Мария Алюзман

МЕСТЕЧКО ПТИЧЬ

(Отрывок из книги «Мост через Лету»)

Будь у меня талант Голсуорси, создавшего «Сагу о Форсайтах», я бы написала сагу о нашем семействе. Поверьте, история эта не менее интересна, не менее богата и достойна мастерского пера. Но, увы, я не обладаю писательским мастерством и напишу, как умею. Не судите меня строго. Просто я очень хочу, мои дорогие, чтобы вы не росли людьми, не помнящими родства. А нам, евреям, и подавно надо знать свои корни. Сам Бог велел.

Ну, что ж, давайте отправимся в путь по дорогам прошлого. Я поведу вас. Сначала заглянем в небольшой еврейский городок под названием Птичь.

…Еврейские местечки. Их много было разбросано по Белоруссии, откуда я родом, и по Украине, где мы жили потом. Маленькие домишки, синагога. Жители соблюдали еврейские традиции и всё знали друг о друге. Об этих еврейских местечках сложено немало задушевных песен, их увековечил в своих книгах писатель Шолом Алейхем.

До войны они жили в Птичи. Песя Голод,
её дочь Маня (после замужества - Агафонова)
и сын Мани - Феликс. 1934 г.

Наш маленький городок украшала полноводная речушка под тем же названием – Птичь. Она впадает в реку Припять, которая в свою очередь вливается в большой судоходный Днепр, несущий свои воды в Чёрное море. Посёлок окружал густой дремучий лес, который начинался прямо за хатами. По грибы и по ягоды далеко ходить не надо.

Особенностью Птича, его преимуществом перед другими местечками был вокзал. Железная дорога – значит связь с миром. На станции стояли извозчики, ожидавшие поезда. Они отвозили прибывших пассажиров в посёлок. Лошади с повозками – тогдашние такси и вообще самый распространённый вид транспорта.

Вот в этом местечке жили мои родители: папа Лазарь Наумович Шимашевич и мама Броня Исааковна (девичья фамилия Голод). Здесь у них родилось четверо детей: в 1923 году – Исаак (Саша), в 1925-ом – я, Мария (Муся), в 1929-м – Иосиф, и в 1937-м появился наш младший братик Сёмочка.

Еврейские семьи были многодетными. Каждая семья имела свой небольшой домик, хозяйство. Рядом – дары природы: грибы, ягоды, рыба. Помню, мы с мамой ходили в лес и возвращались с полными корзинками ягод и грибов.

Довоенный снимок учащихся еврейской семилетки местечка Птичь. Среди школьников мой кузен Исаак.

До революции 1917-го года в местечке работал лесопильный завод. К нему прорыли канал. Зимой канал замерзал, и мы катались по льду на самодельных коньках и санках. При отступлении поляки сожгли лесопилку. В 20-е годы после гражданской войны построили новый лесопильный, а также смолокурный завод. Жители местечка, в основном, трудились там. Большого выбора работы не было. Но, тем не менее, никто не бездельничал, женщины растили детей, занимались хозяйством. Дети ходили в одну единственную школу-семилетку, было также четыре класса еврейской школы, которую в 1938 году закрыли. Синагогу тоже закрыли и сделали там клуб.

Струнный оркестр. Птичь, 1938 г.

Молодёжь у нас была талантливая. В клубе устраивались разные концерты, где молодые люди пели, танцевали, играли на музыкальных инструментах. Выступали и мы, школьники. Я и Саша участвовали в струнном оркестре. Сохранилась фотография юных оркестрантов. Кружками художественной самодеятельности руководили наши учителя. Молодёжь есть молодежь. Ей бы повеселиться, попеть, потанцевать. А вот нашим родителям, бабушкам, дедушкам приходилось хуже. Закрытие синагоги лишило их возможности собираться вместе на религиозные праздники и отмечать их открыто, торжественно. Тайно, с опаской встречались они у раввина дома, боясь, что кто-нибудь донесёт об этом властям.

Мы, дети, очень любили наш маленький Птичь. Летом здесь раздолье – река, лес. Приезжали на отдых родственники из городов, слетались на каникулы студенты. Вечерами на крылечках домов звучали песни и звуки скрипки.

После революции 1917 года еврейская молодёжь стала вырываться из мест оседлости в города – в новый мир, новую жизнь. Из нашего местечка вышли замечательные специалисты: врачи, учителя, инженеры, кадровые военные, учёные. И вот, что удивительно: как бы судьба не разбросала нас, мы старались не терять друг друга. Я до сих пор в тесном контакте с Хусенскими Борей и Галей из Израиля, Цилей Люлевой из Флориды, Аней Златиной из Кливленда. Мы переписываемся, перезваниваемся.

В 1938 году семья наша покинула Птичь. Время, прожитое здесь, я вспоминаю с теплотой и светлой радостью. Это, пожалуй, лучшие годы моего детства. Впрочем, на этом оно и кончилось.

Ныне наше еврейское местечко без евреев. Возможно, где-то ещё сохранились звёздочки на домах как память об еврейских парнях, сложивших свои головы в борьбе с фашизмом. Помню, я видела уже после войны на воротах домов такие звёздочки: где одна, где две, где три. Живя уже в Украине, во Львове, мы не раз наведывались в родное местечко, возлагали цветы на братскую могилу замученных и расстрелянных земляков. Бывали там мои братья Саша и Ёся с жёнами Цилей и Дусей и, конечно, я со своим Мишей. Мы встречались с теми, кто остался жить там, обнимали их как родных и... плакали, плакали, не стесняясь слёз. Как же оно вошло в наши души это маленькое тихое еврейское местечко, выпустившее нас в сей мир. Позже мы узнали, что Птичь стал приютом для беженцев из Чернобыля. К счастью, его обминула стороной губительная радиация, и местность оказалась экологически чистой. Так что жизнь там продолжается.

Песя Голод
с дочерьми Броней и Фаней.

Надпись на обороте фотографии.

Я, Клара Агафонова, высылаю дополнительные снимки к материалу Марии Алюзман (Шимашевич) о местечке Птичь. Мобилизованный мною американский племянник Иосиф Шимашевич взялся реставрировать старые фото из семейного альбома Марии Алюзман, сделанные в местечке Птичь в довоенные годы.

Снимок – Песя Голод с дочерьми Броней и Фаней сделан в 1922 году. Броня – мама Марии Алюзман, расстреляна фашистами в Крыму вместе с четырёхлетним сыночком Сёмочкой. Их имена записаны в Книге памяти музея Катастрофы Яд ва Шем в Иерусалиме.

Описывая местечко Птичь, Мария Алюзман вспоминала, как молодёжь местечка проводила досуг. В частности, она вспоминала о школьном кружке струнных инструментов. Сохранилась фотография этого кружка. Очень трогательно выглядят надписи на обратной стороне снимков.

Об авторе и его книге
ПРОСТО МУСЯ

Автор этих заметок – Мария Алюзман, в девичестве Шимашевич, человек самый обыкновенный. Она ничем особым себя не прославила, не возвеличила. Но сделала на склоне лет своих поистине великое дело – построила мост между разными поколениями своего рода-племени, мост через Лету, в которую нередко канет память о наших прародителях.

Согласитесь, в большинстве семей домочадцы равнодушны к своим генеалогическим корням. Разве что потомки знатных родов или знаменитостей стараются хранить память о предках, гордясь своей высокородностью или славой выдающихся пращуров, при этом, пытаясь попасть под лучи их славы. А если уходит из жизни человек простой, каких большинство, то вряд ли кто из потомков уже четвёртого поколения вспомнит о нём. А ведь этот простой человек, наверно, прожил непростую жизнь, вобрав в себя частицу вселенской истории. Вокруг него и в нём самом был свой мир, порой интересный и значительный. Справедливо ли такое беспамятство?

Нет, несправедливо, – считает Мария Алюзман. Обидно, что дети её детей почти ничего не знают об её отце и матери, об их эпохе, о том удивительном чувстве родства, которое объединяло и согревало предыдущие поколения. И она решает проложить мост через реку забвения – Лету, дабы не утонуло в ней хотя бы то, что помнит она, что слышала от своих родителей.

С решимостью и отвагой берётся она за летопись своего рода, начиная с зари XX столетия, и заглядывая в щёлочку века XIX. Поступок весьма самоотверженный, ведь Мария отнюдь не профессионал в подобном «строительстве». Писательское перо для неё – инструмент незнакомый. Но она дерзнула взять его в руки и начала писать под диктовку памяти и любви, желая по душам поговорить с потомками через годы, через расстояния.

Она давно вынашивала этот план. Просила других осуществить его – есть в её роду люди с писательской жилкой. Но им всё было недосуг, а может, не придавали значения сей затее. Но когда ушёл из жизни муж Марии, а затем младший брат, она решила: откладывать больше нельзя. Кто, если не она?

Моя многолетняя журналистская практика позволила мне стать подсобным рабочим в этом «мостострое», чем я очень горжусь. Я взялась редактировать рукописи Марии Алюзман не по контракту, а по душе, так как в данной ситуации я не чужак, не стороннее лицо. Автор мемуаров – моя кузина, и для меня она – просто Муся. Для всей нашей «мишпахи» она просто Муся. Меня с ней много связывает, как и каждого из нас. В ней как-то по-особому проявляется чувство родни. Именно благодаря ей, большинство наших родственников собрались Америке. Она к этому приложила немало усилий. Так же, как в своё время моя мама, Мария Агафонова (в девичестве Голод) собрала рассеянную войной родню в славном городе Львове. Где бы сейчас ни жили наши родственники, они постоянно ощущают, что есть у них родной, близкий человек – Муся.

Закончив свои мемуары, Муся вдруг спохватилась: «Я ведь ничего не рассказала о том, чем занималась в жизни. Я подробно описала своё германское пленение – это незаживающая рана, но о том, что делала после войны, умолчала. Неловко об этом говорить. Но вдруг внуки спросят: «Бабуля, а где ты работала? Есть ли у тебя профессия?» Если спросят...

В своей вступительной статье я немного восполню этот пробел. Я уже говорила: Муся – человек самый обыкновенный, ничем не выдающийся. Но она относится к категории людей, у которых всё ладится, любое дело спорится, за что бы они ни взялись. После войны, после германского плена она мечтала учиться. Учёба всегда ей давалась легко. Зная неплохо немецкий язык, она поступила на трёхгодичные московские заочные курсы немецкого языка и успешно закончила их. Тогда Муся жила во Львове, у нас в доме, и я помню её склонённую над учебниками, помню, как упорно грызла она науку. Муся получила диплом переводчика, но работать по специальности не пришлось из-за анкетных данных. Но когда дети подросли, пошли в школу, Муся опять решает учиться. Она поступает в медицинское училище. В доме появился третий ученик, по возрасту старше всех. Но учился этот ученик лучше всех. Окончив училище, Муся работала старшей медицинской сестрой в большом дошкольном детском учреждении (детский сад-ясли). Я не раз забегала к Мусе на работу, видела, как липнут к ней ребятишки, как уважают её сотрудники. Потом десять лет, до самой эмиграции, Муся работала медицинской сестрой в поликлинике Львовского Государственного университета. Она очень любила свою работу, радовалась тому, что помогала малышам, а потом студентам. Это, пожалуй, её призвание – помогать людям, дарить им своё тепло. О таких говорят: «тёплый человек». А свою эмигрантскую жизнь Муся посвятила внукам и мужу Мише, который очень болел.

Муся Алюзман. «Мост через Лету».

В Америке она довольно легко освоила доселе незнакомый ей английский язык, что не всегда удаётся людям в её возрасте. И вот взявшись за незнакомое ей дело – написание мемуаров, она справилась и с ним.

Поначалу я полагала, что заметки об истории нашего рода предназначены лишь для внутрисемейного чтения. Дескать, кому интересно, кто в чужой родне чей-то дедушка или чья-то тётушка. Так-то оно так, но... Во-первых, воспоминания Муси не только прослеживают родственные связи. Разве не интересно, к примеру, узнать, как еврейская девушка из бедной семьи вышла замуж за потомка русских дворян, который был другом семьи министра обороны маршала Советского Союза Тухачевского, расстрелянного Сталиным. Это о нашей тёте Тасе. А разве не интересно широкому кругу читателей познакомиться с историей белорусского журналиста, осуждённого на десять лет за чтение книги Джона Рида "Десять дней, которые потрясли весь мир" и ставшего в сибирских лагерях заслуженным изобретателем России. Это о нашем дяде Володе Штаркере.

Один из членов нашей родни – учёный с мировым именем. Эмигрировав в США, штат Калифорния, он дал толчок развитию науки паразитология, сделав немало интересных исследований и открытий. Это Борис Куперман.

А как трогательно звучит рассказ о 12-летнем еврейском мальчике, затерявшемся в пучине гражданской войны в России. Не найдя сына, родители с другими детьми эмигрировали в Южную Африку. Это о Мусином отце Лазаре Шамашевиче. Только через 51 год встретился он со своими родными братьями и сестрой. Сын Лазаря – Иосиф – тоже в 12 мальчишеских лет затерялся в пучине уже второй мировой войны. То, что пережил этот еврейский мальчик, находясь среди врагов, играя в кошки-мышки со смертью, он потом описал в своих пронзительных рассказах, где есть и философская глубина, и взгляд историка. Произведения Иосифа Шамашевича публиковались в американских русскоязычных изданиях. (Это он у нас с писательской жилкой.) Сейчас готовится к печати книга его стихов и рассказов, которую, увы, он уже не увидит. Один из его рассказов – «Мой Пурим» – Муся вставила в свои воспоминания.

Вряд ли кого-нибудь оставит равнодушным история самой Муси, чудом уцелевшей в годы войны с фашизмом. Её угнали на каторжные работы в Германию, разумеется, под вымышленным именем, иначе её просто расстреляли бы, как расстреляли её маму и маленького братика Сёмочку.

Для меня самой стало откровением, что кто-то из нашей родни участвовал в войне за независимость Израиля. Нет, воспоминания Муси не только прослеживают рост и развитие генеалогического древа. Она рассказывает о личных судьбах в контексте истории, обозначая штрихи к портрету эпохи. Это во-первых. А во-вторых... Вспомните, как часто мы говорим: «Все евреи – родственники». Мы произносим эту фразу обычно полушутя, полусерьёзно. А ведь есть в этой «полушутке» не доля правды, а сущая правда.

Как-то мне пришлось общаться с одним пожилым человеком, родившимся в Америке. Более 30 лет он жил и работал в Израиле. Будучи безнадёжно больным и готовясь к уходу в мир иной, он стал воссоздавать для потомков фамильное древо. Он докопался до корней 200-летней давности. Я была удивлена, что его предки, как оказалось, жили в Белоруссии, в Украине, в России (также как и мои). А если копнуть ещё глубже?...

Возможно, что кто-то из заинтересовавшихся этими мемуарами вдруг зацепится за веточку, которая переплетается с его родовым древом. Всё может быть...

Клара Агафонова,
редактор книги Марии Алюзман (Шимашевич) «Мост через Лету»

Местечки Минской области

Минск • Березино • Бобр • Богушевичи • Борисов • Вилейка • Вишнево • Воложин • Городея • Городок • Греск • Грозово • Дзержинск • Долгиново • Дукора • Дулебы • Зембин • Ивенец • Илья • Клецк • Копыль • Красное • Кривичи • Крупки • Куренец • Ленино • Логойск • Лоша • Любань • Марьина Горка • Молодечно • Мядель • Налибоки • Нарочь • Несвиж • Новый Свержень • Обчуга • Плещеницы • Погост (Березинский р-н) • Погост (Солигорский р-н) • Птичь • Пуховичи • Раков • Рованичи • Рубежевичи • Руденск • Селиба • Свирь • Свислочь • Слуцк • Смиловичи • Смолевичи • Старобин • Старые Дороги • Столбцы • Талька • Тимковичи • Узда • Уречье • Ухвалы • Холопеничи • Червень • Черневка • Шацк •