Поиск по сайту

ДЕРЕВНЯ СУХАРИ

Историческая справка

Местечко Сухари (20 км от Могилева) – один из самых древних населенных пунктов Могилевской области. В 16–17 вв. оно носило название Сухаревичи и принадлежало Могилевской королевской экономии.

После разделов Речи Посполитой и вхождения в состав Российской империи согласно генеральному межеванию Могилевской губернии в 1784 г. Сухари были записаны в состав Чаусского уезда.

В конце 18 – начале 19 вв. Сухарями владели различные хозяева. С 1856 г. это местечко получила в наследство дворянка Листовская Мария Феликсовна – жена коллежского асессора. Сухари ей принадлежали до начала 20 столетия, а потом им владели ее наследники. Во второй половине 60-х гг. 19 века Листовская Мария Феликсовна написала уставные грамоты об освобождении своих крепостных.

В 1880-х гг. в Сухарях проживало 730 жителей, из них 393 – православных и 337 – иудеев. В это время в местечке имелось 133 деревянных домов, православная церковь и синагога.

В 1878 г. в Сухарях был основан круподерный завод, на котором изготавливалось 130 четвертей крупы. Принадлежал он мещанину Иахиму Лившицу.

Братья Кацманы.
Лева (сидит слева), 1926 г.р.,
Михаил (справа, 1924 г.р.,
сейчас полковник в отставке,
живет в Минске),
Давид (стоит, 1924 г.р.,
погиб в Сухарях в начале войны).
Фото 1930-х гг.
из семейного архива
Льва Абрамовича Кацмана.

В местечке размещалась питейная контора, в которую свозился для сбыта спирт, изготовленный на соседних броварных заводах: Петровском, Коровчинском, Павловском.

Работала в местечке и водяная мельница, которая в конце 19 – начале 20 вв. давала доход около 350 рублей.

В начале 20 века Сухари поделились на две части. Одна носила название местечка. Тут проживали евреи, которые занимались ремеслом. Вторая часть – имела статус села. Тут жили крестьяне-белорусы, занимающиеся земледелием и животноводством.

В 1910 г. в местечке насчитывалось 64 дворов, в котором проживало 517 человек. В селе же было 113 дворов с населением в 924 человека.

В местечке находилась мещанская управа, почтовая станция и квартира урядника. Каждый год 15 августа в Сухарях проводился небольшой «торжок». Через местечко проходил Могилевско-Мстиславский тракт.

Из воспоминаний Кацмана Льва Абрамовича, 1926 г.р.

«Я родился в местечке Сухари Чаусского района. Мой дедушка Велвул Лейбович Шапиро, тоже сухаревский, до революции был десятником на строительстве железной дороги, а потом счетоводом в колхозе. У него правая рука была покалечена. Отец, Кацман Абрам Гилькович, 1904 г.р., мать – Софья Владимировна (Вульфовна). У меня еще две сестры Галя (1930 г.р.) и Рая (1932 г.р.). Было два дяди, мамины братья. Один – Цодик – инженер министерства тяжелого машиностроения, погиб во время войны. Второй – Айзик, подполковник, умер несколько лет назад.

Софья Вульфовна Кацман
с сыном Левой. Сухари.
Фото 1930-х гг.
из семейного архива
Льва Абрамовича Кацмана.

Сухари были еврейским местечком (рядом была еще белорусская деревня Сухари – А.Л.). Его центр, для нас был центром культуры и цивилизации. Там находились еще дореволюционная школа, потом новая белорусская школа, сельсовет, церковь, хата-читальня, двухэтажная деревянная синагога, которую потом переделали под детский садик. Была в Сухарях своя, неплохая по тем временам, больница с врачами-специалистами, роддом. Где-то в 1936 году мне случайно отрубили палец. Врач пришил палец и он до сих пор работает. Главврачом там был еврей – Миллер.

Мы жили рядом с церковью. Сейчас там магазин. Нам, мальчикам, поп кричал «Не ходите в церковь. Иначе там будем вас венчать». Эту церковь мой отец, будучи председателем сельпо, переоборудовал в магазин – я хорошо помню, как сносили кресты. Это отцу не простили – как-то, когда родители спали на полу, в комнату влетел кирпич.

Было у нас подсобное хозяйство: корова, куры, поросенок, участок земли, огород, садик, кусты смородины. Сами взбивали масло, была своя сметана, сыр. Дома была швейная машинка, шили сами родители. На праздники все надевали нарядную одежду, не столько новую, сколько чистую.

Машин в Сухарях не было, ездили на лошадях. В немноговодной, но чистой нашей речке Ресте ловили раков, всякую рыбу.

В 1930 г. мы построили хороший бревенчатый дом, метров 40 площадью, а до этого все вместе жили в халупе. После 30-х гг. у нас появились кровати, шкаф. По тем временам семья наша была среднего достатка. В отдельной комнате жили бабушка Пэрла и дедушка Велвл, мы дети – в зале, а папа и мама в спальне. Отец сначала работал заготовителем в сельпо, потом стал председателем сельпо. Ближе всех в семье для меня был дедушка. Жили очень дружно. Разводов в нашей семье ни у кого не было.

В отдельном чуланчике у нас была пасхальная посуда. Помню, как в большом соседнем доме пекли мацу в русской печи. Делали все вместе. Женщины раскатывали лепешки, мужчины ставили их в печь, мы, дети, прокатывали их «редом», колесиком на ручке, чтобы тесто не поднималось. Помню «кнейдлах» – шарики из мацы на курином бульоне. Отмечали и еврейские, и советские праздники. На дверях была прибита мезуза. Помню, Свиток Торы, талиты. Была двухэтажная деревянная синагога, в ней потом сделали детский сад. После закрытия синагоги собирались в молельном доме, который находился, кажется, у Дудкиных. Был и свой ребе. Мы бегали туда, смотрели на моления. Собиралось 10–15 старых евреев. Туда ходил дедушка по религиозным праздникам. Но, скорей всего, дед с бабушкой были не очень религиозными. В доме было сало, и они, втихаря, чтобы не узнали, брали кусочек и ели в закутке после печи. Иногда, если бы не свинина, наверное, и есть было бы нечего.

Взаимоотношения между евреями и белорусами были хорошие. У папы было много друзей среди них.

Сухари. Еврейское кладбище.

Наши соседи Беркенблиты жили в здании, в котором до революции была почтовая станция на тракте по направлению к Мстиславлю. Я дружил с мальчиками Борей и Довидом. Главной у них в семье была бабушка Доба. Они не смогли уехать в эвакуацию, потому что у матери была болезнь суставов ног. Все они погибли во время войны.

Родственники отца еще в 30-х переехали в Могилев. До переезда дедушка и бабушка закупали туши мяса, рубили, разделывали и продавали его. В Могилеве дедушка работал в организации, где делали газированную воду».

Из воспоминаний Дудкина Исаака Моисеевича, 1919-2001 гг.

Земляки Михаил Кацман, Исаак Дудкин, Лев Лейвиков с сухаревцами
на месте расстрела евреев местечка в урочище «Липки».
1965 г. Из семейного альбома А. Литина.

«Я родился в декабре 1919 года, и детство провел в местечке Сухари, невдалеке от Могилева. Местечко практически ничем существенным не отличалось от сотен других, располагавшихся в черте оседлости. Евреи местечка в основном были ремесленниками или, как их называли по-белорусски – «самотужниками». Это были портные, сапожники, столяры. Многие фамилии и сейчас помню. Так кузнецами были Янкель Данилович, Велька Дворкин и мой отец Моисей Дудкин, старьёвщиком – Хавкин, портнихой – Сара-Лея Кацман, стекольщиком – дед моего друга Абрама Эстулина, а кровельщиком – Хаим-Хайкл Литин – отец моего друга Лазаря.

В 1929 году в Сухарях был организован колхоз «Коммунистический манифест», первым председателем которого был 25-тысячник Хача Аранзон – рабочий из Могилева. О нем долгое время с уважением вспоминали многие жители местечка.

Друзья-сухаревцы Исаак Дудкин, Абрам Эстулин, Лазарь Литин.

В местечке была и православная церковь и синагога. При синагоге был хедер, где мальчиков обучали еврейской грамоте. Учителем (меламедом) служил ребе Кацман. Я помню, что учился в этом хедере в семилетнем возрасте всего полгода. Потом, по распоряжению сельсовета, обучение детей было запрещено, и хедер закрыли. Синагога также была закрыта в начале 30-х годов. А до этого мой отец, как и многие другие религиозные евреи посещал синагогу и, и так как обладал прекрасным голосом, пел в качестве «хазана». Когда синагогу закрыли, многие собирались для молитвы в частых домах в составе «миньяна».

Молодое поколение воспитывалось уже в духе атеизма, но, тем не менее, все справляли еврейские праздники, особенно Пейсах, Пурим, Хануку и другие.

(Из книги «История могилевского еврейства. Документы и люди», книга 2, ч.1 составитель А. Литин Минск 2006 г.)

Из воспоминаний Вайман Ривы Исааковны, 1922 г.р

Лазарь Ефимович Литин.

«Мой муж Лазарь Ефимович (Хаимович) Литин родился в местечке Сухари Могилевской области в 1910 году. Отец его Хаим-Хайкл был кровельщиком-лудильщиком. Мать Сара умерла рано, примерно в 1925г. В семье всего было 11 детей – 5 сыновей и 6 дочерей. После смерти матери в Сухарях с отцом остались сын Лазарь и дочери Гита, Хана и Хая. Остальные еще раньше уехали из местечка кто на учебу, кто на работу. Сын Давид в 20-ом году эмигрировал в Америку, и после этого никакой связи с ним не было. Лазарь уехал из местечка в Могилев в начале 30-х годов. Он окончил педрабфак в 1934 году и поступил в Могилевский пединститут на факультет русского языка и литературы. После окончания, до начала Великой Отечественной войны, работал в Костюковичах директором школы. Он женился на своей знакомой по Сухарям Хине (Хая или Хана), которая работала в аптеке. У них росли три дочери-малолетки. Когда началась война, Лазарь был призван в армию, а семья не успела выехать из Костюкович. Хина и три дочери погибли от рук фашистов. Подобная трагическая судьба постигла и его отца, брата Залмана-Оре, сестер Гиты, Хаи, Хана, Зелды, которых расстреляли фашисты в Сухарях. Лазарь прошел всю войну, служил сапером, закончил службу в звании старшины, был награжден двумя орденами Красной Звезды и Отечественной войны, медалями. Освобождал города Львов, Тернополь, Катовице, Краков и др.

В самом конце войны, в апреле 1945 года, Лазарь был тяжело контужен. Демобилизовался в январе 1945 года. В Костюковичи уже не вернулся, приехал в Могилев, где устроился сначала преподавателем в школу, а затем в 1946 году – в строительный техникум, где проработал до самой пенсии в 1970 году».

Из воспоминаний Десятовой Людмилы Михайловны, 1945–2008 гг.

Меер Вульфович Кацман.

«Мой папа, Кацман Михаил (Меер) Вульфович, был всегда не очень многословным, особенно не любил ни о чем рассказывать. Так что я знаю о его жизни не очень много.

Знаю, что родился и вырос он в еврейском местечке Сухари недалеко от Могилева. Его мама была хорошей портнихой. Она и содержала всю большую семью. Ну, а дед, по папиным воспоминаниям, особенно работать не любил. Детей было много, сколько точно не помню, но вроде, то ли 14, то ли 16, и все они, кроме папы и дядя Исаака, погибли в годы войны. Дядя после войны работал в городе Бресте начальником отдела в обкоме партии (занимался сельским хозяйством), потом переехал в Москву. Он уже умер.

Папа родился в 1908 году. В Сухарях он окончил школу и прожил там до 1925 года. Он очень рано стал работать. К сожалению, об этом периоде его жизни я почти ничего не знаю. Но друзьями его были именно выходцы из Сухарей, его земляки: Исаак Моисеевич Дудкин, Лазарь Ефимович Литин, Михаил Соловьев и другие. С ними он оставался в дружеских отношениях всю жизнь. Вместе они собирались на дни рождения, отмечали праздники, ездили иногда и в свою родную деревню. Это была очень преданная мужская дружба.

Продолжая эту тему надо сказать, что самые теплые воспоминания у меня сохранились о Лазаре Ефимовиче Литине. Он ко мне очень хорошо относился, по-отечески любил, может потому, что своих дочек у него не было. Со своими проблемами я всегда бежала только к нему, даже когда у меня уже свой ребенок родился, и я была совершенно взрослой и самостоятельной. О сухаревском периоде жизни, отец вспоминал именно связывая его с Лазарем Ефимовичем и своими друзьями».

(Из книги «История могилевского еврейства. Документы и люди», книга 2, ч.2 составитель А. Литин, И. Шендерович Могилев, 2009 г.)

ХОЛОКОСТ

Первый расстрел был осенью 1941 г. Убили молодых мужчин и подростков на лугу, недалеко от колодца (точных данных нет). Второй расстрел состоялся 23 февраля1942 г. Расстреливали полицейские и фашисты.

Из воспоминаний Дудкина Исаака Моисеевича, 1919 – 2001 гг.:

«В местечке Сухари в урочище Липки были расстреляны десятки не успевших эвакуироваться евреев. Назову несколько имен: Соловьев Шая, его жена Лея, дочь Дора и внучка Люда, Эстулин Зелик, жена Маня, сын Самуил, Хаим-Хайкл Литин и его дети Залман-Оре, Хая, Хана, Зелда и Гита. К сожалению, на месте расстрела евреев местечка никакого памятного знака не было». (Из архива могилевской инициативы «Уроки Холокоста»).

Валюжевич Николай Дмитриевич, председатель сельсовета.

Николай Дмитриевич Валюжевич.

«Я работал в Сухарях главным агрономом, потом избрали секретарем партийной организации в Сухаревском сельском совете, после перестройки учил детей в школе, а сейчас я работаю председателем сельского совета.

Пока восстанавливали страну, поднимались из бедности, до прошлого руки не доходили, ничего не записали, не сохранили.

В 1989 г. отмечали 45-летие освобождения Белоруссии. Я взялся восстановить историю деревни. Побывал в Центральной библиотеке им. Ленина в Могилеве, в книге «Могилев на Днепре» под редакцией Дембовецкого за 1882 г. прочел, что в 1784 г. Сухари получили статус «местечка». По переписи 1880 г. в Сухарях проживали 387 мужчин, 383 женщины, в т. ч. православных мужчин – 190, женщин – 203, иудейского вероисповедания – 157 мужчин, 180 – женщин. Домов деревянных всего – 133, в т. ч. христианских – 191 дом, еврейских – 42 дома, одна мелочная лавка, деревянная церковь и синагога. Церковь и синагога стояли почти рядом, их разделяло не более 100 метров.

В 1929 г. в местечке был организован колхоз. Приехали представители из Чаусского райкома партии (Сухари входили в Чаусский район до 25 декабря 1964 г.) и на собрании предложили создать коллективное хозяйство.

В местечке проживало большинство евреев: Кацманы, Литины, Шалыто, Эстулины, Дудкины, Соловьевы, Мереминские и другие. Они организовали колхоз. Назвали его «Коммунистический манифест».

Первым председателем колхоза был рабочий лентоткацкой фабрики двадцатипятитысячник Аранзон. Он работал в колхозе год.

Янкель работал в колхозе кузнецом, был еще один кузнец – Дудкин Моисей. Вели работы они мастерски.

Литин работал лудильщиком, назывался в деревне «бляхер». Зелик Эстулин работал в лавке, продавал выпеченный хлеб и другие товары. Дора Моисеевна Соловьева была учительницей в школе, преподавала русский язык. У нее был муж и маленькая дочь. Была участковая больница. Врачом был Миркин. После войны он работал в Крупках. Там и похоронен. У него остались дети. Была в местечке хлебопекарня, шерстопрядильня.

26 июня 1944 г. 49 армия, 199 и 290 стрелковые дивизии освободили Сухари.

Сразу же была создана Областная чрезвычайная комиссия по расследованию злодеяний фашистов на оккупированной территории. Было установлено, что на территории Сухарей расстреляно было 84 человека, из которых 34 женщины и 14 детей. Расстреляны они были в урочище «Липки», что находится в 2 км северо-западнее деревни Сухари.

Среди жителей деревни Сухари земляки
Исаак Дудкин, Лев Лейвиков, Михаил Кацман, Рива Вайман,
Лазарь Литин, Лена Левинина, Сима Левинина.
1965 г. Из семейного альбома А. Литина.

В 1989 году я пытался восстановить имена и состав каждой расстрелянной еврейской семьи, но воспоминания были путанные, не всегда помнили имена, фамилии, называли прозвища. На плане деревни я нарисовал, где чей дом стоял и написал имена погибших евреев, которые вспомнили свидетели: Дудкин Ара имел сына Нему и дочку Розу, Генин Ясель, Брахнейка (прозвище) с женой, Алтер, Литин Моисей, у Хаима Литина–«бляхера» были две дочки 7 и 8 лет, еще был месячный ребенок и дед, Фаня-Ента Литина, Дудкина Маша (Мася) была убита с 5 детьми от 10 лет и младше, Соловьева Дора Моисеевна имела сына Срола, который был женат на Лисе. Гинда Шалыта – портниха, Кацман Давид имел сына-учителя в Могилеве, пожилая пара Лыко (?), Розин с женой, Лозовская Злата, Дысины и др. Евеля с женой расстреляли со всеми в Липках, а их сына Моту 15-ти лет убили на лугу возле колодца. Убили Маланчиху и 2 сыновей (ее имя неизвестно)

На кладбище расстреляли старшеклассника Юдку Дудкина, сына Маши. Юдке удалось как-то сбежать во время массового расстрела. Он прибежал домой и спрятался на печке, но полицейские нашли его там и убили уже после массового расстрела. Его забрали прямо с печи.

Эстулин Зелик с сыном Муликом. Мулика расстреляли на лугу. Соловьеву Дору Моисеевну убили с дочкой. Последние слова ее были: «Прощайте, больше мы не увидимся». Маленькая дочка Соловьевой была светловолосой. Дора Моисеевна просила односельчан взять девочку к себе, спрятать, сохранить. Ее муж был мельником. Женщина из церкви взяла девочку на руки, но полицай вырвал ребенка и бросил в толпу евреев.

Мереминская Рохля была очень красивой женщиной, не замужем, имела двоих сыновей. Говорили, что один из сыновей остался жив, жил где-то в Могилеве.

Мереминская дружила с женатым мужчиной Савкой (Савелием) Суденковым. Рассказывали, что в день, когда расстреливали евреев, была сильная пурга. Деревенских мужчин заставили запрячь лошадей в подводы. Приехал на телеге и Савка. Перед расстрелом Рохля сняла и бросила Савке большой красивый цветастый платок: «На память обо мне».

Памятный знак в урочище Липки.

В урочище «Липки» росли липы, кусты малины, орешник, редколесье, ягоды. Сейчас здесь поле 24 гектара. Там проходила дорога по низинке, за болотце на деревню Ходнево. Евреев везли по этой дороге. Среди кустарников была полянка, на полянке вырыта большая яма. По рассказам Ивана Карповича Власова и Щасного Василия Васильевича они это видели – они катались на горке и ездили посмотреть на место расстрела. Они хотели увидеть свою одноклассницу Дысину. Сейчас там все сровняли: прошла мелиорация, и поле распахали. В 1989 г. председателем сельсовета был Гомонов, а я – секретарем парторганизации. Тогда я проводил опрос свидетелей, привозил их на место, чтобы точно определить место захоронения. Собрал учеников, и мы копали с ними в шахматном порядке ямы, но место расстрела не нашли. На том месте, на которое указывало большинство свидетелей, и поставили памятник. По моей инициативе там насыпали курган и установили камень с доской и надписью.

В деревне осталось еще еврейское кладбище.

Сначала на камне была белая мраморная плита с надписью: «Вечная память семьям евреев, расстрелянным фашистами в 1941-1942 гг.» Потом табличку разбили, и мы сделали новую, черную. Слова «еврейские семьи» убрали, чтобы варвары не разбивали».

Расстрел еврейского населения в д. Сухари в период оккупации 1941-1944 г.г.

Опрошены жители д. Сухари: Малиновский Николай Иванович 1934 г.р., Зубрицкий Федор Иванович 1928 г.р., Гаврилович Иван Кузьмич 1934 г.р. (проживает в г. Могилеве)

Проводили опрос 2 октября 2008 года: Моисеенко Нина Владимировна, заведующая Сухаревской сельской библиотекой, Марченко Галина Николаевна, специалист социального пункта д. Сухари.

Зубрицкий Федор Иванович, 1928 г.р.

Лев Кацман.

Я учился с Кацманом Борей, у него был брат Лева. Мы вместе играли, вместе ходили в школу, лазили за грушами. Жила у нас перед войной одна или две семьи беженцев из Польши. По-русски они не говорили. Они уехали в эвакуацию, все бросили, остались живы. На Чаусской улице жили только евреи. Сейчас новые дома стоят на старых фундаментах еврейских домов. Стояла у нас шерстопрядильня. Перед войной она взорвалась. От пара взорвалась. Несчастный случай.

В 1941 году молодых мужчин среди еврейского населения не было, оставались пожилые, старики, дети и женщины. Осенью 1941 года немцы взяли мужчин-евреев и расстреляли их в окопах, оставшихся от отступления советских войск в урочище Липки. Сколько их было, точно неизвестно. По-моему, пожилых мужчин было человек восемь. Потом евреев не трогали до зимы. Ночью с 22 на 23 февраля 1942 года полицейские мобилизовали 13 подвод у местных жителей д. Сухари (Иван Малиновский, Исаак – отец Нилы Поздняковой и др.) на которые погрузили стариков, детей, часть людей шли сами, и повезли в то же урочище Липки. Мне рассказывал Рыжков Егор, который сам возил евреев на расстрел, что было 13 подвод. Расстреливали эсэсовцы с полицаями. Они приехали в деревню ночью, когда все уже спали. Когда всех привезли к выкопанной яме, местное население с подводами отправили назад. Всех евреев расстреляли, по его словам детей особо не старались расстреливать, а бросали в общую кучу. Затем расстрелянных в яме прикрывали одеждой, которую они перед расстрелом снимали. Вещи, что получше, забирали с собой, а те, что похуже, бросали в яму. Закапывали яму местные.

В тот день и еще 2-3 дня была страшная метель. Соседи, полицаи и немцы-связисты, которые жили в нашей деревне, брали еврейские вещи.

Малиновский Николай Иванович, 1934 г.р.

Осенью 1941 года я видел со своего двора, как полицейские, окружив с двух сторон, вели по старой Супоничской дороге, которая шла с Чаусской улицы через ровок с мостом в сторону Супонич, евреев в сторону Липок. Впереди шла подвода, а люди следом. Отец был на месте расстрела. Снега не было. Дети потом босыми бегали к месту расстрела. Яму выкопали до расстрела местные жители. Среди евреев было мало мужчин. Говорили, что было их 28 человек. В одного здорового еврея стреляли шесть раз, он им кричал, что может поучить, как это делать.

(Предоставлено Валюжевичем Николаем Дмитриевичем)

Гаврилович Иван Кузьмич, 1930 г.р.

Иван Кузьмич Гаврилович.

Я родился в Сухарях и жил здесь и до войны, и во время войны. Со мной в классе училась Дысина Галя. Ее отец Ицка торговал в магазине. У них был сын Сеня, жена Малка. Мы часто ходили с ней в магазин. Как только война началась, вся их семья уехала, после войны они вернулись в Могилев. Главным врачом в больнице был Миркин.

Директором школы был Скудный.

До войны я ходил с отцом в синагогу на осенние праздники. Это был большой деревянный дом с двухскатной крышей. Внутри синагога была украшена. На стенах были какие-то картины. Снаружи окна шли в два ряда, как в двухэтажном доме.

Во время войны полицаи сделали там склад оружия.

Жена Иткина была библиотекаршей.(?) Две еврейки работали в колхозе доярками. Одну из них звали Злата. Гинда Коломейцева работала почтальоном. Она жила в стареньком домике. Окна были у самой земли.

В клубе кассиром была очень красивая женщина. Старшие хлопцы ухлестывали за ней, а мы обманом пробирались в кино без билетов. Имя ее не помню.

Ерман Кива. Шея, Соня Брук.

Дысин Ицка имел жену Малку и 2 сыновей: Сеню (15 лет), Шаю и дочь Маню (10 лет). Их расстреляли.

Сын Зелика Эстулина Мулик (мы звали его Мота), был намного старше нас, ходил в 8-й или 9-й класс, читал книгу «Декамерон» и бегал к нам пересказывать по одной главе. Когда всех вывозили на расстрел, он как-то убежал. Мота пришел домой спрятался на печке, но кто-то его выследил и выдал.

Шалыто работал секретарем или кассиром в сельсовете. У него был сын Хача, жена Рая. Его большой высокий дом заняла полиция, там у них было общежитие.

Была зима 1942 года. За евреями приехали на подводах полицейские с немцами и под предлогом, что увезут куда-то, сказали взять необходимые вещи. Повезли их в «Коровий ложок», где и расстреляли. Расстрел был слышен в деревне. Расстреливали полицейские, немцы только стояли. Особенно лютовали братья полицаи Рыбаковы Борис и Степан. Урядник был из Васькович. Говорили, что впоследствии Бориса нашли в Магадане и судили.

Отдельно расстреляли Раису Максимовну Фридман, учительницу немецкого языка. Она постоянно просила молодежь уходить из деревни, но на неё донесли, забрали и увезли в Могилев. Больше её никто не видел.

После общего расстрела в живых остался только Мота, сын Зелика – продавца в лавке, который спрятался на печи, но на него донесли и расстреляли его около колодца и туда же сбросили тело.

После расстрела дома стояли пустыми. В 1943 году партизаны разгромили полицейскую управу в местечке, тогда и погорело несколько домов. После войны часть еврейских домов заселили Девбелев, Бычков Петр, Демьянков. Полицейская управа находилась в большом еврейском доме в районе теперешнего хозмага. В синагоге находился склад оружия и инвентаря. На месте снесенного заготовительного магазина была библиотека.

Когда учительницу Соловьеву везли на санях на расстрел, она держала на коленях дочку. Вдоль дороги стояли женщины. Дора Моисеевна просила, чтобы кто-нибудь взял ее девочку. Подошла женщина Краснобаева, мы ее звали Гурыниха, прижала к себе девочку и хотела бежать. В это время подошел полицай, вырвал ребенка и бросил на телегу. Я это видел сам.

Перед расстрелом евреев мы с ребятами собирались в доме Шайторовых, играли в карты. Пришла хозяйка и сказала, что всех евреев собирают в центре возле комендатуры, там, где теперь стоит памятник, с Заречной, Чаусской и других улиц. Уже стояли запряженные кони. Все кричали и плакали. Было очень холодно. Везли через мелкий ручей по дороге на Ходнево. Мы побежали домой. Я маме сказал, что повезли евреев на Ходнево. Там были и полицаи и немцы. Потом мы услышали выстрелы. Мама сказала, чтобы мы шли в погреб. Ни в тот день, ни на следующий, мать нас туда сбегать не пустила. Кто и когда копал могилу, я не знаю.

Янкель Данилович был кузнецом.

Рассказывали, что в деревне Хорошки жил только один еврей – кузнец. Был он сильным и большим. Жители деревни Хорошки защищали кузнеца, чтобы его не трогали. Кажется, его фамилия была Краснов, но точно не знаю. Его привели на расстрел и стали стрелять. Стреляют, а он стоит, не падает, стреляют, а он стоит. Тогда подходит полицейский Клубеньков, поднимает свой наган и стреляет в упор. Полицаю потом дали 25 лет. Он выжил и уехал в Краснодарский край на Кубань, к своей семье, которая сразу после войны уехала на Кубань.

В местечке около сельсовета уже после расстрела евреев были расстреляна группа (видимо десант): две девушки с рацией и парень, который пытался бежать, но его застрелили. Похоронили их на кладбище (скорее, на старом русском, а не на еврейском).

(Из архива могилевской инициативы «Уроки Холокоста»).

Александр Литин

Местечки Могилевской области

Могилев • Антоновка • Бацевичи • Белыничи • Белынковичи • Бобруйск • Быхов • Верещаки • Глуск • Головчин • Горки • Горы • Гродзянка • Дараганово • Дашковка • Дрибин • Жиличи • Завережье • Кировск • Климовичи • Кличев • Коноховка • Костюковичи • Краснополье • Кричев • Круглое • Круча • Ленино • Любоничи • Мартиновка • Милославичи • Молятичи • Мстиславль • Напрасновка • Осиповичи • Родня • Рудковщина • Рясно • Самотевичи • Сапежинка • Свислочь • Селец • Славгород • Староселье • Сухари • Хотимск • Чаусы • Чериков • Черневка • Шамово • Шепелевичи • Шклов • Эсьмоны • Ясень •

Главная

Новые публикации

Контакты

Фотоальбом

Карта сайта

Витебская область

Могилевская область

Минская область

Гомельская область