Алесь Белый

ПТИЦА НОВОЙ ЕВРЕЙСКОЙ ПОЭЗИИ ВЗЛЕТЕЛА С ВОЛОЖИНСКОГО ХОЛМА

Стоящее в самом центре Воложина здание бывшей еврейской ешивы хранит много тайн и загадок, скрытых от нас завесой времени и культурными барьерами. Уже несколько десятилетий никто в ближайших окрестностях не понимает ни идиша, ни иврита, а немногочисленные гости, интересующиеся еврейским прошлым, не задерживаются в Воложине надолго. Так что имена даже самых знаменитых преподавателей и учеников этого некогда знаменитого на весь мир учебного заведения, их громкие достижения, остаются практически неизвестными в стране, в которой 100 лет назад евреем был каждый шестой. И всё же постепенно голоса привидений начинают звучать через толщу времени. Один из таких голосов – голос поэта Хаима Нахмана Бялика, прожившего в Воложине всего лишь три года, а впоследствии прославившегося на весь мир.

Нахман Бялик.

Хаим Бялик родился недалеко от Житомира в 1873 г. в бедной еврейской семье, и очень рано, в 6 лет, утратил родителей. Его воспитывал дед, человек глубоко религиозный, убеждённый хасид – представитель более “духовного” направления в иудаизме, делавшего ставку на чувственное познание Бога, в том числе через музыку и даже танцы, более соответствовавшее мироощущению простых, малообразованных людей. Этому направлению противостояли “литваки”, называшиеся ещё “митнагдим” (“противящиеся”) – более рациональные, тяготевшее к букве Писания, его тщательному изучению и толкованию, тратившие годы жизни на изнурительное погружение в тексты Торы и Талмуда. И именно воложинская ешива была, пожалуй, самой знаменитой и авторитетной в мире религиозной академией “противящихся”. В разное время, её выпускники занимали посты главных раввинов около 30 стран мира. Ученики изучали священные тексты по 14 часов в день. Некоторые, говорят, заучивали не только тексты, но и расположение слов на странице настолько точно, что могли вслепую сказать, какая буква находится на любой странице Торы, если проткнуть какую-то букву булавкой за несколько десятков страниц до неё. Само слово “ешива” происходит от ивритского глагола “сидеть”, недвусмысленно указывая, чем в основном занимались её студенты. Хасиды считали литваков бессердечными “сухарями”, и слагали про них язвительные анекдоты, а те своих противников – людьми простодушными и недалёкими.

К 16 годам дед юного Хаима столкнулся с извечной проблемой подросткового становления. От шалостей внука приходилось всё время хвататься за сердце. “Если бы только был жив твой отец!” – наверняка не раз кричал он в сердцах. В конце концов, устав от безуспешных попыток обуздать молодую кровь, он пришёл к довольно неожиданному решению: отправить непокорного внука учиться к идейным противникам, к литвакам, в далёкий, холодный во всех смыслах, но слывущий своей непревзойдённой ученостью и строгой дисциплиной Воложин. “Там из тебя сделают человека!”. Как ни странно, Хаим не противился. Дело в том, что в подростковой еврейской среде о Воложине ходили свои легенды, совсем не похожие на то, что рассказывали о нём взрослые. Будто бы там изучают не только Писание, но и всевозможные светские науки – одних языков аж семьдесят! Определенно, это шанс вырваться из душного мира еврейского местечка, затерянного на бескрайних волынских просторах. И юный Бялик отправился в далёкое по тогдашним меркам путешествие на север, навстречу неизведанному, навстречу судьбе.

По приезду его ждало сильнейшее разочарование. Никто и не думал преподавать “ешиботникам” никаких 70 языков, не говоря уж о каких-то там науках. Наоборот, с самого момента открытия в 1806 году руководство ешивы вело упорную борьбу с российским правительством, пытавшимся привести процес преподавания в ней в какие-то общепринятые рамки, чтобы студенты получали хотя бы азы знаний по математике и официальному русскому языку. Из-за категорических отказов идти на компромиссы ешиву четыре раза закрывали, но всякий раз она продолжала работу, не обращая внимание за запреты.

Вероятно, не без щедрых подношений полиции и покровительства владельцев местечка графов Тышкевичей, получавших от своих еврейских подданных немалый доход. И тем не менее, слухи, на которые “купился” юный Хаим, не были совсем уж беспочвенными. К 1880-м годам подпольные неформальные “кружки” по изучению всякого рода наук, прежде всего гуманитарных, сложились в среде ешиботников вопреки желанию её руководства. И уж во всяком случае, писать грамотно по-русски, и даже любить русскую поэзию Бялика научили студенты старших курсов, за стенами ешивы. Вскоре он понял, что решительно не хочет быть раввином. Впрочем, он не собирался и изменять собственному народу. Нет, он только решил, что сможет помочь ему догнать стремительно менявшийся мир. В котором вовсю строились железные дороги, прокладывали телеграфные кабели через океаны, открывали неизвестные острова, и уже загорелись тысячи электрических лампочек, и выехал в первую поездку первый автомобиль, и впервые раздался телефонный звонок…

Воложинская ешива.

Всё это было невозможно скрыть от учащихся за толстыми стенами ешивы, как бы ни старалось её руководство. К тому же у некоторых самых отъявленных оптимистов появилась казавшаяся совершенно несбыточной надежда, что после 18 с лишним столетий изгнания рассеянный почти по всему свету еврейский народ скоро получит шанс вернуться на историческую родину. И тогда ему понадобятся не только раввины, лавочники и ремесленники, но также инженеры, врачи, машинисты, солдаты и даже… поэты! Да, такие, например, как Пушкин, Мицкевич, или Лермонтов – а чем евреи хуже? Всё чаще в мечтах об этом прекрасном будущем Хаим Бялик бродил в окрестностях крошечного тогда Воложина, особенно охотно взбираясь на высокий холм к востоку от ешивы, откуда она была видна как на ладони, но как бы в совершенно другой перспективе.

…Отточенный за пару лет ученичества древний иврит Хаим стал применять не так, как его учили. Сначала неуклюже, а потом более уверенно, он начал подражать тем русским поэтам, книжки которых подпольно кружили в студенческой среде. Слагал стихи не о древних царях и пророках, а о своём времени. Впрочем, дух Притч и Псалмов из его текстов не выветрится никогда: еврейская Кровь и еврейская Книга не отпустят. И всё же, это была совсем новая, современная, светская поэзия на иврите. Немного наивная и юношеская, но – с рифмой и на злобу дня.

По преданию, в один из теплых весенних дней месяца нисана (апреля) 1891 г., после долгой, изнурительной зимы, находясь на своем любимом холме, Бялик был так очарован щебетаньем вернувшихся с юга птиц, что слова для стихов вдруг не стало нужным подбирать долго и мучительно. Они пролились откуда-то сами – сверху, с Божественной высоты. Только успевай записывать прихваченным с собой карандашом, на раздуваемых весенним ветром листках бумаги. “О прекрасная птица, ведь ты возвратилась на свою родину через далёкую и давно утраченную мою. Скажи мне, как она там живёт, все эти века, – без меня и моих братьев?”

Позднейшие критики безошибочно распознают в рожденном тогда стихотворение влияние “Ветки Палестины” Лермонтова, но, скорее всего, юный поэт тогда не помнил ни о каком влиянии, впав в своего рода мистический транс.

И тогда он окончательно решил, что не может больше оставаться в Воложине. Нет, эта бесконечная зубрежка и сиденье взаперти не для него. И не для нового мира, заря которого уже видна всем, у кого в груди бьётся горячее сердце. Он поедет в Одессу, к морю, в один из самых больших городов Империи, поближе к утраченной родине. Туда, где по слухам, издаются еврейские журналы, кипит интеллектуальная жизнь, где рождается будущее.

Карта еврейского Воложина. 1930-е.

Через пару месяцев он окончательно собирается с духом и покидает Воложин – навсегда. Забирая с собой лишь скудные пожитки и несколько первых стихотворных опытов. Впереди его ждут годы скитаний, нищеты, жизни на грани голодной смерти, трудной борьбы за выживание, – но и за славу.

Стихотворение “К птице” увидит свет в следующем, 1892 году в Одессе, когда Бялик, на тот момент совершенно отчаявшись, вернётся в отцовский Житомир, где его знает хоть кто-то, где есть хоть какие-то “зацепки” за реальную жизнь. И хотя до настоящего положения признанного писателя ещё бесконечно далеко, но слава уже пришла.

Оказывается, на иврите может существовать современная светская поэзия!

А в это время выходец из белорусского местечка Лужки Ле́йзер-И́цхок Пе́рельман, после переезда в древнюю Страну Израиля взявший себе новое имя – Элиэ́зер Бен-Йехуда́, кропотливо работает над тем, чтобы древний язык Библии стал современным разговорным. И таких энтузиастов, решивших во что бы то ни стало вернуть жизнь «мёртвому», по мнению большинства, языку – становится всё больше. С годами фигура Бялика становится среди них всё заметнее.

К 50 годам, когда после многолетних скитаний по Российской империи и Германии он решится, наконец, переехать в Палестину, он уже – признанный общенациональный поэт номер один, гений и пророк. Несмотря на то, что его иврит уже признан устаревшим, «слишком славянским», – на так долго манившей его далекой исторической родине принят совсем другой стандарт языка, восточный.

Ни с этим странным языком, ни с самой новой-старой родиной 50-летний писатель уже не успеет свыкнуться. Да и жить ему остаётся не так уж много. В 1934 г. он умирает в Вене после неудачной операции на простате, – будучи похоронен в Тель-Авиве, как настоящий национальный герой. Хотя до независимости Израиля остаётся ещё почти 15 лет, в которые ещё впишутся бесчисленные страдания, гибель миллионов человек и полное исчезновение тех еврейских общин, в которых родился и вырос Хаим Нахман Бялик.

Но возрожденный народ, его язык, его поэзию уже не остановить, не вернуть к сонным векам полунебытия.

А взлетела птица новой еврейской поэзии с того самого воложинского холма. С “горы Бялика”, как стали её называть в 1920-30-е годы ещё многочисленные тогда воложинские евреи. На карте межвоенного Воложина, составленной по воспоминаниям немногих уцелевших после страшной бойни, она обозначена на левом берегу Воложинки, между рекой и дорогой на Шаповалы (ул. Пушкина). Наверное, ошибочно. Разве там есть гора? Кажется, ей там даже негде уместиться. По-моему, единственная гора, которая в целом согласуется с картой (за исключением этой неточности) – это гора, на которой сейчас находится сельхозлицей. Кстати, с неё отлично видна ешива. В 1891 г. эта местность была за чертой местечка и была ещё практически не застроена.

В этом году стихотворению «К птице», сделавшему Бялика знаменитым и положившему началу новой еврейской поэзии исполняется 125 лет…

Хаим Нахман Бялик

К ПТИЧКЕ ¹

/Перевод С. Маршака/

Привет тебе, пташка! Привет, дорогая!
Ко мне прилетела ты с юга…
Душа по родным твоим песням скучая,
Давно стосковалась, подруга!..
Скажи мне, родимая пташка,
Ужели в краях лучезарно-счастливых,
Как здесь, всем тоскливо и тяжко?..
Несешь ли приветы от братьев Сиона,
Далеких и страстно любимых?
Скажи мне, слыхали ль они мои стоны,
Рыдания братьев гонимых?
И знают ли, сколько врагов беспощадных
В чужбине меня окружает?
О, пой же скорей о долинах отрадных,
Где яркое солнце сияет!
Несешь ли привет от цветов Иордана,
Его безмятежной долины?
Скажи, излечил ли тяжелую рану
Г-сподь у родной Палестины?..
А долы Сарона², Левоны вершина
По-прежнему ль льют ароматы?..
Что с лесом Ливана – главой исполина,
Проснулся ль тревогой объятый?..
И стелются жемчугом росы Хермона³
Иль капают тихо слезами? –
Все так же ль блестит Иордан полусонный,
Журчит голубыми струями?..
А тучи все так же ль Сион окружили
Подобием сумрачной сетки?..
О, спой о земле ты, где жизнь находили
И гибель нашли мои предки!..
Завяли ль цветы, что весной насаждал я,⁴
Как блекну и сам я, унылый…
А ярко и мощно тогда расцветал я –
Но гибнут могучие силы…
Скажи, что тебе мои песни шептали?..
Ты ждешь ли, чтоб поздно иль рано
Те песни, проснувшись, сердца взбушевали,
Как ветры дубраву Ливана?..
Где братья, что сеяли хлеб свой, рыдая?
Пожали ли с песнями ниву? –
О, если бы крылья – взлетел бы туда я,
Где зреют миндаль и олива!..
Привет тебе, пташка! Привет, дорогая!
Опять прилетела ты с юга!
Душа стосковалась, по песне скучая…
О, пой, заливайся, подруга!..

1891

К ПТИЦЕ

/Перевод Я. Либермана/

Мир тебе, птица, ты снова вернулась,
К окну моему издалёка.
Как сердце мое по тебе стосковалось,
Как было ему одиноко!
Спой-расскажи мне, моя дорогая,
О грезах людских и мечтаньях.
Ужель даже в теплых и ласковых странах
Живут и плодятся страданья?
Встречала ли ты моих братьев в Сионе
И нет ли мне вести-привета?
Им счастье даровано, мне – боль и беды,
Но знают ли братья об этом?
Но знают ли, сколько противников злобных
Стеною меня окружает?
Спой же мне, птица, о крае, где вечно
Осень не наступает.
Не шлют ли привет мне плоды молодые,
В долинах набравшие силы?
Утешен ли старец Сион иль, как прежде, –
Руины ему да могилы?
Шарона⁵ земля и Ливана вершины –
Дают ли душистую мирру?
Проснулся ль отец кипарисов и кедров,
Являя красу всему миру?

¹ Стихотворение написано под влиянием «Ветки Палестины» М. Лермонтова
² Сарон (Шарон) – равнина на восточной стороне Средиземного моря
³ Хермон – гора на севере Израиля.
⁴ Завяли ль цветы, что весной насаждал я – В этой строфе восемнадцатилетний поэт демонстрирует слияние своего «я» с древним еврейским народом.
⁵ Шарон – равнина на восточной стороне Средиземного моря

Местечки Минской области

Минск • Березино • Бобр • Богушевичи • Борисов • Вилейка • Вишнево • Воложин • Городея • Городок • Греск • Грозово • Дзержинск • Долгиново • Дукора • Дулебы • Зембин • Ивенец • Илья • Клецк • Копыль • Красное • Кривичи • Крупки • Куренец • Ленино • Логойск • Лоша • Любань • Марьина Горка • Молодечно • Мядель • Налибоки • Нарочь • Несвиж • Новый Свержень • Обчуга • Плещеницы • Погост (Березинский р-н) • Погост (Солигорский р-н) • Птичь • Пуховичи • Раков • Рованичи • Рубежевичи • Руденск • Селиба • Свирь • Свислочь • Слуцк • Смиловичи • Смолевичи • Старобин • Старые Дороги • Столбцы • Талька • Тимковичи • Узда • Уречье • Ухвалы • Холопеничи • Червень • Черневка • Шацк •