Аркадий Шульман
МЕСТЕЧКО, УШЕДШЕЕ В ИСТОРИЮ
До 30 июля 1964 года деревня Нарочь (с 2005 г. – агрогородок), называлась Кобыльник.
Находится в Мядельском районе, центр Нарочского сельсовета, в живописном окружении озер,
в 20 км северо-западнее Мяделя, в 29 км от железнодорожной станции Поставы.
Кому-то из руководства Белорусской ССР в середине 60-х годов древнее название Кобыльник не понравилось, решили, что оно не благозвучно, и местечко (или, вернее, уже деревню) переименовали. Но местные жители по-прежнему от старого названия не отказываются и, по привычке называют деревню Кобыльник.
Есть разные версии происхождения названия. Согласно первой – когда-то здесь была знаменитая ярмарка, где торговали лошадьми, и в первую очередь, кобылами – для приплода. Вторая версия, гласит, что раньше сюда со всех соседних деревень приводили провинившихся. Здесь стояла лавка для наказания, которая называлась «кобыла». Провинившегося клали на эту лавку и секли розгами. Таким образом, и появились Кобыльники. Третья версия более литературная. В энциклопедии написано, что молчаливого, терпеливого и трудолюбивого человека раньше иронично называли «кобылка» (пока тащит – запрягай, когда помрет – уже ничего не поделаешь). Отсюда и Кобыльник – место, где жили молчаливые, трудолюбивые и терпеливые люди.
В XV веке Кобыльник упоминается в летописях не как деревня, а как городок. Он принадлежал князьям Свирским.
Скорее всего, первые евреи поселились в местечке в XVII веке. Говорят, что на старинном еврейском кладбище, а в Кобыльнике и Свире самые старые еврейские кладбища в Нарочанском крае, встречались мацейвы 250-летней давности.
На старинном еврейском кладбище в Нарочи (Кобыльнике).
Меир Свирскиий и его друзья, 1932 г.
Меир Свирский (однофамилец княжеского рода!), довоенный житель местечка Кобыльник, чудом спасшийся во время расстрелов еврейского населения в годы Холокоста, в послевоенные годы – один из самых активных членов землячества выходцев из местечка, члены которого живут по всему миру, собиравший по крупицам историю родных мест, переписывался со своим земляком Чеславом Касперовским, жившим в Санкт-Петербурге. В письме, полученном в 2007 году, есть такие строки: «В 1948 году, находясь у колхозного управления с машиной ГАЗ-АА (полуторка) и получив задание на выполнение определенной шоферской работы по перевозке какого-то груза, ко мне подошел интеллигентного вида мужчина средних лет, представившись кандидатом исторических наук из БГУ, и попросил, чтобы я указал месторасположение еврейского кладбища. Подвез его на машине к концу Поставской улицы, непосредственно к дому моего дяди – Осипу Касперовскому и попросил, что дядя ознакомил его с кладбищем. После выполнения моего извозчичьего задания, я снова вернулся на кладбище. Молодой человек настолько увлекся исследовательской работой, что попросил у меня какие-нибудь скребущие железки или шарлотку. Кое-что подходящее я нашел, и уже вместе мы начали соскребать с памятника замшелую поросль. А он все повторял, что этот памятник очень древний, так как письмена «не такие» и их нельзя прочесть!
Местечковые дети, 1938 г.
Я отскреб памятники без надписи вообще, только на них виднелись какие-то линии или ветка кустика. Сегодня могу предположить, что я видел в уменьшенном размере ханукальный светильник! А простые необтесанные камни были пустые. Правда на одном была выбита горизонтальная линия! Историк, обнаруженные выбитые на камне «черты» обводил мелом, а потом фотографировал».
Исследовательская работа историка из Белорусского государственного университета по древнему еврейскому кладбищу в Кобыльнике пока не найдена. Да и неизвестно, была ли она завершена, учитывая, что приближались зловещие годы сталинского антисемитизма, когда любое упоминание о евреях каралось, как преступление. Но сам факт, что подобные работы велись на кладбище, свидетельствует о его ценности для науки.
Еврейское население местечко в XIX веке росло и благодаря большим семьям, 10-12 детьми никого не удивишь, и за счет того, что сюда съезжались евреи из окрестных деревень, которым царское правительство периодические запрещало жить в сельской местности. Так в Кобыльнике появились евреи из деревень Вереньки, Мельники, Молчаны, Слуки, Пасынки, Черевки, Яневичи, Балаши, Купа.
Довоенные дома.
В Кобыльнике жили евреи-ремесленники: портные, сапожники, столяры, кузнецы, жестянщики; евреи работали в хозяйствах местных помещиков, арендовали леса, озера, мельницы; держали лавки, торговали рыбой, пушниной, сельхозпродуктами.
В конце XIX – начале XX веков в Кобыльнике были и церковь, и костел, и синагога, работали богадельня, 4 магазина, почтовая станция, водяная мельница, винокурня, народное училище, и 5 раз в год здесь проводились ярмарки.
В начале XX века Кобыльник был центром жизни Нарочанского края.
После революция 1917 года соседние страны начали делить между собой территорию Беларуси. Легионеры Пилсудского заняли Кобыльник, а эта территория надолго стала польскими окраинами.
«…От Вильно через Кобыльник проходила каменная дорога в Поставы. На дорогу в Вильно и обратно с остановкой в Катловке уходило 5 дней на телеге или санях, вспоминает Меир Свирский. В 1930–е годы курсировал автобус раз в день. Был и поезд – узкоколейка тянулась от Кобыльника до Лынтуп. А уже там пассажиры пересаживались до Вильно.
Население местечка в довоенные годы достигало тысячи жителей. Кобыльник являлся центром рыбной торговли. Евреи обеспечивали рыбаков снастями, закупали у них рыбу и пересылали в Вильно, Варшаву и Лодзь. Торговцы и рыбаки очень дружили между собой, жили, можно сказать, одной семьей», – пишет в статье «В поисках утраченного» Алесь Карлюкевич (19.11.2005 «СБ»).
Детский сад в м. Кобыльник, 1932 г.
Детский сад в м. Кобыльник, 1931 г.
По вторникам рынок работал в Кобыльнике, по понедельникам – в Поставах, по четвергам – в Мяделе. На рядах можно было увидеть пушнину, скот, яйца, птицу, грибы и ягоды. Крестьяне покупали кожу, деготь для телег, галантерею, обувь, ткани и многие другие товары. Ремесленники находили сбыт для своих изделий. На базаре на открытых прилавках мясо не продавали, им торговали только в магазинах и лавках.
В 1930–е годы в Кобыльнике размещались гминная управа (что–то вроде нынешнего сельсовета), полицейский участок, почтовое отделение. Из более крупных производств – кирпичный завод.
Евреи Явновичи содержали ветряную мельницу, Голи – аптеку. Фермой серебряных лисиц владели Гильманы.
С Кобыльником связано имя известного еврейского писателя, писавшего на идиш, Моше Кульбака.
Дедушка М. Кульбака работал плотогоном у помещика Хаминского, гонял плоты из Ольшева в Крулевец. Его сын Соломон служил в Сморгони, а внук Мойше стал поэтом, прозаиком, драматургом. В одном из стихотворений он описывает местечко Кобыльник, в котором гостил у деда. Кульбак написал поэму «Город», пьесы «Разбойник Бойтре», «Беньямин Магидов» и др. Перевёл несколько стихотворений Я. Купалы и Я. Коласа на еврейский язык. В возрасте 47 лет стал жертвой сталинского геноцида, как и другие его соратники по перу: Яков Бронштейн, Хацкель Дунец, Изи Харик, Арон Юдельсон и др.
Софья Бергет, 2012 г.
Вспоминает Софья Александровна Бергет:
Фотограф,
отец Софьи Бергет,
1938 г.
– Я отсюда, местная, 1927 года рождения. Довоенное время хорошо помню. У меня отец был фотограф. И дома сохранились фотографии довоенных лет. Люблю смотреть их. Такое чувство, что ушло что-то родное. Даже слезы текут.
Я из польской образованной семьи. Нас считали до войны интеллигентами.
На нашей улице, где я сейчас живу, только пару домов было христианских, остальные – еврейские. С той стороны, где сейчас маслозавод, все сгорело в годы войны, партизаны сожгли, так что сейчас уже старые еврейские дома не увидите.
Улица 3-го Мая (день Польской конституции) была центральной. Недалеко находилась двухэтажная деревянная синагога, сейчас на этом месте огород, рядом дом деревянный – это школа для еврейских детей – четырехклассная. Фамилии позабыла, но внешне помню и раввина, и учителя в еврейской школе. После 4 классов еврейские дети шли в польскую школу, большую, деревянную им. Пилсудского. Там было 7 классов
На площади был костел и православная церковь. Здесь было больше католиков, поэтому костел был большой и церковь маленькая.
До войны я не помню конфликтов между людьми разных национальностей. Мы вместе мирно жили: белорусы, поляки, евреи, татары. В основном поляки и евреи. Наша семья жила до войны приблизительно на этом же месте. Рядом еврейские дома.
У татар пятница особый праздничный день, у евреев – суббота, у христиан – воскресенье. И каждый свое отмечал. Гуляли, красиво одетые по местечку, на озеро ходили.
Нарочь, парусники
возле санатория, 1938 г.
У парикмахерской. Нарочь, 1938 г.
Напротив нашего дома на той сторону улице, где сейчас завод, находился ресторан. Потом он еще и в другом месте был. Этот держали поляки, евреи держали свою хлебопекарню. Магазины были частные, была небольшая гостиница».
В сентябре 1939 году, когда Красная армия вошла в Кобыльник, ее встречали цветами и устроили митинг на площади. На этом митинге раздавали советские газеты, где было написано, как хорошо жить в колхозах. Один офицер-красноармеец смотрел, как люди эту газету читают, потом подошел, взял ее, перевернул вверх ногами и говорит: «Понимайте здесь все наоборот» и быстро исчез. А один красноармеец слушал эти речи на митинге и крики «ура», стоял молча, а потом произнес: «Кричите, кричите, скоро вы еще не так от слез закричите».
На площади, Первомайская
демонстрация, 1940 г.
Новые власти сразу открыли белорусскую школу, бедным дали землю. И в тоже время людей, которые занимали должности в польское время, интеллигенцию, тех, кто был побогаче, кто высказывал свою точку зрения, начали забирать целыми семьями. Почти каждую ночь приезжал «черный воронок», людей увозили в НКВД… Многие оказались в сибирских или других лагерях, были приговорены к высшей мере наказания.
…А на пороге была самая страшная война. 22 июня немцы без объявления войны напали на Советский Союз. Они практически без боя, в первые же дни войны, захватили Кобыльник.
Приехали в местечко на мотоциклах. Было немцев немного. Остановились около ресторана, сопротивление им никто не оказывал. Побыли недолго и уехали. Как потом оказалось, это была разведка, а вслед за ними в местечко вступили части вермахта. Советские учреждения – сельсовет и другие успели эвакуироваться.
С первых же дней был введен жестокий оккупационный режим, а в отношении евреев – в его чудовищной форме. Евреям было запрещено ходить по тротуарам, посещать рынок, выходить вечером из дома. Заставили нашить на одежду желтые звезды. Каждый еврей был обязан безропотно работать там, где приказано оккупационными властями.
Вспоминает Софья Александровна Бергет:
«Евреи жили пока в своих домах. Но немцы и полицаи заставляли их сдавать драгоценности, расстреливали рядом с католическим кладбищем. Уводили туда группами, или по одиночке. Вели по улице. Мы, дети, видели это. Подруг наших вели. Ужас. Обратно никто не приходил. Потом евреи стали убегать в лес к русским партизанам.
В Кобыльнике стоял немецкая часть связистов. Часто появлялся карательный отряд. Полиция была из местных».
«Мне было 14 лет, и я уже работал ежедневно на разных работах. Мы пилили дрова, прокладывали дорогу у местечка Шеметово, ремонтировали дорогу у деревни Глубокий ручей, сортировали картофель, выполняли разные поручения немцев. Особенно запомнились мне работы по очистке дороги от снега у деревни Вереньки. Зима выдалась тяжёлой и холодной. Работали не менее четырнадцати часов в день, фактически без тёплой одежды, еды и отдыха, под насмешки и издевательства смотрителей. Возвращались домой ночью, пройдя 8 км пешком под пронизывающим насквозь холодным ветром. За работу не платили и никакого продовольствия не давали» – пишет Меир Свирский в книге «Кобыльник».
Первые убийства в Кобыльниках произошли, когда немцы еще не захватили местечко. Вот, что пишет Чеслав Касперовский в письме Меиру Свирскому (2007 г, С.-Петербург): «А Ходневская дорожка, которая выходит на Поставский гостинец, в недавнем прошлом в конце своего пути раздваивалась, с ответвлением на еврейское кладбище. Здесь же, на этой ответвленной дорожке, заросшей подорожником-травой, были расстреляны 20 жителей м. Кобыльник. Это произошло в то время, когда в м. Кобыльник ещё не нагрянули немцы – разведчики. Убийцами были организовавшиеся полицаи из бывших Народовцев (фалангистов), носящие еще при Польше на руках красные тряпки со свастикой. Я был очевидцем этой ужасной трагедии, точнее его результата! Утром, отводя корову на выпас в поле на свою «колению», оглянулся вправо – и о, ужас! Ноги мои подкосились – онемели: перед моими глазами лежали в невероятных позах, окровавленные, с выпученными глазами, груда людей! Невероятный страх и ужас».
Евреи боялись без крайней необходимости появляться на улице, чтобы не привлекать внимание, не зажигали свет по вечерам, и только по ночам поддерживали связь между собой и с теми местными жителями, которые отваживались помогать им.
12 июля 1941 года стало черным днем для еврейской общины. Полицаи заставили группу евреев вынести из синагоги все святые книги и Торы, чтобы сжечь их в центре рынка. Книги облили горючим и велели евреям поджечь их. Никто не согласился, хотя их избивали, особенно молодого раввина Лейбу Маковского. Тогда кто-то из присутствующих зажёг свечу и бросил в кучу книг. Огонь мгновенно вознёсся вверх, и от святыни осталась лишь горстка пепла. Ночью украдкой евреи собрали и захоронили святой пепел.
В августе 1941 года, в Кобыльнике было создано гетто, в которое нацисты согнали 120 евреев.
«Вскоре произошли и массовые убийства. 5 октября 1941 года в Кобыльник прибыла особая часть немцев. Был задержан 51 еврей. 12 из них были посланы рыть яму в лесу возле кладбища. Один из них, впоследствии житель Израиля Иосиф Блиндер, вспоминает: «Это случилось в три часа дня. Обречённых провели по Виленской улице к месту казни, заставили снять обувь и верхнюю одежду. Хайка Ботвинник, находящаяся там с грудным ребёнком, умоляла пощадить своего младенца. В ответ немец схватил кроху и сильным ударом о дерево размозжил ему голову. Трепетавшее тельце было сброшено в яму, и тут же была расстреляна Хайка. Началась стрельба. Люди падали в яму, раненых достреливали, а некоторых закопали живыми», – пишет М. Свирский в книге «Кобыльник».
Очевидцы потом рассказывали, что яма двигалась ещё и на следующий день: было в ней немало раненых. Всего в этот день погибло 44 человека, среди них 19 детей.
Смерть детей была самым страшным проявлением геноцида. Это нельзя забыть никогда. Об одном из эпизодов вспоминает Меир Свирский: «Давида Глета убили по обманному доносу за связь с партизанами. Когда пришли за его женой и детьми, матери не оказалось дома, и немец приказал вывести двух детей. Гиршелю было 3 года, а Енту, которой не было ещё года и которая не умела ходить, нёс на руках на расстрел её дядя Авраам Киевский, которого заставили это сделать.
По мостовой Поставской улицы стучат сапоги немца и топают ножки маленького Гиршеля. Мальчик ничего не понимал и был рад, что вышел на улицу, потому что долгое время был заперт в доме, чтобы не попасть на глаза немцам и полицаям. Его тёмные кудряшки развевались на ветру. Он радостно подпрыгивал. Через некоторое время со стороны леса послышались выстрелы. Убитых нужно было похоронить. Мы с братом ночью крадёмся к кладбищу. Луна освещает страшную картину: ребёнок лежит на боку с протянутыми вперёд ручками, словно о чём-то умоляет, на личике застыла улыбка, глазки остались открытыми. Кажется, что он просто отдыхает после приятной прогулки. Его маленькая сестрёнка лежит рядом – так она могла б лежать в колыбельке, но по крови на её пелёнке видно, где прошла пуля. Наши сердца разрываются от стона: «Палачи! Убийцы детей!» Детей мы похоронили рядом с их отцом на древнем еврейском кладбище. Любившие друг друга в жизни, они не расстались и после смерти».
Галён Анастасия, студентка юридического колледжа БГУ, под руководством научного руководителя, учителя русского языка и литературы Рызгунской Г.П. написала научную работу: «Жертвы геноцида – жители деревни Нарочь (Кобыльник) Мядельского района».
Цитата из этой работы: «В августе 1942 года Меир Свирский покинул Кобыльник. Вместо отца он был отправлен на принудительные работы в Мядель, где он узнал о том, что туда прибывает карательный отряд для окончательного уничтожения евреев Мяделя и Кобыльника, но не было времени и возможности сообщить об этом родным».
21 сентября 1942 года состоялось последнее массовое убийство евреев Кобыльника. Погибло 120 евреев, среди них 51 ребёнок. С этим расстрелом закончилась история существования евреев в местечке. Всех их согнали в Народный дом возле костёла как бы для переселения в гетто в Мядель. Окна и двери здания были заколочены досками. Так в тесноте, голоде и страхе их продержали более двух суток, а после все сто двадцать человек – старики, женщины и дети – прошли страшный путь по дороге смерти от Народного дома к братской могиле, где были расстреляны.
Мемориал на месте расстрела евреев Кобыльника.
Мать Меира Свирского была портниха. Жена войта (местная власть) стала просить немцев, чтобы её отпустили. Говорила, что она хорошо шьет, а без нее и пошить будет некому. Немцы согласились ее отпустить, но мать Свирского говорит: «Одна не уйду. Отпустите семью». Их отпустили. Семья Свирских выжила. Только один ее сын в Вильнюсе в гетто погиб…
В гетто Кобыльника также были свезены и убиты большинство евреев местечка Свирь и все евреи деревни Камаи.
Примерно 375 евреев проживало в Кобыльнике до 1941 года. 320 из них погибло за годы немецкой оккупации.
В книге «Память. Мядельский район» имеется список жертв геноцида на его территории, составленный М. Свирским.
Спаслись и остались в живых 52 человека, которым удалось уйти в начале войны на восток и пережить её в советском тылу.
Несмотря на смертельную опасность, среди жителей Кобыльника нашлись отдельные люди, спасавшие евреев. Национальный мемориал Катастрофы и героизма «Яд Вашем» в Иерусалиме признал белорусов крестьянина Иосифа Тункевича, который недалеко от озера Нарочь Юзеф Тункевич прятал 14евреев, Яна Валая и Адольфа Желубовского«Праведниками народов мира».
Священника Петра Бацяна, служившего настоятелем в деревне Кобыльники Мядельского района Вилейской области, арестовало СД за помощь евреям. Над ним жестоко издевались в Минской тюрьме: запрягали в плуг и пахали тюремный огород, травили собаками до тех пор, пока священник не умер.
После войны Софья Александровна Бергет жила в местечке, работала на маслозаводе. Грамотных людей было немного. Она, как могла, обучала рабочих русскому языку.
Семья Свирских тоже вернулась в Кобыльник, правда, вскоре уехала из местечка.
Память о довоенном, уютном и домашнем местечке, где в мире и согласии жили евреи, поляки, татары, белорусы, сохраняется, благодаря, уроженцам Кобыльника – Аарону Ходосу. Он еще в довоенные годы общество уроженцев Кобыльника основал. Другой наследник памяти о Кобыльнике – известный в Европе художник Бил Нароцкий. Живет и работает в Барселоне (Испания).
В период с 1945 по 1960 год в Израиль переехало 30 человек, родившихся в Кобыльнике, остальные поселились в США, Канаде, Германии, Швеции, Польше. Некоторые из них поддерживают связь с нарочанской землёй. В 1950 году в Израиле было создано товарищество выходцев из Кобыльника, оно насчитывало более 40 человек, и возглавил его былой житель Кобыльника Исаак Гордон. Раз в год члены товарищества встречаются.
Памятник жертвам Холокоста.
Член общества Меир Свирский с родными в 1990 году приехал впервые после войны в Кобыльник (Нарочь). Началась работа по восстановлению древнего еврейского кладбища и братской могилы. И в 1992 году во время второго визита в страну своего детства Меир Свирский в присутствии множества нарочанцев и гостей открыл мемориал на месте братской могилы. Памятные места, связанные с историей еврейского народа на нашей земле, содержатся в порядке всеми местными жителями и учениками местной школы, которые каждую весну приводят в порядок всю территорию кладбища, сажают цветы возле памятника на месте братской могилы. День 21 сентября становится Днём памяти о жертвах Холокоста. Нужно знать и помнить прошлое, каким бы страшным и больным оно не было, чтобы не допустить его повторения на земле.
Сейчас за мемориалом на месте братской могилы смотрит сельский совет.
|
|
ENG 
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com
