Поиск по сайту

Аркадий Шульман

СЕСТРЫ

Мне рассказывали о судьбе этих женщин. И все же, когда они пришли ко мне, я был немало удивлен. Даже, если бы кто-то поставил задачу, найти двух таких внешне непохожих друг на друга людей, пришлось бы долго искать.

У Ядвиги Петровны Ласицкой славянское округлое лицо, светлые волосы и голубые глаза.

Ее сестра – Эмилия Петровна Винокурова – внешне типичная южанка: смуглая, темные волосы, карие глаза.

Но чем внимательнее я приглядывался, а наш разговор был долгим, тем больше находил у двух женщин, неуловимо схожих черт. Один и тот же взгляд, сначала осторожный исподлобья, как будто испытывает собеседника, можно ли ему доверять; одна и та же манера говорить.

Рассказывала в основном Ядвига Петровна. Эмилия молча слушала и согласно кивала головой. Эмилия кое-что и сама помнит из военных лет, хотя в те страшные годы она, как говорится, «под стол пешком ходила», родилась в 1939 году. Но, самое главное, Ядвига – старшая сестра и, похоже, в этой семье, была «законодателем мод».

– Куда я, туда и родители, а потом и Эмилия следом, – сказала она. – Перебралась я в середине шестидесятых годов в Витебск, и они за мной приехали сюда.

Ядвига Петровна работала директором крупного магазина, торговавшего электроникой, а в годы советского дефицита, это многое значило. У Эмилии была более скромная должность. Она работала медсестрой.

Но к теме нашего рассказа это прямого отношения не имеет.

Сестры Эмилия Петровна Винокурова (слева)
и Ядвига Петровна Ласицкая.

– Наши родители поженились в 1938 году. Мама была из Червеньского района из деревни Ляды, – рассказывает Ядвига Петровна. – Это недалеко от Гродзянки, куда родители позднее переберутся, где встретят войну, и развернутся все драматические события.

Впрочем, Червеньским районом эти места стали называться только после войны, а в те годы это был Игуменский уезд, а затем район. Наверное, властям не понравилось церковное происхождение этого названия, и местечко переименовали. Назвали Червень. В переводе с белорусского – это июнь. Рядом есть местечко, которое называется Липень. В переводе с белорусского это июль. Кстати, в начале XX века и Липень и Игумен (Червень) не смотря на сугубо православное название, были типичными еврейскими местечками.

Звали нашу маму Янина Ивановна Лиходиевская, – продолжает свой рассказ Ядвига Петровна. – Ее отец, наш дед, Иван Лиходиевский был, по тем временам, образованным человеком: садоводом, пчеловодом, коневодом, ветеринаром. У него был самый лучший в районе дом, светлый, просторный, чистый. С балконом. Он построил его своими руками. Его считали богатеем и пытались «раскулачить». Заступились односельчане. По тем временам такая смелость была редкостью. За любое слово, обмолвленное в защиту классовых врагом, можно было вместе с ними отправиться в Сибирь. Но Иван Лиходиевский был не только уважаемым, но и необходимым человеком. Уже не говоря о том, что он привозил из района газеты и читал их односельчанам, объяснял «политику». Без этого деревня могла бы и пережить. Но Иван Лиходиевский был знающим ветеринаром, агрономом, а при необходимости мог и больному человеку дать нужный совет. А без этого в деревне обойтись тяжело. Прислушались власти к голосу односельчан и оставили Ивана Лиходиевского в покое, хотя напугали, как следует.

А вот семью нашего отца – Ласицких – выслали на Урал, рассказывает Ядвига Петровна. – Они жили в деревне Дубрава того же Червеньского района. Правда от Гродзянки это уже в сорока километрах. В семье было трое сыновей, и все работали от зари и до зари. Жили покрепче соседей, и это не понравилось советской власти.

Петр Ласицкий валил лес на Урале. Несколько раз пытался бежать из лагеря. Однажды его придавило падающее дерево, и он сутки с переломанной ногой лежал под завалом. После этого Петр Францевич долго лечился, и видимо, как человек бесполезный на лесоповале, был отпущен домой. Приехал в местечко Гродзянка. На работу его брать никто не захотел. Боялись. 1937 год – дата говорит сама за себя. И все же нашелся смелый человек, который предложил раскулаченному Петру Ласицкому работу. Им оказался председатель колхоза из Гродзянки еврей Загальский. Его за это вызывали в райком партии. Говорили, выгони с работы чуждого элемента, или себя загубишь. А он отвечал: «Петр Ласицкий грамотный и работящий человек, мне такие в колхозе нужны».

Вскоре Петр Ласицкий познакомился с Яниной Лиходиевской. Соседи говорили «одного поля ягоды». Его раскулачили и ее родители такие же.

А может, так и надо, чтобы сходились люди, у которых одинаковое прошлое, которые понимают друг друга с полуслова…

Петр и Янина поженились и стали жить-поживать… Надо было обзаводиться хозяйством, строить дом. У Ивана Лиходиевского был в Гродзянке хороший знакомый-еврей, которого все звали Мисель. Он жил в центре местечка, в просторном доме. Рядом аптека, склад «Заготзерна», школа. Впрочем, в местечке все рядом. Мисель работал в леспромхозе, был бригадиром обоза. По сегодняшней терминологии – это начальник транспортного цеха. Лес и лесоматериалы подвозили к пилорамам, складам, железнодорожной станции на лошадях. Этим обозом командовал Мисель. Фигура заметная в небольшом местечке, или правильнее все же рабочем поселке, где леспромхоз – главное, а существу единственное предприятие. Мисель был грамотным человеком и, наверное, на этой почве и сошелся с ним Иван Лиходиевский. Когда он приезжал в Гродзянку по делам, или в пошивочную мастерскую, или на почту, обязательно заходил к Миселю поговорить «за жизнь».

Жена Миселя, в Гродзянке ее звали Миселиха, была родом из деревни Ляды. Работала в ларьке «Заготсырья». Ларек был в их же доме. И, вероятно, остался со времен НЭПа, а то и с дореволюционных времен, когда еврейские семьи открывали в своих домах, в комнатах, выходящих на улицу, различные ларьки, мастерские, магазинчики, где, обычно работали расторопные женщины и одновременно занимались домашним хозяйством, воспитанием детей и вносили свой вклад в семейный бюджет.

Миселиха, когда узнала, что жена Петра Ласицкого из Лядов, ее землячка, тут же пришла знакомиться и сказала: «Рассчитывай на мою помощь». Да и, кроме того, две женщины очень хорошо шили, вязали и, несмотря на разницу в возрасте, Миселиха была намного старше, быстро сошлись.

Так подружились эти две семьи: еврейская и белорусская. И когда Петр Ласицкий решил строиться и выбрал пустующий участок земли, Мисель помог ему. В его руках был транспорт. А для строительства это немаловажная деталь. И хотя расстояние между домами, по сельским меркам, стало немалое, Мисели и Ласицкие по-прежнему часто встречались.

– Не знаем, – в один голос говорят сестры Ядвига и Эмилия, – это имя, фамилия, а может быть, его в местечке дали такое прозвище. Только про хозяина дома все говорили Мисель, про его жену – Миселиха, а про детей – Миселишки.

Уже позднее, заинтересовавшись историей рабочего поселка Гродзянка, я узнал следующие подробности из истории этого населенного пункта.

В конце XIX века в окрестных лесах активно велись лесоразработки. Белорусский лес пользовался спросом на рынках России и Европы. Это приносило большие прибыли. И среди бескрайних лесов, в тридцати километрах от местечка Осиповичи, был основан населенный пункт Гродзянка. В то время он насчитывал … 1 двор и 7 жителей.

В 1905 году здесь был построен лесопильный завод. Гродзянка стала расти. Населенным пунктом владел генерал, представитель знатного рода, и толковый хозяйственник Антоний Радзвилл.

Он организовал акционерное товарищество для строительства железнодорожной линии Верейцы – Гродзянка. Железная дорога нужна была в первую очередь для вывоза леса. В 1911 году в Гродзянке была построена железнодорожная станция.

В окрестных местечках в то время жило очень много евреев. Это был один из самых густонаселенных еврейских районов Беларуси. Неподалеку местечки Лапичи, Осиповичи, Пуховичи, Узляны, Смиловичи и другие, евреи жили в окрестных деревнях. Достаточно сказать, что в соседнем местечке Лапичи из 750 жителей в конце 1897 году 736 были евреи, а в Игуменском уезде было 8 синагог и 22 еврейских молитвенных дома еще в 1864 году.

И, естественно, многие из евреев, не имевших постоянной работы, а живших случайными заработками, устремились в Гродзянку. Лесопильный завод и железная дорога давали людям возможность прокормить семью.

По переписи 1917 года в поселке Гродзянке было 67 дворов, жило 359 жителей, на станции было 10 дворов и жило 35 жителей.

В 1925 году в школе Гродзянки училось 94 школьника. Сегодня в рабочем поселке осталось совсем немного людей, которые помнят довоенные времена. Что и говорить, времени прошло немало. Да и время было не милосердно к людям. В поселковом Совете долго переворачивали страницы журнала, что выбрать фамилии и адреса людей, которые помнят и могут рассказать о довоенной Гродзянке.

Ольга Игнатьевна Лукашенко (по мужу Ланевская) сначала с опаской разговаривала с нами на крыльце дома, а потом, поняв, что разговор будет не опасным, а скорее приятным для нее, ностальгическим, впустила в дом.

– Я родилась в Гродзянке в 1922 году, – начала свой рассказ Ольга Игнатьевна. – Я хорошо помню довоенное местечко. У нас был лесопильный завод «Спартак». Сначала открыли 4-х классную школу, затем было 7 классов, а перед войной – сделали десятилетку. Была пионерская, комсомольская организация. Устраивали сборы, ходили по улицам с барабаном и горном. Весело было. Был клуб. Был драмкружок. Ставили постановки. По воскресеньям играл духовой оркестр, и под него были танцы. Приезжали военные из Лапич. Молодежи было много. На стадионе часто собирались. Соревнования устраивали. Жили веселее, чем сейчас. И говорю я это не потому, что я уже перевалила за восьмой десяток…

Лесопильный завод работал на полную мощь. И Гродзянка росла. Раскорчевывали лес, строили новые дома, прокладывали улицы. Образовывались целые поселки: Гроденец. Он тянулся до конюшни. От конюшни начиналась Рябиновка. Там в основном жили евреи. А за железной дорогой начиналась Ульяновка. В 1935 году был образован рабочий поселок Гродзянка. Хотя местные по-прежнему говорили, что живут в Рябиновке или Гроденце.

– Никаких распрей между евреями и белорусами до войны не было, – продолжает Ольга Игнатьевна. – Я даже не помню, чтобы кто-то кого-то обозвал или упрекнул. Хотя, возможно, такое и случалось. А я об этом не знала. Люди ведь есть разные. Но у нас в доме к евреям относились с уважением. И я надеюсь, они также относились к нам. Мы жили рядом с Зельцерами, он был хорошим сапожником. Родители дружили, и дети играли вместе. Они на свою пасху нас мацой угощали, а мы на свою – приносили им куличи.

Мы ходили по разным домам, где живут довоенные жители Гродзянки, и еврейская тема всплывала сама по себе. Вероятно, без нее нельзя говорить о Гродзянке того времени.

Софья Иосифовна Прокопчик родилась здесь в 1927 году и довоенные события хорошо помнит. Она с интересом и любопытством разглядывала нас, но не решалась спросить: «Зачем мы приехали в этот забытый уголок?» Рассказывала живо, вероятно, собеседников, особенно незнакомых бывает немного.

– Как-то в магазине мы собрались с другими старожилами и заговорили про евреев. Стали вспоминать, сколько до войны их в Гродзянке жило. Насчитали 50 еврейских дворов, но, думаю, что, конечно, не всех смогли вспомнить. Евреев жило в Гродзянке больше чем белорусов и русских.

Фашисты захватили Гродзянку уже в конце июня 1941 года. Вернее сказать, не было боев за Гродзянку. По пыльной дороге уходили на восток отступающие части Красной Армии, а следом за ними, вошли в рабочий поселок немецкие войска. Захватили военнопленных. Их разместили сначала на стадионе, а потом погнали в сторону Калеины. Военнопленные совершили побег, шесть красноармейцев были убиты. Для устрашения немцы повесили на стадионе ни в чем не повинных жирных жителей, тех, кто первым попался под руку. Так в Гродзянке установился новый порядок.

Эвакуироваться или уйти на восток из Гродзянки практически никто не успел.

Вскоре вышел приказ, чтобы все евреи переселились в гетто. Его устроили за железной дорогой, недалеко от почты. Там были большие дома, в которых жили евреи, в них сделали гетто. Люди спали в домах, и на чердаках, и на голой земле. Вероятно, фашисты уже знали, что гетто в Гродзянке долго не просуществует, и не очень обременяли себя вопросами, как разместить людей.

– До войны я вышла замуж за военного, была беременной, и муж привез меня в Гродзянку к родителям. Здесь меня и застала война, – продолжает рассказ Ольга Ивановна Лукашенко. – Когда евреев загнали в гетто, в Гродзянку понаехало людей из окрестных деревень, да и наших хватало, кто ходил по еврейским домам, забирал их вещи, грабил имущество, занимался мародерством. Причем эти люди сами себя оправдывали тем, что, мол, евреям это все равно не пригодится. Появились у нас в Гродзянке и свои полицаи, и свой староста. Им стал бывший начальник почты Мухин.

Оказалась в гетто и вся семья Миселя. Ходить евреям по улицам Гродзянки было небезопасно. Немцы, да и полицаи могли издеваться, убивать евреев просто так, например, из-за плохого настроения. Или, например, после очередного партизанского налета. А партизанские отряды в Осиповичском районе появились сразу после начала оккупации. И в партизанской борьбе активное участие принимали евреи. Секретарями подпольного райкома партии были Рувим Хаимович Голанд, Мота Рафаилович Горелик. Из Гродзянки ушли в партизаны Роза и Люся Рубинштейны, еврей по имени Вульф (фамилию уже и вспомнить), другие. Так что те, кто утверждает, что евреи безропотно шли на смерть, говорят неправду. И делают это или по незнанию, или осознано.

Кушать узникам гетто фашисты не давали. И всеми правдами и неправдами евреи выбирались в Гродзянку и просили помощи у довоенных соседей и сослуживцев. Кто-то помогал, а кто-то гнал прочь.

Миселиха ходила в поселок, боясь пускать на этот промысел дочерей. Чаще других она приходила дом в Ласицким. Янина кормила ее, давала еду с собой для детей. Делилась последним, хотя понимала, если фашисты узнают об этом, а доносить было кому, погибнуть может вся семья. Но иначе поступить она не могла.

После десятого августа 1941 года пошли разговоры, что в соседних местечках начались еврейские расстрелы. Мисели просили Лапицких спрятать двоих девочек. Даже трудно себе представить родителей, стоящих перед таким страшным выбором, кого из детей спрятать, чтобы сохранить им жизнь. Не знаю, и сегодня уже никто не ответит на этот вопрос, почему Лапицкие согласились спрятать Тольку одну дочку Миселя. Ведь если бы фашисты узнали об этом, расстреляли бы всю семью, не спрашивая скольким евреям дали убежище: одному, двум или десяти. Или подумали, что одну можно спрятать незаметно, а на двоих уже обратят внимание. Или некуда было спрятать вторую девочку…

Укрыли Дашу. Судя по всему, она была младшей в семье… Ночью ее отвезли к Омеле Ласицкой – сестре Петра Францевича. Она жила на хуторе, за деревней Дуброва, как отшельница. Да и вообще местным жителям казалось странной. У нее в доме было много книг. Она интересовалась медициной. Лечила травами. Кто-то ее называл знахаркой, а кто-то, за глаза, говорил, что она колдунья. Омеля очень много курила, не выпускала трубку изо рта.

15 августа 1941 года фашисты, немцы и полицаи, пригнали Гродзянковских евреев на кладбище. На христианское кладбище, которое находится на Октябрьской улице. Думаю, что, и это было сделано сознательно. Среди евреев Гродзянки, особенно среди пожилых людей было немало верующих. И для них было небезразлично, где они будут похоронены. Фашисты решили поиздеваться над ними даже перед смертью. Будете лежать на христианском кладбище. Под дулами автоматов, заставили на краю кладбища вырыть большую яму. И заставляли семьями ложиться на дно ямы. А потом стреляли в затылок. Ранили-убили… Следующая семья. Пока всех не перестреляли. Присыпали землей и ушли… Судя по материалам Государственной Чрезвычайной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников в тот день было расстреляно – 149 евреев-жителей поселка.

– 15 августа из Осиповичей в Гродзянку возвращались две женщины, – рассказывает Ольга Игнатьевна Лукашенко. – Шли мимо кладбища. Увидели остатки вещей, документов. Зашли на кладбище и увидели, что земля колышется. В могиле лежали еще живые люди…

Спастись в тот день удалось только двум сестрам Рубинштейн: Розе и Люсе. Они ушли в ночь перед расстрелом. Скитались по деревням, пока не попали к партизанам…

По всей видимости, по Гродзянке пошли разговоры, что Ласицкие помогали евреям. Петр Францевич и Янина решили от греха подальше уйти из рабочего поселка в деревню Дуброва, где когда-то жила семья Ласицких. Рассчитывали, что немцы ни в чем не заподозрят семью, обиженную советской властью, семью, у которой забрали все имущество, а мужчин выслали на лесоповал. Старый дом, который принадлежал Ласицким им, конечно, никто в Дуброве не вернул, но разрешили строиться на окраине.

Новый дом поставили быстро. Рядом был лес. Петра и Янину постоянно тревожили то немцы, то полицаи, то партизаны. Янина помогала партизанам, была у них связной. Петр знал об этом, по просьбе жены выполнял какие-то поручения. Но демонстративно, с партизанами на контакт не шел. Не мог простить Советской власти, что она забрала его имущество и выслало на Урал. Про партизан говорил: «Пускай бегают по лесам. Отрабатывают то, что им Советы дали». Петра звали в полицию. Но и к немцам он служить не пошел. Говорил: «Я против своего народа воевать не буду».

Несколько раз каратели сгоняли всех жителей деревни в хату, где жили Ласицкие, и пытались их сжечь заживо. Но каждый раз спасало чудо. Однажды в закрытой хате оказалась белорусская женщина, встречавшаяся с немецким офицером. Выпустили ее, а вместе с ней помиловали и всех остальных, но не отпустили на свободу, а отправили в концлагерь.

– То, что я выжила в годы войны – это случай, или помог Бог, – рассказывает Ядвига Петровна. – У детей в концлагере брали кровь, для армии, для раненных солдат и офицеров вермахта. Я очень серьезно заболела. И переводчица, незнакомая нам женщина, сказала маме, что нужно спрятать меня. Больных детей фашисты расстреливали.

А потом переводчица, мы не знаем даже ее имени, помогла нам бежать.

Отец нашел какую-то деревню, где нас приютили чужие люди. За это отец с мамой помогали им по хозяйству. Там мы и жили, пока нас не освободила Советская Армия.

Омеля в это время, как могла, прятала еврейскую девочку. Пошли слухи, что у нее на хуторе кто-то живет. Омеля выдавала девочку и за больную, и за человека, у которого помутился рассудок, и старила ее – приклеивала к волосам седые пакли. Омеле помогала Мальвина Лиходиевская – мать Янины. Она приходила из деревни на хутор, приносила еду. Однажды Мальвина простудилась и заболела. Помочь ей уже не смогли.

Когда Советская Армия освободила Червеньский район, Петра Францевича Ласицкого призвали в армию. Но долго он не прослужил. Открылась рана на ноге, полученная на лесоповале. Его отправили домой и в Червене положили в больницу. Из больницы отца хотели выгнать, после того, как он честно рассказал, что был «раскулачен» и травму получил на лесоповале. Но главврач, бывший фронтовик, пожалел и оставил при больнице истопником. Ласицкого лечили, как говорится, по месту работы.

Даша, дочка Миселя, продолжала жить на хуторе у Омели. Ей было 16-17 лет. На хутор «прибился», какой-то молодой человек, который впрочем, скоро исчез, также незаметно, как появился.

Вскоре Даша поняла, что она беременна.

А дальше и вовсе начинается история, которая, вероятно, могла бы стать сюжетом для «голливудского» кинофильма, но, боюсь, многие посчитают ее не правдоподобной.

Даша отказывалась уезжать с хутора. Она пряталась всю войну, и страх у нее еще прочно сидел в голове. Она боялась и за себя, и за будущего ребенка. Да и, кроме того, стеснялась показаться на людях. Как сумеет объяснить, что нажила ребенка без мужа.

В это же время забеременела Янина, часто навещавшая в больнице своего Петра Францевича. Разница в сроках у Янины и Даши была небольшая. Янина и на этот раз решила помочь Даше.

– Будешь рожать у Омеле на хуторе, – сказала она. – А когда рожу я, то скажу всем, что у меня родилась двойня…

Через несколько недель в дом к Ласицким прибежал какой-то мальчишка и сказал, что тетке Омеле совсем плохо. Янина сразу поняла, что речь идет о Даше. Она тут же собралась и пошла на хутор. Ее не было целый день, а поздней ночью она вернулась и принесла завернутую в одеяльце маленькую девочку.

Даше во время родов срочно понадобилась медицинская помощь, а ехать в больницу в Червень она наотрез отказалась. Даша умерла во время родов.

Янина отнесла малышку к местной повитухе Журчихе и строго-настрого ей приказала, когда она будет рожать, чтобы в доме не было посторонних людей. При родах должна быть только сама повитуха и сестра мужа – Аня. После родов Журчиха должна была всем сказать, что у Янины двойня.

Человек предполагает, а судьба… Время было послевоенное, по лесам прятались бандиты и недобитые полицаи. Однажды среди ночи они ворвались в дом к Ласицким и потребовали золото. Были уверены, что в доме у «раскулаченных» припрятаны драгоценности. Они наставили на Янину пистолет и сказали: «Не отдашь золото – убьем». Драгоценностей в доме так и не нашли, разве что пакет с чистой одеждой, которую держали «на смерть», но через несколько часов у Янины начались преждевременные роды. В больницу Янина не поехала, а, как и договаривались, ее повели к повитухе Журчихе.

– Что было дальше, я не знала много-много лет, – продолжает свой рассказ Ядвига Петровна. – Утром, когда проснулась, увидела маму с маленькой девочкой на руках. Мама сказала, что это моя сестричка, зовут ее Эмма. Потом из Червеня приехал папа. Родители долго о чем-то шептались и наконец-то сказали, что мы уезжаем жить в Червень. Там и зарегистрировали девочку. Мама пошла работать санитаркой в больницу…

Только спустя пятьдесят два года Ядвига Петровна узнала правда. Ее мать уже лежала при смерти, ей было 87 лет. Она позвала старшую дочь Ядвигу Петровну и решила рассказать историю, которую семья хранила в тайне более полувека.

…Во время родов дочка Янины умерла. И Янина выдала Дашину дочь за свою. Сестры росли и не подозревали об этом, а родители ни словом, ни взглядом не выдали тайны…

Теперь уже Ядвига Петровна хранила тайну, боясь обмолвиться о ней своей сестре. Не знала, как отреагирует ее муж, дети, внуки. И только после смерти мужа Эмилии Петровны, сестра рассказала ей всю правду.

Они сидели передо мной. Две сестры похожие и не похожие друг на друга.

– Может быть, кто-то из Миселей выжил, – сказала Эмилия Петровна, – помогите их разыскать.

Очерк «Сестры» о событиях 60-летней давности был опубликован в еврейской республиканской газете «Авив», в газете «Осиповичский край». Ждали ответа долга, надеялись… Но, наверное, действительно прошло много лет. Иных уж нет, а те – далече, – я воспользуюсь словами поэта.

В книге «Память» Осиповичского района (Мiнск, БЕЛТА, 2002, стр. 378-384) опубликован список погибших партизан, подпольщиков, мирных жителей рабочего поселка Гродзянка.

Людей по фамилии Мисель в этом списке не было. Но ведь мы знаем, что соседей часто называют по имени или отчеству. Мы стали искать, жили ли в Гродзянке люди с этим довольно редким еврейским именем. И выяснилось, что среди расстрелянных фашистами евреев были:

Каплан Мисель, 1888 года рождения,

Каплан Мисул Миселевич, 1924 года рождения,

Каплан Мойша Миселевич, 1923 года рождения,

Каплан Рива Миселевна, 1883 года рождения, домохозяйку.

Кац Сейна Миселевна была расстреляна в 1942 году.

И еще в этом траурной списке я увидел большой перечень людей, чьи фамилии уже упоминались в этой статье.

Загальские – 6 человек, Рубинштейны – 7 человек, Зельцеры – 6 человек, а еще Аграновы, Абрамчуки, Вандовские, Горелики, Гельфрады, Грингласы, Лившицы, Фридлянды, Лившицы….

Жизнь и смерть местечка поместилась на нескольких страницах книги…

Надо было ехать в Гродзянку. И вот в один из дней начала осени я вместе с сестрами Ядвигой Петровной и Эмилией Петровной отправляемся в Гродзянку. Путь от Витебска не близкий – 300 километров. И мы успели о многом поговорить. Сестры впервые после 1947 года ехали в поселок, с которым связано начало их жизни. И если Ядвига Петровна, которой в то время было уже семь лет, вспоминала, кто жил на этих улицах, где, чей дом стоял, то Эмилия Петровна, знавшая о Гродзянке только по рассказам мамы, думаю, даже не представляла себе этот рабочий поселок.

Мы о многом расспрашивали старожилов, и их воспоминания приведены в этом очерке, но, естественно, главным был для нас вопрос о семье Миселя.

– Мисель? – переспросила Ольга Игнатьевна Лукашенко. – Ну, как же, помню. Фамилия их была Кац. А все их звали Мисель, Миселиха и Миселишки. Большая была семья. По-моему, шесть дочек. Старшая дочь Бася работала пионервожатой в школе, потом шла Сейна, потом Песя. Песя моя ровесница, то есть она была 1922 года рождения. И еще три младших сестры. Их имен я не помню.

– А другие Мисели жили в рабочем поселке?

– Нет, других я не помню…

А как же с Капланом, чья фамилия значится в списке…

Софья Иосифовна Прокопчик на вопрос о Миселе, сказала:

– Они жили до войны здесь, где я сейчас живу, – и у нас что-то защемило внутри, как будто находишься в полушаге от разгадки тайны, от узнавания скорбной, но необходимой правды, а дотянуться не можешь. – И колодец его до сих пор сохранился. Моя мама дружила с Миселихой, она тоже была из Лядов. Мы собирали яйца, сами не ели и носили в заготовительный ларек к Миселихе, чтобы выменять на ситцевый платочек или ткань на платье. У Миселихи были только дочки.

– Других Миселей не было в местечке?

– Нет, других не помню.

– А после войны никто не приезжал, не разыскивал Миселей?

– Нет, приезжал только Горелик, спрашивал о судьбе своих родных, которые погибли здесь. Его отправили ко мне, и я ему все рассказала.

Потом мы поехали на кладбище к еврейскому памятнику, как его называют местные жители. Его поставили в 1974 году. На нем траурная надпись о том, что здесь лежат мирные жители, убитые фашистами. И ни слова о том, что они были евреями. Как будто расстреливали их именно потому, что они были мирные жители, а не потому что родились евреями. А рядом в земле гранитная доска. На ней на иврите первые буквы слов, означающие «Здесь лежит», как когда-то делалось на всех еврейских памятниках, и фамилии. Этот угол христианского кладбища после войны стал еврейским. Здесь попросил себя похоронить послевоенный председатель местного колхоза Липа Аронович Рубиштейн, здесь лежат Матусевичи, другие евреи Гродзянки.

Эмилия Петровна положила у памятника букет алых роз и зажгла поминальную свечу. Она до сих пор не знает точно, кто были ее родственники, но уверена в том, что свой последний приют они нашли здесь.

После поездки в Гродзянку вопросов осталось не меньше, чем было до нее.

Если жил в рабочем поселке один Мисель и его фамилия была Кац, кто такой Мисель Каплан? Если у Мисель были только дочки, то кто такие Мойша и Мисул Миселевичи Капланы, родившиеся в 1923 и 1924 годах? Почему жители Гродзянки утверждают, что евреев расстреляли в августе 1941 года, и это подтверждает надпись на гранитной доске, которая находится рядом с «еврейским памятником», а в книге «Память» у большинства гродянских евреев дата расстрела – 1942 года. И тогда же расстреляли Кац Сейну Миселевну. Единственную, чьим анкетные данные не противоречат ни опросам местных жителей, ни официальным документам.

Мы сделали запрос в Бобруйский зональный архив. До 1954 года Гродзянка входила в состав Бобруйской области. Нам помогли работники еврейской общины из Бобруйска. И вскоре мы получили ответ:

«…в поименных списках расстрелянных, повешенных, замученных граждан Осиповичского района…значатся:

Кац (имя, отчество и год рождения не указаны) еврейка, домохозяйка;

Кац Дора Васильевна, 1928 года рождения, ученица, еврейка;

Кац Файга Миселевна, 1930 года рождения, ученица…»

И снова я открываю книгу «Память»

«Кац Бася, расстреляна в 1942 году, погребена в г.п.Гродзянка (о ней мне рассказывали, она была пионервожатой в школе);

Кац Зинаида, год рождения 1928, расстреляна в 1942 году, погребена в г.п.Гродзянка;

Кац Зельда, расстреляна в 1942 году, погребена в г.п. Гродзянка

Кац Сейна Миселевна, расстреляна в 1942 году, погребена в г.п. Гродзянка.»

Судя по всему, восстановлены имена шестерых дочерей Миселя и Миселихи. Я боюсь, что либо утверждать, но, думаю, что Даша – Это Дора Кац. А отчество Васильевна, которое в официальных документах? Откровенно говоря, сомневаюсь, что у местечковой еврейской девушки, родившейся в 1928 году, могло быть русское отчество Васильевна. Не давали тогда в местечках в еврейских семьях детям русские имена.

Думаю, что в документах очередная путаница. Да и как ей не быть, когда все документы составлялись наспех, людьми, не знавшими ни местных условий, ни еврейских имен. Да и кто тогда следил за тщательностью составления документов. Не до этого было людям.

Я прошу отозваться всех, кто может помочь мне в этой истории. Кто помнит довоенную Гродзянку, кто помнит людей, о которых мы рассказали.

Местечки Могилевской области

Могилев • Антоновка • Бацевичи • Белыничи • Белынковичи • Бобруйск • Быхов • Верещаки • Глуск • Головчин • Горки • Горы • Гродзянка • Дараганово • Дашковка • Дрибин • Жиличи • Завережье • Кировск • Климовичи • Кличев • Коноховка • Костюковичи • Краснополье • Кричев • Круглое • Круча • Ленино • Любоничи • Мартиновка • Милославичи • Молятичи • Мстиславль • Напрасновка • Осиповичи • Родня • Рудковщина • Рясно • Самотевичи • Сапежинка • Свислочь • Селец • Славгород • Староселье • Сухари • Хотимск • Чаусы • Чериков • Черневка • Шамово • Шепелевичи • Шклов • Эсьмоны • Ясень •

Главная

Новые публикации

Контакты

Фотоальбом

Карта сайта

Витебская область

Могилевская область

Минская область

Гомельская область