Когда-то в небольшом городке Узда жило много евреев. Сейчас остались считанные единицы. Рассказ белорусского писателя Алеся Махнача – это воспоминания о событиях более чем семидесятилетней давности.

Алесь Махнач

КАК МЕНДЕЛЬ К УЗДЕ ЖЕЛЕЗНУЮ ДОРОГУ ПРОКЛАДЫВАЛ

Однажды под самый вечер, идя с работы, наведалась ко мне в библиотеку делегация свиталовских женщин. Главной среди них была первая активистка местного колхоза Зося Очаповская. Она, как депутат сельского Совета, обратилась ко мне с необычной просьбой:

– Сашка! Ты знаешь, Мендель Данциг из Узды стал миллионером, его дядька жил в Америке. Недавно умер, и все свои миллионы оставил в наследство племяннику. Мендель на эти деньги задумал железку проложить от станции Негорелое до Узды, чтобы паровозы ходили. А вчера Заболоцкие мужики в ресторане выпивали с миллионером. Так он обещал им проложить железку до самого Заболотья.

– Так это же хорошо, – перебиваю активистку.

– Хорошо-то, хорошо. Дойдет железная дорога до вашей деревни, и паровоз в тупике окажется. Как такая махина развернется, чтобы паровозу впереди вагонов стоять? Вот мы и пришли, Сашка, к тебе. Ты начитанный, среди книжек живешь, втолкуй Менделю, как лучше паровозу разворот сделать. Пускай железную дорогу из Узды тянут не только до Заболотья, а чтобы она шла вкруговую: к нам в Свиталовку, отсюда – на Присынок, Низок, а там через Бервище вернется к Узде.

Я знал, с какой просьбой зайдут ко мне женщины. Еще днем услышал про это на колхозном дворе. Говорили мужчины. Правда, они, как члены нашего сегодняшнего парламента, разделились на лагеря – не могли найти консенсус относительно узденского миллионера и его задумки.

– Чушь несет Мендель, чтобы только выпить, – сказал один из колхозников.

– Ему же письмо прислали из Америки. Там все подробно написано, сколько миллионов получит, – утверждал другой.

– Считай, мешка два-три денег будет, – прикидывал третий. – Так почему бы один не пожертвовать на хорошее дело?

К приходу делегаток я нашел в энциклопедических изданиях про поворотный круг, на котором паровоз может развернуться на все 180 градусов, чтобы не ехать задом наперед. Рассказал про это женщинам, даже показал, где написано. Они не ждали такого краха своей научной идеи, своих надежд. Даже ничего козырного не нашли, чтобы побить то, что прочитали в уважаемой книжке. Наконец снова заговорила первая активистка колхоза:

– А ты, Сашка, молчи про круг. Пускай миллионер про это не знает. Гни свое: железная дорога от Узды должна идти вкруговую. Только подумай, какая выгода будет всем людям и хозяйствам нашего сельсовета!

– Если что, мы до райкома партии дойдем! – не сдержала своих эмоций одна из колхозниц.

– При чем здесь райком? Деньги Менделя. Он их хозяин. Что захочет, то и сделает, – пробую возражать.

– Попомните мои слова: не будет ни железной дороги, ни денег. Мендель их пропьет со своими дружками. Вокруг него теперь одни пьяницы крутятся.

– Рано так говорить, – сделала вывод другая. – Может, стараются задобрить миллионера. Заболоцкие уже договорились с ним.

– Договорились, – со смехом отозвалась еще одна. – Курей своих начали продавать на пропой.

- Вы напрасно так. Это кто-то выдумал, – защищаю я односельчан.

– Не выдумал, – не соглашалась делегатка. – Сама от заболоцкой слышала. Не буду говорить, кто она. Та женщина призналась мне: у нее две курицы пропали и нигде ни пуха ни перьев. Значит, свой вор. Они к нему, а он как раз из Узды пьяненький приплелся. «Твоя работа? - спрашивают. - За какие шиши пил с Менделем? Признавайся». Тот пык-мык и смолк. А после стал оправдываться: «Ты, баба, дурная, как ворона. Тебе к самому крыльцу хотят паровоз подать, чтобы могла поехать паней в Минск и куда захочешь, а ты на рожон лезешь. Отвези этих двух куриц в Москву, так за выручку от них в своей Узде пятерых лучше купишь».

Здесь женщины пустились в рассуждения.

- Железная дорога - это очень хорошо. Не нужно к шоссе тащиться на автобус, голосовать, чтобы остановился.

- А бывает, мимо пролетит, не возьмет.

- Мендель чушь несет, - вмешался я в разговор. - Бить поклоны ему не стану.

Через несколько дней мое «чушь несет» пошатнулось. Своими глазами видел толпу на Красной площади Узды. Здесь хочу заметить, мои земляки гордятся названием площади и никогда не переводят его на белорусский язык. Говорят: «Площади с таким названием есть в Пекине, Париже, Москве, в нашей Узде, а больше – нигде». Так вот на этой площади в центре толпы - Мендель Данциг, вокруг - члены его «железнодорожной кампании». Все веселые, только что из ресторана. Мендель громко дает «интервью». Люди интересуются железной дорогой: где будет вокзал, когда первый паровоз приедет в районный центр, как часто будет ходить и про цены на билеты спрашивают.

Откуда ни возьмись милиция тут как тут. Районный начальник майор Варивончик командует:

- Не толпись! Разойдись! Больше трех не собираться!

В первые послевоенные годы милицию уважали и очень боялись. Все послушно потихоньку стали расходиться. Правда, некоторым излишне веселым членам «железнодорожной кампании» дорогу с Красной площади показали милиционеры: заболоцким – по Ленинской улице, бервищанским – в обратную сторону.

Один из веселых компаньонов в хорошем подпитии задержался перед майором и, хлопнув в ладоши, подпрыгнул перед ним:

- Больше трех не собираться - понятно! А на троих можно? - слетело с пьяного языка.

- Забыл свою дорогу к дому?! Покажем! В казенном доме ночевать будешь! - сурово оборвал майор весельчака.

У того сразу руки опустились.

- А ты чего руки в карманах держишь? - накинулся майор на другого. - Может там тайком фиги советской милиции показываешь?

И вмиг все поняли: нужно скорее уходить с Красной площади, что¬бы не попасть на ночлег в казенный дом.

Вскоре узденская «железнодорожная кампания» обанкротилась. Ее «президент» Мендель Данциг снова стал бедным местечковым евреем. Некоторые из его недавних дружков даже перестали с ним здороваться. «Обдурил нас... - говорили. - Додумался на шармачка...».

О крахе миллионера заговорили не только в Узде. О последнем заседании «железнодорожной кампании» рассказывали Заболоцкие. Состоялось оно за самым длинным столом районного ресторана. На почетном месте восседал, конечно, Миша. Так перекрестили Менделя Данцига его помощники. Когда были высказаны все тосты и выпили даже за то, чтобы у одного заболоцкого корова не осталась передойкой, со стаканом, налитым до краев, под¬нялся самый находчивый. Поднял за собой и остальных. Со слезами и жалостливой тоской начал:

- Товарищи! У нашего Михаила большое горе - умер в Америке дядька. Давайте молча помянем..

Тут племянник покойника спеш¬но перебил выскочку:

- Мужики! Мужики! Рано еще! Грех не будем брать на душу, - и поставив свой нетронутый стакан на стол, сел. За ним, как по команде, опустились на стулья и его дружки.

Некоторое время все сидели молча, будто воды в рот набрали. Ждали, что скажет Миша. Думали, американского покойника нужно поминать по традициям иудейской веры, и вставать за столом было великим грехом.

- Мужики! – произнес, наконец, Мендель Данциг. - Дядька мой не умер. И кто знает, сколько он еще проживет на этом свете.

- Мишка! Подожди! В бумагах, которые тебе из Америки прислали, что там? Показывай! - стал требовать догадливый, который подбил всех помянуть американского покойника.

Из тесного заплатанного старого пиджачка с короткими рукавами Мендель достал конверт с заморскими марками, весь в штемпелях.

- Вот, читайте! - и положил на стол. - Здесь все написано.

Компаньоны, осмотрев со всех сторон конверт, сделали вывод:

- Настоящий! Не советский, - и достали из него листок бумаги. - Не по нашему написано, - сказали они и вернули адресату. - Читай! Что здесь?

- Я не умею. Мне один студент переводил, - услышали ответ.

- На каком курсе он? - допытывались.

- В этом году поступил...

- Сопляк твой переводчик! - перебил Менделя догадливый. - Ты найди такого грамотея, чтобы правильно все прочитал, слово в слово, может здесь пишется, что твой дядька давно окочурился, а ты...

- Живой! Живой! Это письмо он сам прислал. Почерк его. Пишет, сердце подводит, инфаркт был. После больницы оформил все документы на свое богатство в мою пользу. Сколько ему осталось жить, не знаю.

Все поняли: миллионы, на которые надеялись, лопнули, как мыльный пузырь. Железной дороги «Негорелое - Узда – Заболотье» не будет. Больше тостов никто не говорил. Молча допивали и доедали то, что оставалось на столе. Незаметно покидали ресторан. Некоторые еще оставались на плаву и утешали человека в его «большом горе»:

- Миша! - говорили. - Возьми себя в руки! Мужайся! Не падай духом! Дядька твой обязательно умрет. Инфарктники долго не живут. Бывает, некоторые ходят, ходят и на полпути ни с того, ни с его брык - и готов покойник.

- Будем надеяться на лучшее, - дипломатично отвечал Мендель Данциг. И трудно было понять смысл его слов: он желал своему дядьке выздороветь или скорее умереть.

Была и вторая «версия" краха "кампании». Некоторые утверждали, что «миллионера» вызвали в соответствующие органы.

– Признавайся, – заявили ему там. – Как это у тебя дядька-буржуин в Америке объявился?

Как попу на исповеди, человек во всем признался о своем заокеанском земляке, даже показал его письмо.

- Тут все оговорено. Разобрались и предупредили: - Твой иностранец живой, а ты

делаешь поминки за его упокой. Хочешь на международный скандал нарваться? Если Америка узнает про твои штучки, сядешь в тюрьму и не увидишь своих будущих миллионов.

Притих Мендель Данциг, не стал больше носиться с новостью, которую получил из Америки. Притихла и его «железнодорожная кампания» - не целовалась в районном ресторане со стаканом, не давала заведению хорошую выручку; в соседних деревнях спокойно бегали во дворах и неслись куры. Больше про миллионы ни слухов, ни сплетен. Люди про эти шальные деньги перестали зубы скалить, насмешки строить, не судили, не рядили. Понимали одно: только выпивохи могли придумать те «миллионы» и железную дорогу аж до Заболотья.

Но «президент» бывшей «железнодорожной кампании» не считал, что здесь вся песня спета. Верил, дядька слов на ветер не бросает - рано или поздно умрет и железнодорожные пути по родной Узденщине в конце концов будут проложены. Будущий миллионер даже сон потерял. Часто ночами прикидывал, как «зайцем» на товарняке доберется до Москвы и зайдет к самому Лазарю Моисеевичу Кагановичу. Он же до войны и почти всю войну был народным комиссаром путей сообщения СССР, и теперь еще большой начальник. Считай, после Сталина и Молотова третья шишка в советском правительстве и партии. С таким большим человеком хочется по-братски поговорить. У богатого на всех языках деньги говорят. Известно, с мешками, в которых миллионы, и когда человек несет их государству на доброе дело, можно и без пропуска и без лишних слов в Кремль. Тут никто не станет палки в колеса ставить.

Мендель Данциг думал и про то, что не повредит оставить немножко денег и для себя: нужно же поставить на ноги детей, да и дырявую крышу подлатать. Решил купить наручные часы, винтовку, гармошку, велосипед, костюм, ботинки, теплую одежду. Рассказывал об этом каждому встречному-поперечному - пускай не думают, что собирается в капиталисты податься. Человек хорошо помнил довоенное время, когда шло раскулачивание. Только за то, что дом был покрыт жестью, мог ее хозяин вместе с семьей попасть туда, где и комар не летает.

Плыли дни, за ними - годы. Много воды в Немане утекло, мало рыбы осталось. Так и с моей памятью. Но то, что знаю о судьбе миллионов таких, как Мендель Данциг, расскажу. Так оно или не так, не буду утверждать, поведаю то, что слышал.

Когда я жил и работал уже в Минске, узнал: «Минюрколлегия СССР ищет свояков американского Данцига, хочет передать им в наследство все его богатство». Значит, нет у нашего Менделя родного дядьки в Америке, а есть его миллионы. С ними тепло и страшно будет человеку подумалось мне тогда.

Тем же летом приехал я в свое Заболотье. Люди горюют: не будет железной дороги к нашей деревне, не будет ее и до Узды. Кто-то сказал: полупустые вагоны паровоз не станет гонять напрасно. И Лазарь Моисеевич Каганович здесь не поможет. Бешеные деньги узденского миллионера пойдут на более нужное людям. Кто-то из разумных районных начальников вбил это в голову Менделя Данцига. И он начал носиться с новой идеей.

- Построю в городском поселке больницу, положу на улицах и Красной площади Узды асфальт. Но сначала посмотрю, сколько денег мне приплывет из-за океана.

Райком партии руками и ногами открестился от буржуйских долларов. Партийная казна не такая бедная, чтобы радоваться каким-то миллионам американского капиталиста. Правда, к этим миллионам изо всех сил стремился бедный исполком горпоселкового Совета. Он подключил сюда общественность Узды. Стали писать в Москву, челом бить и утверждать в один голос: все родные и близкие узденского Данцига расстреляны фашистами во время войны, только он один, круглый сирота, остался на этом белом свете. Обратились с просьбой к Дайру Славковичу, тогда еще начинающему, а сегодня хорошо известному писателю. Надеялись, он более образно напишет такую челобитную. Помогали ему писать представители общественности. Они напоминали запорожских казаков, которые писали письмо турецкому султану. Только не с юмором, не с роготом, как это на картине известного художника, а озабоченно выверяли каждое слово. Там, где речь шла о том, что узденский миллионер передает свои деньги на нужды родного района, а себе решил купить самое необходимое, в том числе и ружье, кто-то порекомендовал добавить слово «охотничье». Мало ли кто и что может подумать.

А Минюрколлегия СССР потребовала от Менделя Данцига сотни сведений с круглой печатью, на которой должен был отчетливо красоваться Герб Советского Союза. Признавался действительным и документ с двухглавым орлом царской России. Даже, если такая бумага была выдана человеку в прошлом столетии.

Может, здесь московские чиновники были ни при чем, а все Америка баламутила и требовала точных документов про всю родословную советских Данцигов: об их дедах, прадедах, детях, внуках, родителях - где и когда родились, на ком женились, кого родили, где жили, когда умерли, где похоронены и так далее.

Если бы знал человек, что на него когда-нибудь свалится с неба такое богатство, так, наверное, начал бы собирать еще с колыбели все нужные бумажки про свою близкую и далекую родню. А Мендель Данциг никогда не интересовался своим американским дядькой. Боялся, чтобы про заграничного свояка не узнала советская власть.

И правильно делал. Пожалуйста, загляните хотя бы в недавние справочники о белорусских писателях, прочтите их биографии. Там каждый утверждает: родился в бедной крестьянской семье, пас коров, гусей, свиней. Как будто из середняков одни тупицы выходили, Не говоря уже про детей кулаков. Государство знало заранее, что у них родятся «злостные враги народа». Им не давали нигде ходу. Одна была дорога - с родителями в снежную Сибирь.

В такой жизненной завирухе бедный местечковый еврей старался жить ниже травы, тише воды.

На все челобитные общественности Узды и самого будущего миллионера Минюрколлегия СССР присылала короткие ответы: ищем, может, из этих покойников, о которых вы пишете, кто-нибудь еще объявится. Продолжали искать, ждать, но только больше никого не находили, даже с того света никто не вставал, чтобы позариться на миллионы.

Так и не дождался Мендель Данциг своих мешков с бешеными деньгами. Они его доконали раньше времени.

«Миллионера» похоронили в том самом старом, не по росту сшитом пиджачке с обношенными рукавами. Покойник оставил двух сыновей - законных кандидатов на наследство американского богача. К сожалению, вскоре один из них умер. Второй махнул на все рукой, переехал из Узды в одну из деревень родного района, стал членом местного колхоза. Там женился, обзавелся собственным хозяйством. Бывший экс-кандидат на получение миллионного наследства от американского свояка, который уже год собирался проложить дорогу - тропинку из железобетонной плитки - от своей «фазенды» до собственной «фермы», чтобы можно было и в слякоть не месить каждый день грязь во дворе. Но инфляция и свиньи все съедали. В последнее время человеку все-таки удалось проложить такую дорогу.

После того, как давным-давно пропали у заболоцкой женщины две несушки, в моей родной деревне никто ничего не воровал. И на тебе! В 1994 году районная газета «Красная звезда» напечатала статью «В Заболотье крадут курей». Десять несушек было у одинокой пенсионерки Марии Мохнач. У старой женщины это единственное богатство. И вот отважился кто-то приделать курам крылья. Они улетели, понятно, не в фонд «железнодорожной кампании», про которую люди перестали вспоминать.

Да что тут говорить про такие преступления! Вон, когда-то из моего родного района украли железную дорогу со станцией, новое здание больницы, асфальт с Красной площади и улиц Узды. Может, что-то еще, гораздо большее. Одни говорили, должны были прислать Менделю Данцигу два миллиона долларов, другие – четыре. Все их человек собирался пожертвовать родной земле и ее людям.

И до сегодняшнего дня моя Узденщина еще не слышала ни гудка паровоза, ни стука вагонных колес на стальных рельсах. Но новое здание районной больницы есть, лежит асфальт и на улицах, и на площади городского поселка, построен новый автовокзал. Сделано все это за деньги из государственного бюджета. От красивого здания автовокзала по всем направлениям ходили местные автобусы. Но однажды они исчезли. Пропал и единственный городской с табличкой «ул. Ленина - Красная площадь – Автовокзал».

И по асфальту Узды каждое утро покатили на велосипедах люди. А те, у кого нет двухколесного коня, пошли быстрым шагом – все торопились на работу. Как в Шанхае. Правда, последнее время автобусы начали возвращаться на свои прежние маршруты. Пока делают это перед выходными днями и в выходные, а иногда – и в будни.

Эта история с миллионами происходила тогда, когда над нашей Узденщиной из столицы Беларуси в местечко Копыль – на родину основоположника реалистической литературы на идиш Менделя Мойхера-Сфорима летали пассажирские самолеты. А более точно – в 50-е годы нашего века.

Перевод с белорусского Л. Пасютина

Местечки Минской области

Минск • Березино • Бобр • Богушевичи • Борисов • Вилейка • Вишнево • Воложин • Городея • Городок • Греск • Грозово • Дзержинск • Долгиново • Дукора • Дулебы • Зембин • Ивенец • Илья • Клецк • Копыль • Красное • Кривичи • Крупки • Куренец • Ленино • Логойск • Лоша • Любань • Марьина Горка • Молодечно • Мядель • Налибоки • Нарочь • Несвиж • Новый Свержень • Обчуга • Плещеницы • Погост (Березинский р-н) • Погост (Солигорский р-н) • Птичь • Пуховичи • Раков • Рованичи • Рубежевичи • Руденск • Селиба • Свирь • Свислочь • Слуцк • Смиловичи • Смолевичи • Старобин • Старые Дороги • Столбцы • Талька • Тимковичи • Узда • Уречье • Ухвалы • Холопеничи • Червень • Черневка • Шацк •