Поиск по сайту

 RUS  |   ENG 

Эммануил Иоффе
«ЕВРЕИ КОПЫЛЯ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ»

Кандель Феликс
Из книги «ОЧЕРКИ ВРЕМЕН И СОБЫТИЙ ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКИХ ЕВРЕЕВ»

РОЗЫСК РОДСТВЕННИКОВ

Кирилл Ладутько
«ЭКСКУРСИЯ ПО КОПЫЛЮ С АЛЕСЕМ МАРТИНОВИЧЕМ»

Диана Ткаченко
«ЕВРЕЙСКИЕ СТРАНИЦЫ КОПЫЛЯ»

Копыль в «Российской еврейской энциклопедии»


Кандель Феликс

Из книги
«ОЧЕРКИ ВРЕМЕН И СОБЫТИЙ ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКИХ ЕВРЕЕВ»

Можно много и долго рассказывать о временах правления Николая I и о событиях той эпохи, но из этих разрозненных частностей все равно не сложится общая картина жизни еврейского города или местечка – день за днем, событие за событием. Нужен современник, нужен очевидец, нужен выходец из этой среды, который оставил бы свои воспоминания – подробные и достоверные. Жил в России еврейский писатель Абрам Израилевич Паперна, который описал жизнь своего родного городка в николаевскую эпоху. Попробуем повторить его рассказ – с большими сокращениями и в иной последовательности, но сохраняя, по возможности, стиль автора.

Городок Копыль, Слуцкого уезда, Минской губернии с его деревянными, крытыми соломой, иссохшими и сгнившими бревенчатыми домами стоял на высокой горе, посреди полей, лугов и лесистых холмов. В описываемое время Копыль мог иметь около трех тысяч душ населения: евреи, белорусы и татары – представители трех различных миров. Христиане и магометане расселялись в боковых улицах по уступам горы и под горой, евреи же – на вершине горы, где находилась базарная площадь. Из-за такого видного места, занимаемого евреями, а также из-за их сравнительной многочисленности и свойственной евреям подвижности, Копыль на первый взгляд производил впечатление чисто еврейского городка.

У православных христиан Копыля и его окрестностей был только один храм, а у евреев на синагогальном дворе – синагога, бейт-мидраш, клауз и молельня общества портных. Там же помещался и дом раввина, который всегда был открыт для каждого. Все денежные, супружеские и прочие споры у евреев решались раввинским судом, к которому с полным доверием обращались и местные христиане в своих спорах с евреями. Суд этот был – надо отдать ему справедливость – скорый, справедливый и притом очень дешевый. Пострадавший обращался к раввину, раввин посылал служку за обвиняемым, и тот немедленно являлся – случаев неявки не бывало. Затем обе стороны клали на стол плату за судебное разбирательство – все равно сколько, но только поровну, и разбор начинался. Наконец, произносился приговор в окончательной форме, который беспрекословно исполнялся, без помощи судебных приставов, а в силу авторитета раввина.

Клауз был единственным каменным зданием в городке и служил молитвенным домом для почтенных копыльцев, выделявшихся знатностью рода, талмудической эрудицией, набожностью или благотворительностью. По субботам и на праздники они одевались в черные сатиновые одежды с бархатными воротниками и в меховые шапки с бархатным верхом – «штреймель». Одежды часто бывали ветхими, перешедшими по наследству от предков, шелк и бархат утрачивали свой первоначальный цвет, мех из штреймеля мало-помалу вылезал, – тем не менее, эти, как их называли, «красивые», или «шелковые люди» сознавали свое достоинство и умели внушить к себе уважение других. Почтенные копыльцы относились пренебрежительно к ремесленникам, извозчикам, чернорабочим, которые были менее сведущи в Законе и не могли уделять время молитве и богоугодным делам. Знатный копылец ни за что не выдал бы свою дочь за ремесленника: это считалось позором для семьи. «Слава Богу, – любили повторять они, – в нашем роду нет ни одного выкреста и ни одного ремесленника». После утренней и вечерней молитвы «шелковые люди» занимались в клаузе своим любимым предметом – изучали Талмуд. Клауз заменял им и клуб: в сумерки любили они собираться в уютном, теплом уголке за печкой, чтобы вести дружескую беседу о религиозных и светских делах и о политике – внешней и внутренней.

Был среди них староста кагала реб Хаимке, сутуловатый и подслеповатый, который во время молитвы плакал, рыдал, проливал горючие слезы, за что его и прозвали «гройсе баалбехи» – «великий плакальщик». Был там и реб Лейзер Янкель, обиженный природой, которая отказала ему в самом необходимом – в бороде, что он считал величайшим для себя несчастьем. Напрасно он сжимал и щипал свой подбородок: ничего не выжал и не выщипал. Реб Лейзер Янкель принадлежал к разряду «харифов» – изощренных талмудистов, и его ум постоянно работал над проблемами, им самим созданными. Реб Лейзер Янкель не изучал Талмуд для его применения в жизни: это, по его мнению, было делом плоских голов, «ремесленников»; но из отдельных камушков, разбросанных по безбрежному пространству Талмуда, он воздвигал восхитительные воздушные замки, из отдельных искр, таящихся в недрах Талмуда, он устраивал великолепные умственные фейерверки, – а для этого надо быть художником, творцом, каким и был он, реб Лейзер Янкель.

Приходил в клауз и реб Лейбке, прозванный «га-кадош» – святой. Специальностью его была кабала, и любимой его книгой была книга «Зогар», которую он изучал постоянно, стараясь с ее помощью постигнуть сокровенные тайны Торы. Реб Лейбке забот не имел, потому что владел домом на базарной площади, да и жена его – деловая женщина, просто сокровище – открыла способ производства «нектара» – не то пива, не то кваса, какой-то мути трудно определимого цвета и вкуса, который копыльцы окрестили именем «унтербир» – «подпиво». Копыльцам этот напиток очень нравился, и по субботам, мучимые жаждой после горько-соленых закусок, они целыми шеренгами с женами и детьми отправлялись в дом реба Лейбке, чтобы освежиться живительным напитком. Конечно, торговать в субботу нельзя, но находчивые копыльцы умели обходить Закон на законном же основании. Жена реба Лейбке и не торговала, а только позволяла всем и каждому черпать из кадки и пить без меры, сколько душе угодно. Цена была всем известна – по грошу с лица, но денег она не брала, ибо знала, что можно отпускать в кредит, и, действительно, случаев утайки никогда не было.

Среди прихожан клауза был и реб Лейзерке, сын покойного копыльского раввина, который унаследовал от отца его соболью шапку, его лисью шубу, его набожность, но уступал ему в знании Талмуда. В жизни он был неудачником, и все его занятия – помощник раввина, меламед, а при случае и сват, не доставляли ему хлеба досыта. Реб Лейзерке часто скорбел и сокрушался, но не из-за личных невзгод: его мучило и жгло народное горе, бесконечная и безбрежная еврейская боль. Он молился долго, усердно, кричал, стучал кулаками; в молитве его всегда слышалось: «Что же это такое, Господи, творится на Твоем свете? Ты носил Свою Тору ко всем семидесяти народам мира, и никто из них не хотел взять на себя эту ношу; мы же ее охотно приняли и свято исполняем шестьсот тринадцать писаных Твоих заповедей и тысячи неписаных, – и какая награда за это? Мы сделались притчей во языцех, отданы, как овцы, на заклание, на избиение, на издевательство, на поругание, и Ты все это видишь и терпишь? Где же после этого Твоя справедливость?…» Бедный реб Лейзерке! Он никак не мог примириться с рассеянием народа. Другие терпели и притерпелись, а он не мог.

В копыльском клаузе была довольно богатая библиотека: Талмуд, раввинская литература, нравоучительные и исторические книги. Не было в этой библиотеке лишь светской литературы, которая считалась вредной и запрещенной, но появлялась, тем не менее, в Копыле тайным, контрабандным путем. Было в городке и много частных библиотек меньшего размера. Шкаф с книгами, с полным комплектом Талмуда в красном кожаном переплете считался лучшим украшением дома зажиточного еврея, как жемчуг и брильянтовые серьги для его жены. У женщин тоже были свои библиотечки из книг, написанных на идиш, так как женщины древнееврейского языка не знали. Это были молитвенники, нравоучительные рассказы из еврейской истории, переделки «Бовы Королевича» и 'Тысячи и одной ночи», а также бытовые рассказы на идиш плодовитого писателя Айзика Дика. Сотни небольших брошюр с его рассказами печатались ежемесячно, на самой дешевой бумаге, но зато они продавались по несколько копеек за штуку, и женщины, отправляясь по пятницам на базар, приносили домой вместе с продуктами и эти книжки, на которые серьезные мужчины смотрели со снисходительной улыбкой.

В Копыль порой заезжали странствующие канторы со своими певческими группами, которые давали концерты в синагоге к неописуемой радости копыльцев. Синагога набивалась до отказа, до удушия, места брали силою, локтями и кулаками; молодежь взбиралась на подоконники, на столы, на книжные шкафы, на печь, и с выпученными глазами и раскрытыми устами прислушивалась к чудным военным маршам и опереточным мелодиям, прилаженным к словам молитв. Приезжал в городок и некий Мойше по прозвищу Рамбам, «великий человек на малые дела», который изумлял всех своей феноменальной памятью и сообразительностью. Этот Мойше мог сразу же назвать число горошин в полной тарелке гороха; мог повторить наизусть, слово в слово, только что прочитанную ему большую статью; а когда прокалывали иглою насквозь все страницы Талмуда, он мог без ошибки сказать, какие именно слова проколоты на каждой странице этой огромной книги: это называлось «знать книгу на иглу». Приезжали в Копыль и сборщики денег на иешивы, для жителей Святой Земли, на восстановление сгоревших синагог, и всех их копыльцы наделяли по мере своих сил. Приходили в городок и нищие, массами бродившие по Белоруссии с женами и детьми, особенно в неурожайные годы, и ежедневно десятки этих нищих обходили все еврейские дома Копыля. Но так как каждому давать по монетке было не под силу, то в городке вырезали из картонной бумаги особую, так называемую нищенскую монету стоимостью в одну треть полушки и ставили на нее общественную печать. Жители покупали эти картонные монеты по их стоимости, раздавали затем бедным, а те после обхода Копыля меняли их в общине на настоящие деньги.

Перед утренней и вечерней молитвами сапожник Юдель обходил весь городок и в каждую еврейскую дверь дважды ударял молотком, призывая идти на молитву. Жалованья за это он не получал, даже молоток был его собственный, которым он вбивал гвозди в каблуки, но каждый копыльский сапожник охотно бы взял на себя этот труд, только бы заниматься таким богоугодным делом. В субботу, когда носить молоток нельзя, Юдель звучным голосом выкрикивал: «Евреи, в синагогу!» А в пятницу, в двенадцать часов дня, он тем же напевом призывал всех: «Евреи, в баню! В баню, евреи!» Париться в бане по пятницам хоть и не предписывалось законом, но считалось священным обычаем – приготовлением к встрече невесты-субботы. Копыльцы сиживали в бане часами, мылись, парились, хлестали себя вениками, а затем рассаживались по скамьям и беседовали о новостях дня, о политике, шутили и спорили.

Но вот подходила чародейка-суббота и одаряла всех «добавочной душой» – веселой, гордой, совсем не похожей на их обычную горемычную душу. Куда девались их сгорбленные спины, их горько-кислые, мрачные лица? Празднично одетые, стояли они в синагоге с гордо поднятыми головами и сияющими лицами. На целые двадцать четыре часа они, их жены и дети были защищены от голода. Тем, у кого не было денег, дали добрые люди, и даже у последних нищих лежала на столе хала, и подавали на обед мясо и цимес! Да, в этот день нет забот, нет нищеты, нет галута-изгнания! И все это благодаря субботе, которой поют гимн: «Пойдем, возлюбленный, навстречу невесте!…» Но на исходе субботы снова слышны в синагоге охи и вздохи. Кантор читает – голос его дрожит: «Да вернутся грешники в ад!…» И вот он зарыдал, а за ним зарыдали и другие…

Копыль находился далеко от почтового тракта, и при запущенности дорог, ведущих к нему, никакой исправник, а тем паче губернатор, не заглядывал туда. В Копыле самодержавно властвовал становой пристав, страшный на вид, высокий, широкоплечий человек, который говорил по-польски, однако ругался и грозил непременно по-русски. Законов в России, как известно, очень много, да и законов о евреях не оберешься, и не случайно говорил писатель Айзик Дик: «Каждый городовой может смело взять за шиворот любого еврея и потащить его в участок: уж какой-нибудь обход закона за ним окажется». А время было нешуточное, время николаевское; суровые меры сыпались одна за другой, одна другой страшнее и невыносимее. И вот в одно прекрасное утро раздался на базарной площади барабанный бой: строжайше предписывалось евреям одеваться в немецкое платье и запрещалось носить бороду и пейсы; женщинам воспрещалось брить головы и покрывать их париком. Легко себе представить ужас копыльцев: они сразу решили, что это подкоп под их веру. Назначен был пост. Все копыльцы горячо молились. А между тем сотский Семка по распоряжению станового уже потащил в участок самых почтенных евреев, где им бесцеремонно отрезали полы длинных зипунов, бороды гладко сбрили, а пейсы срезали беспощадно до самых корней. После долгих дум решили послать депутацию к грозному становому с петицией и с соответствующим случаю приношением. И что же? Депутация была принята очень милостиво, приношение – тоже, и гроза прошла. Семка перестал усердствовать, к отрезанным зипунам пришили новые полы все равно какой материи и какого цвета, бороды с пейсами со временем отросли, и все пошло по-старому, по-бывалому.

Становой пристав оказался не злым человеком. При нем, как вспоминали с благодарностью копыльцы, многое «свелось только к деньгам», а со временем он так ужился с копыльскими евреями, что по субботам заходил к ним домой, выпивал чарку-другую водки и отведывал их рыбы, до которой был большой охотник. Становой пристав даже предупредил евреев о приезде тайного ревизора, и копыльцы ожидали его прибытия в страхе и трепете. Правда, один смельчак из лавочников отозвался было: «Чего вы, трусы, боитесь? Фальшивых монет не делаем, контрабандой не торгуем: пускай себе приедет!» На смельчака тут же накинулся реб Хаимке и, ухватив его за бороду, крикнул: «А это не контрабанда? А пейсы, а халат – не контрабанда? Мы сами, брат, контрабанда, мы, и жены наши, и дети наши!» Становой пристав распорядился принять меры предосторожности: мальчикам сидеть в хедерах тихо, всем по возможности быть дома и не выходить по делам, а если уж очень необходимо, то не иначе как в шубе (хоть дело было в жарком июле), чтобы под нею не виден был халат, – а, поставив воротник, можно было скрыть даже бороду и пейсы. Еще посоветовал становой пристав убрать излишек товаров из лавок, чтобы их количество не повлияло на увеличение мзды. Ревизор приехал, на другое утро благополучно отбыл, и все это обошлось кагалу в какие-нибудь двести рублей. Недаром сказано о Защитнике евреев: «Не спит и не дремлет Страж Израиля».

В Копыле было около двадцати хедеров, и в них обучались все мальчики от четырех до тринадцати лет. Необязательным было учение для девочек, но и те большей частью умели читать молитвы и Пятикнижие в переводе на идиш. Копылец не жалел ничего для воспитания своих детей; нередко бедняк продавал последний подсвечник или последнюю подушку для уплаты меламеду. Знание в Копыле давало вес, значение, а порой и материальные выгоды. Ученые копыльцы бывали обыкновенно слабосильны, бледны, тощи; так и полагалось, ибо сказано: «Тора ослабляет силы человека». Малокровие и хилость считались признаками интеллигентности и благородства и служили лучшими рекомендациями для кандидатов на разные должности, а также для женихов. Рассказывали, что писатель Дик встретил однажды на улице нищего христианина – хилого, тщедушного и с искривленной спиной. «Ах, – воскликнул Дик, – как у «них» все пропадает даром! У нас такой редкий экземпляр был бы, верно, раввином или судьей!» Невежду крайне презирали в городке, но в Копыле круглых невежд и не было, разве что один истопник-водонос Меерке, но тот был идиот. Однако ж и этот идиот кое-как знал молитвы и довольно удовлетворительно произносил благословение над Торой – в тот день, когда читали отрывок, перечислявший бедствия, которые постигнут народ в случае отступления от Закона. Кроме него никто не соглашался выходить с благословением к Торе в тот день, да и Меерке, понимая содержание этого страшного места в Пятикнижии, брал за это с синагоги пятнадцать копеек.

Кроме местных юношей, в копыльском клаузе обучались и приезжие молодые люди: «бахурим» – холостые и «прушим» – женатые, которые стекались сюда из разных городов для изучения Талмуда. Копыльцы дружелюбно их всех принимали, и когда появлялся очередной юноша с посохом в руке и с котомкой за плечами, его тут же окружали, приветствовали и снабжали «днями», то есть подбирали семь домохозяев, каждый из которых должен был кормить юношу в определенный день недели. Тем самым положение ученика сразу же обеспечивалось: еда у него есть, книг и свечей – сколько угодно, квартира готовая – клауз, а в кровати и подушках он не нуждается – спит на скамье или на земле, подложив под голову свой халат. Жизнь, правда, не роскошная, но зато свободная от забот – для спокойного занятия Талмудом. Была еще одна причина такого радушного приема учеников, особенно холостых. Далеко не всякий в Копыле мог дать приданое своим дочерям, и в таких случаях выручали бедные ученики: отец невесты должен был только пообещать, что несколько лет он станет кормить новобрачных и их детей, – и молодых торжественно вели под хупу.

Немало волнений причинили копыльцам проекты об открытии казенных еврейских училищ. Евреи справедливо недоумевали, почему правительство так сильно вдруг озаботилось их просвещением, тогда как оно не обнаруживало ни малейшего интереса к просвещению христианского населения того же края, которое было поголовно безграмотным и не умело даже читать молитвы. Пришли к заключению, что это новый подкоп под еврейскую веру. Не помогли опять ни молитвы, ни посты, но для копыльцев дело закончилось благополучно. Правда, их обложили новым «свечным» сбором в пользу казенных еврейских училищ, но в самом Копыле училище не открыли, и бурю пронесло мимо. Когда министерство народного просвещения стало силой навязывать меламедам новые учебники, расход на себя снова взяла община. Копыльский еврей повез деньги в Минск, заплатил за эти учебники и там же, в Минске, их и бросил. В который уж раз «все свелось только к деньгам», а между тем началась Крымская война, и о евреях опять позабыли.

Бедна, сера, печальна была жизнь в Копыле всегда, но в последние годы царствования Николая I она сделалась мрачной, мучительной и невыносимой. С учащением рекрутских наборов и, особенно с появлением «ловчиков» в копыльском клубе – в клаузе за печкой – только и слышались вздохи, стоны и восклицания: «Доколе, о Господи, доколе?!» Однако же оптимисты-копыльцы и в этой мрачной атмосфере нашли луч надежды, и в чрезмерности страданий они узрели признаки спасения. Репрессии достигли крайних пределов, дальше идти некуда – следовательно, должен наступить поворот. Переживаемые страдания есть не что иное, как «предмессианские муки», а Крымская война – это «война Гога и Магога», которая, по предсказанию пророка, предшествует приходу избавителя-Мессии. В это самое время реб Лейбке долгим постом, молитвами и изучением кабалистических книг вычислил наконец-то время пришествия Мессии и конец страданий Израиля в изгнании. Он взял из псалма одно выражение, которое в переводе на русский язык означает – «как потоки на юге», и определил, что одиннадцать букв этого выражения на иврите есть не что иное, как начальные буквы следующего зашифрованного пророчества: «После смерти Александра Павловича будет царствовать немногие дни Константин, а в дни Николая наступит избавление».

Трудно вообразить, какой восторг вызвало это открытие. Оно пронеслось по всей Белоруссии, из конца в конец; евреи с радостью ожидали приближения мессианского времени, и реб Лейбке был окружен ореолом славы. Но Николай I скончался в свой срок, а Мессия так и не появился. Копыльцы поневоле примирились с этим горем, а реб Лейбке потерял веру в себя, впал из-за этого в уныние и преждевременно сошел в могилу.

http://fanread.ru/book/6106344/?page=30


Местечки Минской области

МинскБерезиноБобрБогушевичиБорисовВилейкаВишневоВоложинГородеяГородокГрескГрозовоДзержинскДолгиновоДукораДулебы ЗембинИвенецИльяКлецкКопыльКрасноеКривичиКрупки КуренецЛениноЛогойскЛошаЛюбаньМарьина ГоркаМолодечноМядельНалибокиНарочьНесвижНовый СверженьОбчугаПлещеницы Погост (Березинский р-н) Погост (Солигорский р-н)ПтичьПуховичи РаковРованичиРубежевичиРуденскСелибаСвирьСвислочьСлуцкСмиловичиСмолевичи СтаробинСтарые ДорогиСтолбцыТалькаТимковичиУздаУречьеУхвалы ХолопеничиЧервеньЧерневкаШацк

RSS-канал новостей сайта www.shtetle.comRSS-канал новостей сайта www.shtetle.com

© 2009–2020 Центр «Мое местечко»
Перепечатка разрешена ТОЛЬКО интернет изданиям, и ТОЛЬКО с активной ссылкой на сайт «Мое местечко»
Ждем Ваших писем: mishpoha@yandex.ru