ЭСЬМОНЫ, ИСТОРИЯ МЕСТЕЧКА

Татьяна Дмитриевна Шестак, учительница истории Эсьмонской средней школы, краевед

В небольшом местечке Эсьмоны издавна жило много еврейских семей. Они были людьми трудолюбивыми. Например, семья Бочаровых имела собственную швейную мастерскую, Генухи занимались скорняжным промыслом, Лардики были известны, как хорошие обувщики, Левины были закройщиками, Лившицы изготавливали конскую упряжь, Ной Есель держал «монопольку», Рабинович с сыном трудились на мельнице, Сегалы возглавляли местный цех по изготовлению сливочного масла и т.д. Словом, как семья, так и свое дело.

Все представители местных еврейских семей имели неплохое, по тому времени, образование. Семья Томчиных, Хаима и Хайны, работали учителями, имели большую личную библиотеку. Хена Фельдман была фельдшером, а ее отец Янкель был известным провизором. Абрам Эленшух с женой Леей были постоянными гостями на всех праздниках сельчан, потому что прекрасно пели и владели талантам веселить людей.

Голда и Мула Фрадкины постоянно помогали односельчанам, когда у тех болели домашние животные. Грэйна Холодный был мастером по ремонту часов. Все местечковые еврейские семьи имели большие дома, неплохие вещи. Были скромными, честными, хозяйственными.

Великая Отечественная война перечеркнула все их мечты, оборвала жизни. В начале июля фашисты пришли в Эсьмоны, расквартировались в домах Фельдманов, Левиных и Томчиных. Танки и машины поставили вдоль центральной улицы, а в здании синагоги разместили свой штаб. На следующий день они покинули деревню, оставив в ней своих уполномоченных, поручив им собрать известия о местных коммунистах и евреях.

Через неделю фашисты снова остановились в Эсьмонах. Взрослых, самых сильных мужчин погнали на заготовку леса. Среди 30 работников – 26 были представителями местных еврейских семей. Они заготавливали деловую древесину, складывали ее в штабеля, готовя для отправки в Германию.

Невольники здесь же в лесу ночевали в шалашах. И когда на третьей неделе труда от несчастного случая погиб Меер Левин, все подняли бунт, требуя отправки их домой.

Место первого расстрела евреев Эсьмон.
С правой стороны на обочине шоссе Эсьмоны-Кармановка.

Вечерам 29 июля фашисты расстреляли их всех на старой лесной дороге, которая вела в Алешковичи. Тела закидали еловыми лапками и подожгли.

Следующая кровавая расправа над евреями из Эсьмон состоялась осенью 1941 года. Для ремонта дороги на Заозерье немцы собрали 56 человек. Как вспоминал Устинович Н.П. все шли с заступами, лопатами. Колонну сопровождали конвоиры с овчарками. Евреев расстреляли на другой день в лесном урочище Красная липа. Жители Майска похоронили тела безвинно убитых жертв фашистских геноцида. Фашисты погубили и остальных эсьмонских евреев – женщин, детей, стариков.

Место второго расстрела евреев Эсьмон
на шоссе Эсьмоны-Кармановка в 2 км от поселка Майский.

В июле 1942 года их согнали в ров, заставили раздеться до нижнего белья. Выстраивали по 10 человек перед рвом и расстреливали из пулемета.

Гнев наполняет сердце, когда слушаешь рассказы жителей об этом расстреле.

Сначала расстреливали детей в возрасте 5–12 лет. Затем ко рву подводили стариков. Некоторые из них не могли держаться на ногах, их поддерживали молодые люди в возрасте 19–25 лет. Женщины-матери в начале расправы кричали, плакали, просили нелюдей расстрелять их первыми.

На краю рва евреев выстраивали не меньше 10 раз. После расстрела полицаи еще с полчаса перебирали снятую одежду, выбивали у убитых золотые зубы, снимали кольца с пальцев.

На месте этого расстрела находится братская могила. Школьники ухаживают за ней, приносят сюда цветы, венки, возлагают гирлянды. И каждый год в день гибели, заметили местные жители, как-то по-особенному кричат на березках, что выросли на склоне рва, коршуны. Они зовут души людей, которые погибли только из-за того, что были другой национальности. И сердца сегодняшних учеников, которые занимаются в кружке «Юный историк-краевед» и которые провели исследование судьбы эсьмонских евреев, становятся более чувствительными к чужому горю.

Из архива могилевской инициативы «Уроки Холокоста»

Из воспоминаний Блинковой (Устинович) Татьяны Ивановны, 1923 г.р.

В 30-х годах в старой деревянной синагоге открыли школу, где учились вместе еврейские и русские дети. Со мной учились Галя Томчина и Шеил Хайлипский, Фрадкин Рувим Гиршевич. Фрадкин Рувим был старше меня года на четыре, он после 7 классов уехал в Москву. Его мать умерла, и у него была мачеха Цива и у нее было еще четверо детей. Соседей звали в основном по именам и поэтому фамилий многих не помню. Недалеко также жила бездетная пара Грейна и Бася. Грейна умер от рака еще до войны.

Вышивка из еврейского дома в Эсьмонах.

Местечко наше было еврейское, свиней не держали. В Эсьмонах до войны был неплохой колхоз. Работали все вместе, а отдыхали каждый на свои праздники, и никто ни на кого не обижался. На всю деревню был только один пьяница, да на него никто внимания не обращал. Смешанных браков не было.

Недалеко от нас жил Меер Лившиц со своей семьей. У них был большой дом, и там справляли свадьбы. Помню свадьбу Нехамы Фельдман и Янкифа. На высоком крыльце синагоге под красивым балдахином стояла красивая невеста в длинном платье с лицом закрытом белой длинной фатой и жених в костюме. Их водили, что-то читали. Потом лицо невесты открыли, после они пошли домой. Помню еврейскую Пасху. Наша соседка, швея, угощала нас мацой. Возле речки осенью строили палатки на праздник кущей, но молодые туда уже не ходили.

Остатки еврейского дома в Эсьмонах.

Дома у соседей-евреев были такие же, как у нас, пожалуй, только было больше покупных вещей из магазинов или присланных родственниками, а в домах белорусов – почти все самотканое, «самошитое».

Дардик Борис, Бочаров, Гирша сын Юдки Фельдмана, кажется, работали на лесоучастке.

Рабиновича и Басю расстреляли в Белыничах.

Где-то через 3-4 дня после начала войны началась мобилизация. Наших мужчин выстроили возле церкви. Там всех собрали, отвели в Белыничи в Дом Красной Армии. Говорили, что Дардик и Бочаров не захотели идти в армию, боялись семьи оставить. Со своими семьями они поехали в Круглое, но вскоре вернулись. Наверное, было уже поздно. Перед отъездом они хотели сжечь свои дома. Но по просьбе сельчан, красноармейцы убедили их не делать этого. Был бой в 10 километрах от нас. Было очень страшно. Мы спрятались в овраге. Бомбили. Попала бомба в дома моего брата и убила его дочь-подростка. Немцы к нам пришли 6 июля. Всех выстроили прямо на нашей улице. Отдельно мужчин и женщин. Объявили, что нас освобождают, и теперь мы будем жить хорошо. Всем евреям сразу приказали нашить желтые звезды на одежду и ходить только с ними.

Фундамент синагоги в Эсьмонах.

Сначала в деревне жило несколько (2-3 человека) немцев-связистов. В нашем доме тоже жил немец. Вскоре эти немцы уехали, потом приехали другие немцы. Эти немцы и расстреляли девять молодых здоровых мужчин, в том числе Дардика Бориса и Бочарова. Пожилой еврей Вэлька тайком пошел вслед за ними и видел, как их уводили. Он видел, как они копали яму под дулами автоматов.

Второй расстрел был на том месте, где сейчас стоит памятник, а тогда был разрушенный снарядом колхозный погреб для картошки. Это было где-то в конце июля. Тогда забрали не всех евреев, а как-то выборочно. По нескольку семей с каждой улицы. Собирать их начали рано утром, часов в восемь. Мы еще спали и ничего не слышали. Проснулись от криков. К нам домой не заходили, а соседей-евреев забрали. Видно, немцы знали куда заходить. Всех собрали на колхозном дворе и долго там держали. Стрелять начали около полудня. Расстреливали немцы, приехавшие на машинах из Белынич. Тогда расстреляли и семью Лившицев. Вместе с евреями забрали и моего дядю. Мой дядя Семен Ясюкевич был председателем колхоза в Эсьмонах. Его спросили, как он живет с евреями. Он ответил, что хорошо, тогда и его увели. В деревне был белорус, который во время Первой мировой войны был в немецком плену. Он сразу стал переводчиком и когда его немцы расспрашивали про дядю, защитил его. Дядю отпустили. Переводчик потом пошел работать в полицию, служил в Белыничском гарнизоне. После войны его судили, и домой он уже не вернулся.

Брат моей одноклассницы Голды (или Гали) Томчиной Элья (или Илья) был болен туберкулезом. Его убили прямо дома на кровати и закопали в яме, на поле, где картошку копали.

В 1942 или 1943 году мы копали картошку на поле. Гиля Рабинович и Фрадкин Гирша прятались в лесу вдвоем. Они пришли на могилу своих близких. У Фрадкина погибли жена и маленькие дети. Их заметили, и они стали убегать. Полицейские стали кричать Астасю, чтобы он догонял их. Астась распряг лошадь и верхом догнал мужчин. Их потом отвезли в Белыничи и там расстреляли.

Третий расстрел был где-то в лесу. Собрали оставшихся евреев. Помню, что тогда расстреляли Иоселя с женой и Шмуйла с женой – зятя Бочарова. После войны приезжала какая-то женщина, посадила на том месте тюльпаны. Но теперь это место никто не найдет. Тогда расстреляли и пять семей беженцев-евреев из Польши или Западной Беларуси. Две семьи жили в смолокурне и три на участке.

Когда погнали евреев на расстрел, я видела, как один немец на крыльце укладывал посылку, наверное, домой в Германию из вещей, взятых в лавке Бочаровых. Он аккуратно паковал хороший отрез, шерстяной платок, браслетка и какие-то золотые вещи. А другой немец, пожилой, стоял рядом с крыльцом и плакал. Часть немцев, приехавших из Белыничей не занятых в расстрелах, ходили по еврейским домам и брали себе ценные вещи.

Евреи у нас после войны не жили, некому было возвращаться, и некому было за могилами ухаживать. Вот могил и не осталось.

Я помню только имена своих погибших односельчан:

1. Давид, Рахиль

2. Вэлька, Сара, дети

3. Лея, Ицка

4. Хаим, Неся, Голда, Элья Томчины

5. Дардик Борис, Сара, Гиля

6. Есель, Мира

7. Симон, Цива, Янкель Фельдман

8. Юдка, Сара

9. Меер, Рива, Хана, Лившиц

10. Гирша, Ита, Ципа Фрадкин

11. Бася

12. Шмуйла, Нехама

13. Борис и Бэла Бочаровы

14. Лейба, Сара

Из воспоминаний Равковой Анны Игнатьевны, 1923 г.р.

Когда война началась, мне было почти 19 лет. Я родилась в Эсьмонах и жила здесь перед войной. Перед приходом немцев приходили двое мужчин, о чем-то расспрашивали, ходили по деревне под вечер. Потом мы догадались, что это были немецкие шпионы.

В местечке было много евреев. На Пасху еврейские дети приносили в школу мацу, а мы потом на свою Пасху угощали их крашеными яйцами и куличами. Жили дружно, не ссорились. На свой праздник они ставили во дворах будки и обедали там (Суккот). У нас говорили, что если в эти дни ненастная погода, то в следующем году будет хороший урожай. Евреи много молились.

Рядом с нашим домом работал кирпичник, его звали «Довид-цягельник». Хозяйка участка, где у него была «цягельня», рассказывала, что старик Довид все читал какую-то книгу и плакал. Однажды она спросила у него, почему он плачет. Он ответил, что скоро будут времена, когда «Вашему брату тяжко будет, а нашему брату, некуда будет деться».

Памятник на месте расстрела евреев местечка Эсьмоны.

Сначала убили девять еврейских мужчин в лесу по дороге на Кармановку. Их собрали с лопатами. Сказали, что надо ремонтировать дорогу. Заставили выкопать в лесу яму и расстреляли. Так они где-то в лесу и лежат. Никто теперь их могилу не найдет.

Я не видела, как собирали евреев, но слышала выстрелы и пулеметные очереди. Мы боялись, сидели дома на печке. Это было где-то в районе полудня. Говорили, что детей собирали отдельно и возили убивать в лес. Хорошо помню своего одноклассника Фрадкина, Фельдманов. Их всех убили.

Из воспоминаний Мовчуна Федора Игнатьевича, 1937 г.р.

Несмотря на то, что в начале войны я был маленьким, я помню все. Когда расстреливали евреев, я сидел на лестнице у дома бабушки и все видел. Я потом бегал туда к могиле. Кошелечек нашел с монетами. Там рядом была «сажалка» – небольшое искусственное озерцо. До войны там разводили карпов, пеньку мочили. Теперь – просто яма. Протекала рядом маленькая речушка Осливка. Теперь ее тоже нет, высохла.

После войны мы видели с бабушкой могилу, где похоронены девять убитых молодых еврейских мужчин. Рядом росла кривая сосенка, теперь она уже сгнила, и найти могилу нельзя.

Где-то неподалеку на нашей улице расстреляли и закопали прямо в яме из-под картошки женщину с грудным ребенком. Мы потом бегали смотреть. Все было в крови. Ребенка прямо об стену ударили, даже не стреляли.

Из воспоминаний Лаппо Елены Ивановны (Марковой), 1918 г.р.

Я до войны работала в пекарне. В школу я не ходила, надо было работать дома, потому что мама болела. На нашей улице жило только 3-4 белорусских семей, остальные – еврейские – больше 15 семей. Помню их, в основном, по именам хозяек: Лейчиха, Лея, Довочка, Гиршиха, еще жили Гирша, Бочаров, Фельдман, Юдка. В каждой семье были дети.

Я помню Борю Куперштейна. Он работал в леспромхозе и в других местах. Его мать жила с четырьмя или пятью сыновьями. Муж умер до войны. Кузнец был Юдка, серпы делал Менделька. Лившиц жил неподалеку в хорошем доме. Рядом жила семья Ноев. Их дома не сохранились. Большая семья Хенкиных перед войной почти разъехалась. Беньямин продавал керосин, Сара продавала хлеб, Бочарова работала в ларьке от леспромхоза. Много молились Богу. Синагога была. Евреи не были гулящими людьми, все-все работали. У всех были большие огороды, мельница. Друг за друга держались, и друг другу помогали.

Если мы оставались без денег, на работе вовремя не рассчитали, можно было к любому еврею подойти и любой одолжит денег. Теперь этого нет.

Кладбища в деревне не было, хоронить евреи своих близких возили в Белыничи.

В лесном массиве Хромыщино был еврейский колхоз между деревней Заозерье и Эсьмонами. Его организовали евреи, которые не хотели в общий колхоз вступать. У них там было много людей. Они разрабатывали поля среди леса. У них был там колодец, были и кони, и коровы. Жили они в Эсьмонах за речкой. Очень хороший был колхоз. Существовал он лет пять. Его закрыли где-то в 1938–1939 гг. Некоторые колхозники потом разъехались в города, другие здесь остались.

На фронт мобилизовать наших мужчин не успели, эвакуироваться тоже почти никто не смог.

Сначала убили девять взрослых мужчин. Среди них были Дардик, Бочаров, Гирша, отец и сын Томчины. Их собрали в волостном управлении и погнали работать. Им сказали, что надо починить дорогу, заставили выкопать яму, взятыми из дома лопатами и расстреляли в лесу слева от дороги на Кармановку. Теперь это место и не найдешь.

Помню, как только евреев повели на расстрел, (а все знали, куда их ведут), наши деревенские бросились в опустевшие дома и потащили домой их имущество: подушки, перины, одежду, посуду, все-все что можно было унести, ничем не брезговали. Одну больную женщину, которая не могла встать застрелили прямо в постели. Так, скинули ее тело на пол и вытащили окровавленную, простреленную перину и подушки. Убитую дома женщину и молодого очень красивого парня Томчина, больного туберкулезом, которого тоже дома застрелили, где-то рядом и закопали потом.

Мы жили на пригорке и все это видели. Я спросила тогда у отца, может мне сходить посмотреть? А он ответил: «Дочушка моя, не иди!» Потом говорил: «Душа болит, что людей убивают ни за что!».

Немцы стояли у дороги и видели, как сельчане тащат добро из еврейских домов и хохотали, а кто-то из них сказал по-русски (среди них было несколько человек, которые говорили на русском языке): «А куда ж они свое будут девать?».

В начале войны привезли к нам в деревню несколько еврейских женщин с детьми. Они приехали то ли из Польши, то ли из Западной Беларуси. Мужчин с ними не было, наверное, их уже убили. Сначала их поставили на работы. Одна молодая женщина с двумя детьми работала уборщицей у нас в пекарне. Потом их расстреляли со всеми евреями.

Околица в Эсьмонах.

Гирша Рабинович, земляк (тоже родом из Заболотья) и одноклассник моего отца Ивана, был директором школы в Шепелевичах. Мы звали его Гиля. Это был молодой парень, недавно только школу окончил. Вместе с другими евреями из Шепелевич его отправили в гетто в Белыничи. После расстрела евреев у нас, он пришел на могилу. Его родителей звали Вэлька и Сара. Сара работала в магазине. Вэлька делал кирпичи, у него было что-то вроде фабрики. Дочь Соня жила в Ленинграде.

Гирша зашел сперва к моему отцу. Отец просил Гилю не ходить на могилу, обещал проводить в лес к партизанам. Но Гиля очень хотел посмотреть на могилу. Там лежала вся его семья.

Гиля не был похож на еврея и немцы бы никогда не догадались кто он, если бы свои не выдали. Неподалеку копал картошку один наш эсьмонский мужик Астась Батища. Его брат был начальником полиции. Рабинович побежал в лес, но мужик распряг лошадь из плуга и верхом догнал Гилю. Астась связал мужчину и с братом отвез в Белыничи. Рабиновича, конечно, расстреляли, а Астасю дали награду – пуд соли. Он потом после войны 12 лет отсидел, вернулся, был бригадиром в колхозе. Так за 16 килограмм соли человека продал. Говорят, Рабинович просил отпустить, говорил, что свои же люди, не чужие. Астась так всю жизнь и прожил в деревне.

Когда немцы отступали, полицейские уехали с ними. Мы слышали, как немец-переводчик говорил: «Мы то домой, а эти куда?». После войны полицейские не вернулись, что с ними, не знаю. Евреи тоже больше в местечке не жили.

После войны приехал с фронта брат Гили Рабиновича Шмуйлик – сын Вэльки. Я до сих пор жалею, что его не встретила и не рассказала, как погиб его брат. Знакомые эсьмоновцы, встретив Шмуйлика, не решились рассказать ему прямо правду сами и отвели к жене Астася. Они надеялись, что та не выдержит и все ему расскажет. Но женщина, конечно, ни в чем не призналась, не повинилась и так жаловалась на жизнь, что Рабинович даже ей денег дал. Так ему никто и не рассказал о предательстве.

В августе 1941 г. было расстреляно 106 жителей деревни. На месте их захоронения был установлен памятник

Лившиц Меер Семенович, 1924 г.р.

Я родился в местечке Эсьмоны в большой еврейской семье. Мою маму звали Рива. Ее отца деда Меера, еврейского старосту или, так называемого государственного раввина, который имел право выдавать паспорта евреям близлежащих местечек убили во время Первой мировой войны, в период, когда немецкие оккупанты еще не пришли, а царской власти уже не было. В те дни в Эсьмонах оставалась только моя мама, все остальные члены семьи были в разъездах. Погромщиками были староверы, жившие в деревне Клевка в 7-8 километрах от Эсьмон. Руководителя их звали Парамон. С установлением немецкой власти погромщики притихли. По требованию евреев и урядника группа людей, в том числе и немецкие солдаты, отправились ловить Парамона. Парамон убежать не успел, но спрятался под лодку, стоявшую во дворе. Мама, уставшая с дороги, села отдохнуть как раз на эту лодку. После ухода немцев, староверы несколько раз нападали на местечко. Нападали на отряды еврейской самообороны – милиции, куда входили дети Городинских, дети Лейбы Фельдмана, дети Шаи Шац, Левины, Клебановы. Парамона поймали и судили. Как было принято у евреев, судьями, главными в решении важных вопросов, были наиболее уважаемые, знатные люди. У нас это были фабрикант Менха Фельдман, резник Городинский и другие. Они и судили.

Когда началась война, мой отец, не глядя на мои возражения, буквально насильно отвез меня в Белыничи, потом в Головчино и в Шклов в колхоз «Искра», где было много еврейских беженцев. Вместе с ними я ушел на восток. Мы расстались с отцом, и больше я его не видел. Это было 3 июля 1941 г. Мыслей об уходе дальше у него не было, он не мог оставить свою семью. В 1942 г. я попал в армию, воевал на Курской дуге, дошел до Берлина. Был ранен. После войны меня приютила семья дяди Якова. Окончил техникум, университет, 50 лет отработал начальником техотдела Ленинградского приборостроительного завода.

Вся моя семья: отец, мать, брат, сестра и бабушка Геня были расстреляны в 1941 г., рассказывали, что стреляли в основном полицаи. Тогда же погибла и семья моего дяди: Давид Аронович Шур, его жена Цыва Мееровна. Их сын Меер Давидович к началу войны 19-летний студент, уже успел окончить 3 курса географического факультета Могилевского пединститута. Во время войны окончил Ленинградское артиллерийское училище. Воевал. Лейтенант Шур погиб на фронте в 1942 г.

У них осталось две дочери – Галя и Ита. Они живут в Ленинграде. Ита – врач высшей категории, награждена орденом «За Заслуги перед Отечеством»

Подготовлено А. Литиным, И. Шендерович
Фото авторов

Местечки Могилевской области

Могилев • Антоновка • Бацевичи • Белыничи • Белынковичи • Бобруйск • Быхов • Верещаки • Глуск • Головчин • Горки • Горы • Гродзянка • Дараганово • Дашковка • Дрибин • Жиличи • Завережье • Кировск • Климовичи • Кличев • Коноховка • Костюковичи • Краснополье • Кричев • Круглое • Круча • Ленино • Любоничи • Мартиновка • Милославичи • Молятичи • Мстиславль • Напрасновка • Осиповичи • Родня • Рудковщина • Рясно • Самотевичи • Сапежинка • Свислочь • Селец • Славгород • Староселье • Сухари • Хотимск • Чаусы • Чериков • Черневка • Шамово • Шепелевичи • Шклов • Эсьмоны • Ясень •