ВСПОМИНАЮТ ДОВОЕННЫЕ ЖИТЕЛИ МЕСТЕЧКА СЕЛИБА

Раиса Александровна Паркалова.

Рассказывает Паркалова Раиса Александровна, 1926 г.р.

Я родилась в местечке Селиба, точнее на ее краю в поселке, который назывался Лучной мост. В основном здесь жили семьи с фамилией Борисевичи, так что это место теперь еще зовут Борисы. Половина Селибы была еврейской. Поселок у нас был большой, только еврейских хат – 50-60.

Селиба.

До войны я окончила 8 классов русской школы в Селибе. Мы учились вместе с еврейскими детьми. Когда я пошла учиться, в Селибе была еще и еврейская школа, но многие дети из неё переходили в русскую. В конце 30-х гг. еврейскую школу закрыли. Учеников в русской школе стало так много, что в небольшом деревянном здании не хватало помещений.

Директором школы был еврей Соломон Моисеевич Фанберг. Во втором классе меня учила Раиса Борисовна Шапиро (Баршай), в 3 классе – Раиса Борисовна Певзнер, в 4-ом – старый учитель Дубровский, которого перед войной репрессировали, а в начале 1990-х гг. реабилитировали. Еще была учительница Хана Рубинчик. Грубштейн Лев Моисеевич преподавал математику (он остался в живых, после войны вернулся в Селибу и мы уже вместе работали в школе). В 5 классе учительницей была Генерсон Элла Самуиловна (Моисеевна). Ее отец был директором еврейской школы, после закрытия школы он перешел работать в начальную школу в деревню Путьки. К нам перешли учиться и дети из польской школы деревни Барсуки.

В 1941 г. был первый выпуск 10 класса школы в Селибе. В нашей школе было много евреев. Со мной училась Ключ Циля Израилевна, Карасик Борис, Карасик Яша, Элентух Борис, Марголина Нехама, Левина Рая.

В школе на класс старше училась Соня Гиршик. Мать Сони Гиршик очень вкусно готовила, прожила 100 лет и до конца жизни книжки читала, считала очень хорошо. После войны Соня Гиршик у нас была пионервожатой. Она была в эвакуации в Караганде, теперь на нашем кладбище похоронена.

В 1938 году в Селибе был большой пожар. Он начался от циркулярки. Когда рабочие пошли на обед, лесопилка загорелась. Там была нефть в бочках, она взрывалась, и выгорело очень много домов. Я хорошо запомнила этот пожар. Я тогда была в школе. Учитель немецкого языка Фарбер как раз вел у нас урок, когда кто-то крикнул, что Селиба горит, и мы все выскочили из школы. Деревня горела с двух концов. Многие, лишившись домов, уехали после пожара из местечка.

В местечке было две синагоги. Красивые кирпичные здания. Одна еще до войны стала клубом, другая – хлебопекарней. Сейчас этих зданий нет. Еврейские и белорусские дома практически не отличались, разве что еврейские были чуть повыше. В домах было два входа: на улице и во двор.

Места, где находились синагоги в Селибе.

В деревне Жалино тоже было много еврейских хат и была синагога. В этой синагоге до войны сделали клуб. Она стоит до сих пор разрушенная, а во время войны она оставалась абсолютна целая, даже стекла не разбились.

В местечке были неплохие дома, много магазинов. Теперь ни сапожника, ни печника не найдешь, а раньше много было. В магазине торговал Симсон. Шимшель работал в государственном магазине. Одноногий Хоня держал магазин, где продавали только вина и водку. С одной стороны дома был магазин, с другой – жил Хоня с мамой и помощницей.

Доктор Герцель Плакса жил в половине дома, во второй половине было сельпо.

Не было ни одного еврея, который бы не знал какого-то ремесла. Всё умели. До войны евреи Селибы были сапожниками, портными, печниками, старьевщиками (мы старье называли «корауки»). Не было проблем с одеждой или обувью. А какие красивые сапожки, туфли шили на высоком каблучке! Хайка Рубинчик, Гиршик, Левин были портными. Хорошо шили. Мне шила Хайка. Портной немой Артя с женой Гитой шили хорошие штаны. Портные приходили прямо домой с машинкой и чинили-перешивали одежду.

Печки, что до войны евреи складывали, у соседей до сих пор служат. Элентух Борис и Ханин были печниками. Исер чистил дымоходы, его дом и сейчас стоит. До войны у нас в хате еврей делал печь и ночевал. Он молился, что-то одевал на голову, что-то на руки накручивал. Потом мой маленький брат Коля, который это видел, ему подражал, себе на голову ботинок привязывал.

Парикмахерами были жена Янкеля Года Кацнельсон и Левин.

Гилька принимал кожу. Рядом жил его брат Эля. Его дом сгорел во время войны. Зусь Вол держал «воуначеску», его дочка Соня училась со мной в школе.

Мотка Рубинчик держал в доме аптеку. Дом делился на две части. Там работал аптекарь Райхлин. Райхлин успел эвакуироваться и после войны работал в аптеке в Березино. Он дружил с моим папой, помогал с лекарствами. Я была на его похоронах. Его уже хоронили как христианина в гробу. А в деревне евреев хоронили по-другому, в саванах. Копали и закапывали ямы русские. Я помню, как хоронили Янкеля, сына Гейки, который утонул в сенокос. Он лежал на полу, в саване, а в земле – обкладывали досками. Поминок не делали. Только молились.

Помню еще похороны в семье Лошаков. У них погиб молодой сын-студент. Тогда молодые ездили учиться на инженеров. Я училась с его сестрой в классе шестом, и мы смотрели на похороны через окно. Покойника положили на полу, в белый мешок. Тело завязано в мешке, а голова видна. На кладбище гроба не было, только доски. Все это делали русские, мужики, как они говорили. Когда опускался гроб, все евреи отходили. С телом не прощались.

После войны уже хоронили в гробах.

Еврейское кладбище д. Селиба.

Мы ходили друг к другу в гости. Помню, жила неподалеку еврейка Юдас, ее дочка Франя приглашала нас, детей, на день рождения. Нас угощали чаем, тортом – лэках, вареньем. Это было вкусно и необычно. Евреи очень хорошо умели печь, варили варенье из ягод: вишен, красной смородины и др. Русские варенье тогда не варили, не знали даже, что это такое.

Евреи между собой говорили на еврейском языке, неплохо говорили и по-русски, но с акцентом. Отец хорошо говорил на идиш, я тоже говорила на еврейском, как и многие у нас. В юности знала весь еврейский алфавит, писать умела, сейчас уже все забыла.

У всех были хорошие огороды.

Были и богатые евреи, и бедные. Бедные в основном в колхоз пошли. В 1929 г. был организован еврейский колхоз «Ардус», но перед войной его уже объединили с колхозом им. Калинина. В колхоз пошли не только евреи, но и наши поселковые. Наша часть Селибы называлась «красной», а другая часть Селибы – «белой» Мой отец работал там бригадиром.

Много было евреев-колхозников. Работала в колхозе Роха, мать Сони, дочь портного Гиршика (в колхозе он работал сторожем). Хорошо пекла, была очень грамотной. Роха была «стахановкой», ударницей. У нее было много книг, Шолом-Алейхема. Считала очень хорошо.

Речка Уса
в районе Богушевич.

Ели евреи до войны только «кошер». Ели на Песах со специальной посуды. Сало, свинину, заднюю часть теленка, коровы не ели. Были резники, к которым носили птицу на убой. Жил резник Гирша. У него один палец был отрезан. Евреи держали коров, держали и свиней. Но свинины не ели, только на продажу. Готовили они очень вкусно.

Из еврейских праздников запомнила Пасху. Очень много пекли мацы – большие круглые тоненькие листы. Пекли уже за две недели до праздника. Русские помогали печь. На пасху хлеб не ели целую неделю.

Застилали на стол скатерти. Была такая поговорка у них: «Хлеб под стол. Маца на стол». Из мацы готовили очень вкусные блюда. Мацу хранили в подвешенных большущих белых скатертях. Ребята приносили в школу мацу, угощали нас. А мы их угощали яблоками, грушами.

У многих евреев были сады. Но у нас сады как-то побольше были.

Помню портного Гиршика, Сониного отца, сапожника Левина, магазинщика Зяму Ключ. Помню Родову Хаю. Большой у нее был дом. Его разобрали под пекарню. Был врач Герц, звали его Герчик. Во второй половине его дома была бухгалтерия.

Недалеко жил портной Артя с женой Гитой.

До войны мы под магазином очередь занимали, чтобы ткань купить. Только по 10 метров давали.

В начале войны разбили магазины, сельмаг – все растаскивали. В домах всё растащили.

Было очень много молитвенников, пергаментных свитков, их раствщили. Мы во время войны на пергаменте карты сажей рисовали. Его кто-то из селибских хлопцев приносил. Ничего не сохранилось.

Во время войны брат (он как раз перед войной окончил 10 классов), и сестра были в партизанах, маму, папу, всего 8 человек родни немцы арестовывали за связь с партизанами. Повезло, что переводчик был русский, связанный с партизанами, и он во время допроса переводил. Полицейские говорили одно, а он немцам переводил другое. Не было дня, чтобы мы не прятались от налетов и облав в лесу.

Несколько человек сидело в Могилеве в концлагере.

В Селибе было много местных полицаев.

В эвакуацию семей 10 еврейских смогло только уехать. Остальные евреи работали в колхозе Калинина, убирали урожай. Когда уже копали картошку, осенью, наверное, в сентябре, приехали полицаи и отвезли в Богушевичи, и там их расстреливали из пулемета.

Я во время войны жила в Селибе. Когда началась война, отступающие советские солдаты сказали, чтобы мы все уезжали, потому что возле нашей деревни будет линия обороны, будет бой. Было выкопано много окопов. Мы все уехали в Кличевский район, но вскоре вернулись. Бомбили деревню, в людей бомбы не попали, а свиней и собаку убили. Осталось много оружия. До сих пор находят. Даже бомбы, сброшенные с самолетов, попав в болото, не разрывались. Немцы в начале оккупации заставляли нас их собирать.

Когда немцы заняли первую линию обороны и вошли в Селибу, взяли 6 или 10 самых здоровых молодых еврейских парней и расстреляли. Их скинули в одну яму и закопали. Теперь и этого места не найдешь. Среди них было и 2 одноклассника моего брата, которые только 10 классов окончили. Парней убитых тоже перезахоронили на кладбище уже в годах 1950-х.

Памятник
на еврейском кладбище
Селибы на месте
перезахоронения
еврейских девушек,
замученных фашистами
в деревне Ядлина.

Схватили 5 или 6 самых красивых молодых еврейских девчат Маню, Владу, дочку Янкеля – Аню, дочку Ары, Добу и ее сестру. Их завезли за реку в сторону деревни Ядлина и там замучили. Потом деревенские их закопали. Среди них была Марголина Маня, Лейкова, были там две мои одноклассницы Геня Ключ и Рая, кажется, Карасик, я с ними дружила. После войны нам показывали место, где они закопаны.

Лошак Груню убили тоже во время войны за рекой.

Прятаться было негде. Партизан еще не было. Теперь я иду по улице и думаю, как теперь хорошо было б спрятаться, а тогда было чистое поле.

Геня Ключ с моей сестрой в Березино оканчивала 10 классов, а перед войной уже окончила техникум и работала в Осиповичах зубным врачом.

Когда война началась, Ара с женой уехал. Осталась в деревне его мать, и Геня пришла из Осипович к бабушке пешком. Бабушку тоже расстреляли.

Двое мужчин, братья, одного из них звали Гейка, и женщина, Сохарева Хайка спаслись во время расстрела.

Памятник
в память
расстрелянных
евреев Богушевич
и Селибы в месте,
называемом
Фридова поляна.

В августе 1941 г. всех евреев, кто остался в деревне погнали в Богушевичи. Кого-то убили в Березино. Гнали полицаи, они знали, кто где живет и зверствовали хуже немцев. В Богушевичах евреев расстреляли и сбросили в специально вырытую яму. Я слышала, что спаслись во время расстрела Хайка Сохарава, она упала в яму и потом выбралась, и два брата – Гилька и Эля. Хайка потом рассказывала, что стали стрелять, на нее упал мертвый и столкнул в яму. Братья раненые тоже выбрались из ямы. Они были в лесу, потом в партизанах.

Чтобы кого-то из евреев прятали – не слышала, кто спасся, был в партизанах.

Спрятался один мальчик, как его звали, я забыла. Ему лет 15 было или меньше. Он убежал и попросился к нам на поселок, прятался в доме. Мы его в хате кормили месяца два, теплую одежду давали. Это было после расстрела евреев. Мы за болотом выкопали блиндажи, прятались там. Его туда отвели. Потом он попросился в партизаны. Мы уже знали, что в Кличевском районе наш бывший председатель сельсовета, потом секретарь райкома Баранов Антон Моисеевич руководит партизанами и отправили мальчика к нему.

Сыроквашко Степан, наш местный полицай по кличке Сухорукий, догнал его уже около деревни Наборок и убил. Полицая Степана потом расстреляли, поймала наша милиция его после войны.

Жила у нас Марийка Чайка у нее было много дочерей, про одну из них, Насту, говорили, что она гуляла с евреем и родила от него ребенка. Наши полицаи рассказали об этом немцам. Женщину с ребенком убили, дом подожгли. Труп женщины с малышом соседи еле вытащили из огня. Сожгли еще несколько домов партизанских семей.

Дом Романовых и еще несколько домов сгорели от бомб, сброшенных с самолета.

Развалины еврейской паровой мельницы
рядом с кладбищем.

Стояла старинная-престаринная Борухова-мельница. Во время войны она была цела, работала. На Боруховой-мельнице партизаны мололи зерно. Они ездили по деревням заказывали у крестьян зерно, сухари. Потом днем собирали и вечером или рано утром приходили к нам в лес и мололи зерно на мельнице. Дрова для паровой мельницы брали в пустых еврейских домах, да и сами дома разбирали. Я и теперь нахожу ямки, где партизаны прятали зерно. Я с партизанами возила на подводах мешки с мукой до Усакинских лесов.

После войны вернулся из эвакуации Ара Ключ, отец Гени. Он узнал о судьбе своей замученной дочки. Ара откопал останки девочек и перезахоронил их останки в Селибе на кладбище. Ара до войны подрабатывал тем, что ходил по деревням и фотографировал маленьких ребят. До войны, да и после, он работал заготовителем.

На кладбище похоронены и умершие после войны евреи, из тех, что еще жили в Селибе.

Мой отец сохранил книги в земле и фотографии в бутылке, закопанной в землю. После войны откопали бутылку с фотографиями и там, на фото выпускников, была и Геня. Ара тогда переснял фото дочки. Сейчас эти фотографии не сохранились.

У нас было 5 или 6 полицейских. Одного полицейского сироту Котика, по кличке «Кот», который со мной в школе учился, я сама после войны выдала. Он говорил, что был на фронте. Котика и Шмаровского, тоже полицейского, после войны арестовали и увезли. Больше мы про них не слышали.

В Селибе многих расстреляли, как партизан. Нашу Селибу называли «партизанским штабом».

Моих родителей тоже арестовывали. Мы выкупили их у полицаев за молоко и мед. Перед отступлением многих убили. Ночевали в землянках.

Хлопец с соседней деревни предупредил, что немцы сгоняют всех в одну хату. Мы, девчонки, в болото убежали. За нами немцы. Вдруг слышу крик знакомого парня: «Девки, домой! В Селибе красные!» Я и теперь если увижу немецкую военную одежду, то не по себе делается.

После войны вернулись уехавшие в эвакуации и фронтовики: Гиршики с шестью детьми, Карасики, но почти все сразу уезжали. Кто мог, продавал хаты. Многие евреи позднее уехали в Америку, в Израиль. Карасик Борис из Америки приезжал.

Еврейских домов осталось немного, только те, которые заняли беженцы во время войны.

Во время войны еврейские дома полицаи разбирали на дрова.

Старые еврейские дома на улице Центральной в Селибе.

Учитель Грубштейн уезжал в эвакуацию с дочкой Соней и беременной женой Дарьей. Она по дороге в Лисичено родила, и они все доехали до Несят. Там погрузились на поезд и уехали. После войны эта семья вернулась и жила здесь. Грубштейн и после войны работал учителем.

Оставалась еще Соня, дочь Рохи, она окончила до войны 8 классов. Была во время войны в эвакуации в Караганде. Работала на заводе, за работу была награждена медалью. После войны работала в школе пионервожатой, училась в педучилище, потом родила дочку, работала секретарем комсомольской организации, в сельсовете, председателем сельсовета. Она уже еврейские праздники не праздновала, обычаи еврейские не соблюдала. Правда, когда Соня уже на пенсии была, она угощала меня мацой из большой коробки. Мацу уже сами тогда не пекли. Эту коробку прислали из Франции.

Уже довольно много времени после войны прошло, года два, я уже работала в школе. Как-то было у нас комсомольское собрание, на которое пришел бывший местный полицай, я с ним училась, мы его дразнили «Кот». Во время войны все ходил, искал партизан. Я ему говорила: «Ты думаешь, партизан дурней чем ты, не ищи, такого дурня, как ты не найдешь». Он не признался, что был в полиции, после освобождения воевал в Советской армии, свою вину искупил. Я так возмутилась, сказала, если полицай, из-за которого я гнила в болоте, теперь такой же комсомолец как я, то не надо мне такого собрания. Положила свой комсомольский билет. Полицая этого потом арестовали, и где он сгинул, не знаю. Не вернулся.

Ефим Тимофеевич
Гальпер.

Из воспоминаний Ефима Тимофеевича Гальпера (1933 – 2008)

Я родился 17 августа 1933 года в Могилеве. Здесь жил до войны и после войны.

Я выходец из самой простой семьи. Мои родители из Березинского района Минской области. Есть такое еврейское местечко Селиба, оттуда вышло много известных людей. Мама моя – Фарбер Хая Эльевна, 1908 г.р. У матери было 9 братьев и сестер. У дедушки был собственный магазин. В 1939 году еще до войны он умер. А мы переехали в Могилев в 1933 году. И хотя дед торговал какой-то материей, но все имели только по одному платью. Семья была очень бедной, еле сводили концы с концами. Два брата мамы погибли на фронте в начале войны. Одна сестра погибла в Минске во время бомбежки. Еще одна сестра Рахиль тоже жила в Могилеве и замужем была за крупным партийным работником по фамилии Левит. Звали его Эфраим. Его оставили здесь в Могилеве для организации подполья и в первые же дни оккупации он был выдан фашистам соседями. Дочь и сын Эфраима Левита жили в Минске, а в 1980 году эмигрировали в США и сейчас они живут в Нью-Йорке. Уже на пенсии.

Фима Гальпер со старшими сестрами
Фаней и Зиной, уроженцами Селибы.

Отец Тевел Хаймович вместе со своей семьей до революции жил недалеко от Селибы в деревне Борцы. Это была типично русская или белорусская деревня, и жили там, в буквальном смысле бандиты, которые грабили людей на дорогах. И вот среди такого общества жила одна еврейская семья, четверо сыновей было у моего деда и три дочери.

После 1919 года Белоруссия была оккупирована белополяками, которые устраивали еврейские погромы. Дед тогда был расстрелян, а отца ранило в ногу. Он только недавно женился, и у него были две маленькие дочери Фаня и Зина 1921 и 1922 года рождения. Это были мои сводные сестры. Первой женой моего отца была родная сестра моей матери. Она сильно болела. У нее был порок сердца. В 1930 году она умерла, и он женился второй раз, и уже моя мама воспитывала его дочерей. Забегая вперед скажу, что стали они очень хорошими врачами.

Отец был мастером на все руки. Ему приходилось помогать деду, который имел небольшую лавку или шинок, то есть такой кабачок, где имел право торговать спиртными напитками. Отцу приходилось сплавлять лес по Березине, и он рассказывал, как по двадцать километров сопровождал плоты. Вообще, он и два его брата были очень сильными людьми богатырского телосложения. И вот когда здесь жить стало совершенно невыносимо, мой отец собрал своих братьев, сестер деда и бабушку и нелегально переправил их в Польшу, а оттуда они все перебрались в США.

Еще в 1868 году старший брат отца Иосиф уехал туда на заработки. Сейчас все мои дяди и тети уже умерли, но в свое время мы поддерживали с ними связь, переписывались, они приезжали сюда, а мы с женой ездили к ним в США. Остались их дети и внуки и сейчас это очень большая семья, человек 80.

Тевел Хаймович Гальпер
с американскими родственниками.

Когда мы в 1990 году были там, нас знакомили с 50-ю членами семьи. И сейчас в Нью-Йорке существует крупная строительная компания «Галпер и сын», которую основал в свое время брат отца Иосиф или на американский манер Джозеф. Трижды приезжали наши родственники в Советский Союз в 60-х годах, в 1970 и в 1980.

Отец никогда не хотел ни от кого зависеть. Это было его жизненное кредо. Он спрашивал Джозефа, своего брата американца, владельца 33-х многоэтажных домов с шикарными квартирами и швейцарами в подъездах: «Вот если я перееду, ты мне дашь квартиру?». Тот ответил: «Нет, я тебе сдам в аренду. Но как брату не буду повышать цену. Ну, если у тебя не будут хватать денег, я, конечно, добавлю». Отец говорит: «Так что, я у тебя каждый месяц буду просить в долг. Так я жить не хочу». Так он никуда и не уехал. А некоторые его братья и сестры смогли получить образование и стать полноценными членами американского общества. Брат отца Лейба стал инженером, Хайфа и Белка правда, работали в прачечной, а вот Нема удачно вышла замуж за очень состоятельного человека. Их дети и внуки – это заметные члены общества. Получили по одному, а то и два образования, стали врачами, инженерами, экономистами.

И это я забежал вперед. Сам отец, как уже понятно никуда не поехал. Он вернулся к жене и детям. Жена сама не хотела никуда ехать, да и дед по матери не хотел их отпускать. Как я уже говорил, отец за свою жизнь перепробовал массу работ. Кроме того, что он работал на хозяина, часто брал в аренду или лес или участок пашни и занимался сельским хозяйством. Приходилось с братьями собирать валуны в поймах рек и возить в город на стройки. В один период он увлекся торговлей, взял ссуду и купил крупный магазин. Причем закупил столько товаров, что все окружающие, просто разорились, потому что он продавал по дешевке. Было это во время НЭПа. В это время один из дядей по линии матери, Цодик, увлекался сионистскими идеалами. Была такая еврейская организация «Поалей цион», в которой он состоял. Отец тоже приобщился. Естественно, это была организация никак не шедшая в русле большевистских идей и их выслали в ссылку в Архангельскую область. Было это примерно году в 1927. В это время умерла его первая жена. Кстати, узнали эту историю мы значительно позже. А все время считали, что он подался в заработки, на лесозаготовки бросив на произвол судьбы жену и маленьких детей. Но самом деле все было не так. Отцу не разрешили приехать даже на похороны жены. Чуть позже его все же освободили, он вернулся домой и женился на моей матери.

Тевел Хаймович Гальпер на могиле отца.

В 1933 году мы переехали в Могилев. И отец решил заняться художественной фотографией, хотя раньше никогда этим не занимался. Насколько я знаю, фотографию свою он построил сам и сам в ней хозяйничал. Он всегда считал, что у каждого должно быть свое дело и нельзя жить от кого-то в зависимости. Можно сказать, что он был предпринимателем от рождения. Наверное, в свободном мире он стал бы очень крутым человеком в сфере бизнеса. Был не слишком грамотным, по предпринимательство в нем жило своей жизнью. Кстати, и дядя Джозеф так и не научился писать и читать по английский, но это не помешало ему поднять свой бизнес. А сам отец закончил хедер, читал и писал на идиш и, как я понимаю, знал иврит, так как читал Библию. Всегда в еврейские праздники мы собирались за столом, и он читал молитву.

Проработал он так до пенсии, до 1961 года. Если его охарактеризовать, более широко, нужно сказать, что он был очень красивым человеком, высоким и сильным. Думаю, когда он шел по деревне – многим девушкам нравился. Уже спустя много лет где-то в 1969 году раздался звонок из Риги. Говорила женщина на английском языке. Она просила к телефону Тевье и хотела разговаривать только с ним. А в то время у отца было сломано бедро, и он лежал в постели. Мы это объяснили звонившей, но она настаивала. Говорила, что очень хочет его видеть, что она для этого специально приехала из США. В общем, мы договорились, что в Ригу на встречу с ней приедет моя жена и сестра. Встретила их в Риге глубокая старушка, милая и ухоженная. Когда она нас увидела, стала плакать и говорить, что она всю свою жизнь в Америке мечтала увидеть Тевье, которого так любила. Потом старушка рассказала нам свою историю. Она была четыре раза замужем, жила в Балтиморе и всю жизнь вспоминала Тевье, с которым познакомилась еще в Белоруссии.

И вот сейчас, чувствуя, что скоро она уйдет из жизни, специально приехала, чтобы его увидеть. Встреча была недолгой и спустя несколько дней она снова позвонила в Могилев, и они с отцом долго говорила на идиш. Потом отец рассказал, что это была история, когда он еще молодым парнем ходил за 20 км на свидание к этой девушке.

Записал воспоминания, фотографии
Александр Литин

Местечки Минской области

Минск • Березино • Бобр • Богушевичи • Борисов • Вилейка • Вишнево • Воложин • Городея • Городок • Греск • Грозово • Дзержинск • Долгиново • Дукора • Дулебы • Зембин • Ивенец • Илья • Клецк • Копыль • Красное • Кривичи • Крупки • Куренец • Ленино • Логойск • Лоша • Любань • Марьина Горка • Молодечно • Мядель • Налибоки • Нарочь • Несвиж • Новый Свержень • Обчуга • Плещеницы • Погост (Березинский р-н) • Погост (Солигорский р-н) • Птичь • Пуховичи • Раков • Рованичи • Рубежевичи • Руденск • Селиба • Свирь • Свислочь • Слуцк • Смиловичи • Смолевичи • Старобин • Старые Дороги • Столбцы • Талька • Тимковичи • Узда • Уречье • Ухвалы • Холопеничи • Червень • Черневка • Шацк •