 корчмы, 2 мастерские по обработке шкур, заводик колесной мази и 28 лавок. Все «торговые точки» принадлежали мещанам-евреям. 9 из них торговали ситцем, платками, галантереей, табаком, посудой, дегтем. 16 продовольственных лавок продавали чай, сахар, муку, крупу, рыбу, постное масло и т.д. Одна лавка торговала кожами, одна – готовой одеждой и одна – «красным товаром» (ювелирные изделия и бижутерия). Самым богатым торговцем в местечке был Х. Гаммельштейн, имевший 4 тысячи годового оборота и 400 рублей годового дохода. З. Волошин отчитался о 1 тысяче и 150 рублях соответственно, Г. Иткин имел 150 рублей дохода, А. Голод – 130 рублей. Другие калинковичские торговцы и сам З. Зеленко по размерам своих капиталов сильно уступали этим «олигархам», а 15 наименее состоятельных имели только 25-30 рублей годового дохода. Более богатые владельцы сдавали торговые площади в поднаем. Так, состоятельный мещанин М. Медведник сдавал свой магазин в аренду пятерым лавочникам, в числе которых были и два сына председателя мещанской управы.

Гораздо больше, чем промышленников и торговцев, в калинковичской еврейской общине было ремесленников, промышлявших изготовлением колес, кирпича, швейным и сапожным делом, а также тех, кто занимался извозом. Число калинковичских «ломовиков» (перевозили грузы) и «балагольщиков» (перевозили пассажиров) значительно увеличилось после учреждения здесь железнодорожной станции. Конкуренция между Мозырскими и Калинковичскими извозчиками за пассажиров прибывавших поездов неоднократно порождала конфликты и жалобы вплоть до Минского губернатора.

Первое, чем занялся новый глава управы, было создание в местечке добровольной пожарной дружины, которая и начала функционировать 23 июля 1903 года. Затем был поставлен вопрос о строительстве первой в местечке общественной бани. Вскоре необходимые средства были собраны, баня была построена на берегу Каленковки, чуть западнее мостика на тракте. Плату за её посещение управа установила самую умеренную. Евреи ходили в общую баню по пятницам, а христиане – в субботу.

Водопровода и какой-либо канализации в Калинковичах отродясь не было, воду жители брали из немногочисленных колодцев или прямо из Каленковки. Обычно её запасали заранее в бочках, чтобы не испытывать недостатка в случае надобности по хозяйству. Но в засуху вода в колодцах кончалась, и её не хватало даже для питья. Как видно из архивных документов, З. Зеленко был первым, кто попытался решить этот важнейший для местечка вопрос путём постройки артезианской скважины, однако из-за большой дороговизны проекта он тогда так и не был осуществлён.

Весенняя и осенняя распутицы делали калинковичские улицы, не имевшие тротуаров, почти непроходимыми. Отсутствовало и освещение, из-за чего после наступления темноты всякое передвижение по местечку, особенно, если Луну закрывали облака, было просто немыслимым. Впервые вопрос об освещении Калинковичей обсуждался в мещанской управе в 1906 году. Предлагалось установить в центре местечка и на каждой из четырёх улиц восемь больших керосино-газовых фонарей, на это требовалось около тысячи рублей. Проект утвердили в Минском губернском правлении, все расходы отнесли за счет «коробочного сбора», и вскоре местечко украсили эти чудеса цивилизации. К 1907 году за счёт средств земства и мещанской управы, улица «Почтовая» и дорога до железнодорожной станции была замощена булыжником, а с левой стороны улицы в местечке был сделан деревянный тротуар. В 1909 году по договоренности с почтово-телеграфной конторой, находившейся на железнодорожной станции, в центре местечка, на здании управы, был установлен большой, обитый железом, почтовый ящик, корреспонденция из которого забиралась ежедневно.

Средств на цели благоустройства требовалось немало. Выручало калинковичское ссудно-сберегательное общество, созданное в 1900 году по инициативе З. Зеленко и ещё трёх десятков состоятельных и влиятельных купцов и мещан. В 1902 году капитал товарищества составлял уже солидную сумму в 2 400 рублей, а прибыль с него – 153 рубля 50 копеек. Калинковичское ссудно-сберегательное общество действовало довольно эффективно, быстро укреплялось и росло. В 1914 году в нем числилось 347 членов, сумма вкладов выросла до 16 636 рублей, а основной капитал составил 9 707 рублей. На средства общества в 1907 году был выстроен т.н. «каменный корпус» – 7 отдельных помещений под одной крышей (реконструирован в 1930 году, ныне здание ООО «АнРи»). Пять помещений занимали лавки, в других был молитвенный дом и «хэдэр», где помещалась библиотека с книгами на еврейском и русском языках.

По примеру соседнего Мозыря, в Калинковичах тогда было создано еврейское общество пособия бедным, содержавшее «дешевую столовую» и выдававшее беспроцентные ссуды нуждавшимся. Бывало, что за благотворительностью обращалось до половины жителей местечка. Не отказывали в ней и попавшим в беду белорусам, жителям примыкавшего к местечку села. З. Зеленко провёл через управу решение, по которому неимущим оплачивались визиты к местному врачу и акушеркам, а для детей из таких семей лекарства были бесплатными.

Калинковичские евреи и белорусы, хотя и жили в то время своими улицами, сильно отличались друг от друга внешним видом, обычаями, верованиями, исторической памятью и преданиями, всегда находили общий язык. Долгое соседство этих двух общин создало в Калинковичах такие экономические связи и образ жизни, без которых те и другие уже не могли обойтись. Какой-либо зависти и вражды между ними не было, потому что все с большим трудом добывали своё скудное пропитание: «тутэйшие» – земледелием и отхожим промыслом, а евреи – ремёслами, торговлей и посредническими услугами.

Разумеется, конфликты, как правило, на экономической почве, также имели место, но, как видно из документов, всегда решались мирно, на основе взаимного интереса, зачастую без вмешательства властей. Большому испытанию это добрососедство подверглось осенью 1903 года, когда по Российской империи прокатился ряд инспирированных черносотенцами еврейских погромов. Кровавые побоища с жертвами среди евреев и христиан произошли тогда в Гомеле и Речице. Вооружённая револьверами и ножами «боевая дружина» еврейской молодёжи выехала на поезде из Гомеля в Речицу на подмогу соотечественникам, но попала в засаду и была перебита. В Калинковичах же руководство обоих общин оказалось на высоте положения, держало ситуацию под контролем, обуздало своих экстремистов, и никаких эксцессов здесь не было.

С началом 1-й мировой войны в местечке открыли финансируемый земскими властями и мещанской управой «питательный пункт для детей запасных и беженцев». Для еврейских семей, бежавших из охваченных войной районов, было устроено временное пристанище в только что выстроенном для синагоги просторном здании.

В первой половине дня 2 марта 1917 года сначала на станции, а потом в местечке молнией распространилось известие – «царя скинули»! Вскоре всё население толпилось в центре и на вокзале, у здания почтово-телеграфной конторы, с крыши которой несколько солдат из здешних артиллерийских складов уже сбрасывали царского двуглавого орла. Впрочем, в деятельности мещанской управы особых изменений не произошло, только сняли со стены большой, во весь рост, портрет императора, да перестал надоедать неведомо куда сгинувший полицейский урядник А. Маковнюк, великий любитель «проинспектировать» еврейские лавки.

В конце ноября по телеграфу поступило известие, что все органы власти предыдущего правительства ликвидируются и создаются новые – Советы. Таковой и был избран на общем собрании жителей местечка 12-го (по новому стилю 1-го) января 1918 года. Безропотно, но с тяжёлым сердцем и недобрыми предчувствиями передал Зусь новой власти помещение, документы, кассу и печать упраздненной мещанской управы, в которой состоял почти три десятка лет, из них пятнадцать последних – председателем. А вскоре в местечке и за его пределами стал рушиться весь старый мир, частью которого был и он сам…

Регулярно происходила смена властей: Советы были разогнаны немцами, но вернулись обратно, когда у тех самих «скинули» кайзера. Затем приходили и были изгнаны поляки. Когда, как казалось, наконец, установился долгожданный мир, на калинковичан свалилась новая напасть – «балаховцы». Наверное, среди этой разношерстной рати, носившей изображения черепов на рукавах, и была какая-то часть идейных повстанцев, борцов против советской власти, но большинство составлял деклассированный сброд из центральных губерний бывшей Российской империи, воевавший исключительно ради грабежа. События ноябрьских дней 1920 года отобразил в своих автобиографических записках Д.Г. Сергиевич, бывший тогда учеником калинковичской железнодорожной школы. Он слышал рассказы и видел, как «…балаховцы резали евреям бороды в местечке, как грабили их лавчонки и магазины и как расстреляли там трёх коммунистов». Об этом же свидетельствует и сводка Дудичского волревкома за подписью председателя А. Гаранина, членов Л. Науменко и И. Будника: «Очень много убитых в Калинковичах, особенно среди евреев, их семьи сильно потерпели от балаховцев». По позднейшим подсчётам таковых было 45 человек, и ещё 67 – в других населённых пунктах волости. Пострадавших было бы ещё больше, если бы всю эту «чёрную неделю» многие еврейские семьи не прятали от погромщиков их соседи-белорусы из примыкавшего к местечку села. Наверное, в их числе был и уважаемый крестьянами бывший председатель мещанской управы.

В августе 1923 года по составленному волисполкомом списку в Калинковичах были огульно «муниципализированы» несколько десятков лавок и жилых домов. Их хозяевам предложили заключить с властями договор на аренду своего бывшего имущества, и большая часть попавших в чиновничьи жернова бедалаг подписала эти бумажки. Но З.М. Зеленко и с ним ещё четверо калинковичан, неплохо разбиравшиеся в законодательстве, заявили обоснованные жалобы на незаконность принятых в отношении их имущества решений. Год спустя, после прокурорской проверки, уже Калинковичский райисполком 6 августа 1924 года был вынужден признать, что вышеназванные дома и лавки «…от муниципализации освобождены и оставлены за прежними владельцами». Жалобщиков и знатоков законодательства взяли тогда на заметку…

Но вернемся в январь 1925 года. “На собрании было 605 человек, – отмечено в отчёте исполкома, – из числа взрослого еврейского населения – 300 человек. Публика была наэлектризована, разбилась на две части: за синагогу и за клуб. …Вначале собрание проходило шумно, прерывались докладчики, шумели преимущественно женщины, собравшись в отдельную группу. По вопросу передачи новой синагоги под клуб произведено поимённое голосование. Из присутствовавших на собрании за отдачу синагоги под клуб 418, за оставление синагоги 197. По роду занятий они распределяются: торговцев - 50, женщин - 96, из них торговок - 49, кустарей и извозчиков, преимущественно стариков – 51”.

Владимир Лякин.

21 февраля того же года вопрос о Калинковичской синагоге рассматривался в высшей инстанции – на заседании Президиума ЦИК БССР. Главе белорусского правительства А.Г. Червякову это калинковичское самоуправство, видимо, порядком надоело, и последовало решение: “Постановление Комиссии по отделению церкви от государства от 6-го декабря 1924 года относительно передачи новой Калинковичской синагоги под клуб – отменить. Поручить Совету Народных Комиссаров изыскать средства на постройку рабочего клуба в м. Калинковичи”. Так Зусь Зеленко в последний раз оказал добрую услугу своему местечку: построенный в 1926 году на бюджетные средства просторный “Нардом” (позднее РДК) в течение полувека был здесь главным очагом культуры. Синагогу тогда вернули верующим, но, как оказалось, ненадолго. В 1930 году её вместе с православным храмом муниципализировали и отдали под горисполком. После войны здесь был Дом пионеров и одно время занимались младшие школьные классы. Здание разобрали по ветхости в 70-х годах прошлого века.

За решением СНК последовали “оргвыводы”: председатель и секретарь калинковичского сельсовета (одноименное село с юга примыкало к местечку), опрометчиво заверившие своей печатью подписи верующих, лишились своих постов, а в отношении наиболее активных подписантов нарядили следствие. Пройдёт не так уж много времени, и они станут первыми кандидатами в расстрельные списки “врагов народа”…

Председатель Калинковичского райисполкома П.И. Куприянов продолжал энергичную муниципализацию, но по какому-то досадному недоразумению реквизировал дом у гражданки М. Жданович, чей сын был не последним человеком в Мозырском ОГПУ – после чего, что называется, “с треском” слетел с должности. На его место пришёл М.А. Косухин, недавний командир полка, здешний уроженец, и при нём, наконец, в Калинковичах починили устроенные ещё мещанской управой деревянные тротуары и вновь зажгли 6 керосино-газовых фонарей (куда “вихри враждебные” унесли еще два – история умалчивает). А старому Зусю, можно сказать, последний раз повезло – всеми уважаемый, он тихо скончался в кругу семьи и близких летом 1925 года.

Из книги «Мы с берегов Каленковки»,
Сборник историко-биографических очерков,
Мозырь, «Белый Ветер», 2010

Местечки Гомельской области

Гомель • Брагин • Буда-Кошелево • Василевичи • Ветка • Городец • Давыдовка • Добруш • Дудичи • Ельск • Житковичи • Жлобин • Журавичи • Казимирово • Калинковичи • Ковчицы-2 • Комарин • Копаткевичи • Корма • Лельчицы • Ленин • Лоев • Люденевичи • Мозырь • Наровля • Носовичи • Озаричи • Паричи • Петриков • Печищи • Поболово • Речица • Рогачев • Свержень • Светлогорск • Скородное • Тереховка • Туров • Уваровичи • Хойники • Холмеч • Холодники • Чечерск • Щедрин •