Поиск по сайту

Воспоминания Кашлач (Найденок) Нины Матвеевны
о судьбе евреев пос. Гродзянка

Нина Матвеевна Кашлач (Найденок).

Родилась в 1932 году в, деревне Гродзянка Осиповичского района Могилевской области.

(Сохранен стиль изложения Н.М. Кашлач)

Наша семья

В Гродзянке перед войной жило много евреев

Сразу можно было отличить, кто еврей, а кто русский. Старой закалки они были. Винокур жил с семьей, Мельцер (склады соли держали), Мотка, у которого сын был немой. Его немцы застрелили на улице. Романовский, Гринглаз (наш сосед), в четырехквартирном доме жил Блюмкин с семьей. В этом же доме жил и Винокур. У Блюмкина дети были, но я их не помню. В доме, где они жили, было три семьи. Винокур, Блюмкин, и ещё один, но я его не помню. Очень большой был дом. В этом же доме был водочный магазин, который держал Винокур.

Бэлиниха жила там, где теперь трансформаторная будка, у нее домик был, она работала в магазине. Дальше от нас Лазинский, Матусевич, Збарский, Каценбоген, Агранов, Поляков, Кац, Загальский, Рубинштейн. Это были богатые люди, которые жили для себя. У Рубинштейна было две дочери. Нюся – младшая, а Роза – старшая. Роза беленькая была, чисто разговаривала.

Янкель Гринглаз был заведующим вино-водочного магазина в центре местечка. Жена его не работала. Точно не помню, но, кажется, её звали Сейна. Но мы её называли тетя Тоня. У них было восемь детей. Старший Файша, Циля, Бася, Роза, Довыд, Боря, Нюся и еще кто-то. Они жили рядом с нами, дом в дом. Говорили в основном по-русски, но иногда, если какой секрет, переходили на еврейский. Я услышу, приду и маме рассказываю. Потом она тете Тоне сказала, чтобы та при мне не обсуждала секреты с мужем. Кажется, я не прислушивалась, а все понимала.

Еврейской школы в поселке не было. Все ходили в белорусскую школу. Говорили на «мешанке», как и теперь. Я до войны окончила два класса. Учительница у нас была русская, Мария Ивановна. Такая бандитка, так била всех нас! Меня она не била, но пугала. У меня была очень длинная коса, так она говорила: «Возьму нож и отрежу твою косу». Я подхвачусь, и бегом домой. Плачу, говорю, что в школу не пойду, а то косу отрежут. У нас у всех в семье хорошие волосы. И у мамы, и у сестер Марии и Клавдии.

Расскажу один случай. У нас в поселке жили оседлые цыгане. Я за партой с цыганкой сидела. Ее звали Валя Корицкая. Она плоховато училась. Наверное, ей дома не помогали. Нас папа тренировал. Я у окна сижу, а она с краю. Я Вале всегда подсказывала. Однажды учительница услышала, подошла, и как дала ей журналом по голове! «Ах ты, тупица!» А Валя упала и потеряла сознание. В судорогах стала биться. Я перепугалась, а вылезти из-за парты не могу. Кричу, плачу! Побежали дети, позвали Валиных братьев (у нее два брата были). Они приходят: «Чтоб твоего следа в поселке не было, иначе мы тебя убьем». Так мы избавились от Марии Ивановны. Нас стала учить Мария Степановна. А тут уже и война началась.

Цыганам что-то подсказали, и они уехали в Пинские болота. Цыгане часто приезжают, ходят по дворам, так я спрашивала про Валю. Они один одного знают неизвестно за сколько километров! Мне сказали, что она работала в Пинске воспитательницей, двое детей, родители умерли, а братья погибли на фронте.

Многие евреи были богатыми. Но наши Гринглазы – нет. Они были бедные. Например, богатые напекут мацу, она вкусная. А наши что? Только мука и вода. Циля говорит: «Нина, я целый противень взяла мацы, пабегли, мы с тобой зъедим» Я говорю: «Так до праздника нельзя ж цябе есьци?» А она: «А кто будет знать?»

Богаче жили те, у кого меньше детей было. А второе, что они где-то с городом общались. В общем, находили себе денежные места. Загальский был хитрый еврей. Держал маленький продуктовый магазин. Почему он был хитрый? Потому что сам себе на уме, ни с кем не распространялся. Друзей у него не было. Поедет куда-то – приедет. И после войны заведовал помощью, которую присылали в деревню. Он этими посылками распоряжался. Общался опять только с теми богатыми евреями, которые вернулись из эвакуации. Красивый был мужчина, высокий, всегда чисто и аккуратно одет. Туберкулез его свел в могилу, тут его и похоронили после войны. Вся его семья погибла.

Он был родной брат тети Тонин. Поэтому я его хорошо знаю. Помогал тете Тоне, ничего не скажу. У него не было родных детей, так он забрал Файшу, старшего сына тети Тони, и тот практически жил у него.

Война

В начале войны он, как и другие богатые евреи – Агранов, Лазинский, Филипп Рубинштейн (отец Розы и Нюси), Каценбоген, Горелик, Кац – уехал из деревни. Кац был уже старый. Его дети были взрослые, поэтому я их не знаю. Все, кто был грамотный, уехали раньше времени. Семьи остались. Не было на чем ехать. Так уже война приблизилась, не успели. Их потом всех постреляли. Мельцер с семьей уехал в Ленинград еще до начала войны. У него было трое детей, но я их не помню. Они тоже особенно не общались. Наверное, там погибли, потому что после войны о них никто ничего не знал.

Бэлиниха, еврейка, работала в магазине до войны. Очень всем соседям помогала. Её спрятали соседи Корзуны, Шатило Эдуард (он начальником станции работал) и Гавруковичи. И у нас она пряталась. Вот, например, у нас переночует, а папа не спит, ходит по улице, сторожит. Мама покормит её, и поздно вечером переходит к другому соседу. Так все ей помогали. Она на еврейку не была похожа. Лет сорок ей было. Про семью ее ничего не знаю. Когда все немного утихло, она ушла в деревню за реку (Селиба, что ли?) под Березино. Кажется, это было осенью 1942 г. Стали говорить, что Бэлиниха живет тут, стало опасно. И там среди людей выжила.

Гринглаз шел с работы, а тут как раз высадился немецкий десант. И всех, кого на улице встречали, убивали. Он и нарвался на них. Винокура застрелили и Гринглаза. Все соседи собрались, привезли его домой, обрядили для похорон. По-моему, его на коне привезли. Мы, дети, тоже там крутились. И братья мои были (но сейчас они уже умерли). Целая тьма детей была, всем интересно: за что человека застрелили? Мы ж еще тогда ничего не понимали. А куда увезли хоронить, я не видела.

Это случилось в самом начале войны. Знаете, как в детстве? Хотелось все видеть. Побежим, посмотрим. Страшными они нам показались. Толстые, рукава закасаны вот до сих пор, автоматы, каски… Здоровые мужики, аж жуть берет! Они подчистую всех убивали на своем пути.

Судьба гродзянецких евреев

Тетю Маклю, Романовского жену, повесили у нас возле поселкового совета. Он был коммунист, и кто-то выдал из полицаев. Сам Романовский уехал с евреями-мужчинами в начале войны. Осталась жена, четверо детей и отец Романовского. После смерти тети Макли детей смотрел дед Романовский, а потом их убили вместе со всеми евреями.

Евреев (больше за 150 человек) согнали в дом Блюмкина. Дом, куда согнали евреев, был огорожен высоким забором. Городили полицаи. Мы видели, как наши соседи шли туда. Тетя Тоня маленького на руках несла, Файша, Циля шли и даже думали в лес убегать (люди им говорили, что так можно остаться в живых). Но многих просто родители не пустили. Мне кажется, примерно месяц они были в этом доме. Проделали дырки в заборе, и мы носили им еду втихаря. Помню, Зяма просит: «Принеси что-нибудь, так есть хочется!» Я бегу к маме, выпросила блин, принесла ему. Картошку вареную носили, вообще все, что было. Но внутрь заходить нам не разрешали полицаи.

Помню, что соседи им носили дрова, чтобы можно было топить печку. Грязные, не евши, голодные сидели там. Охраняли их полицаи, чтоб они не выходили. Но полицаи же были свои, соседи, односельчане, поэтому разрешали выходить иногда. В основном выходили за едой. Люди делились, давали, что у кого было. Мы все время надеялись, что их отпустят.

Как-то пришла тетя Тоня: «Мариечка, Борис умер (а он с детства слепой был), накрыть нечем». Мама простыню дала и еще что-то. Его положили на телегу, а потом, когда уже всех постреляли, на самый верх ямы положили. Было ему лет под 50. Это был тети Тони родной брат. Он все время жил с ними, помогал детей годовать.

В марте 1942 г. повели евреев на расстрел

Детей посадили на подводы, а старые сами шли. Не помню, чтобы были какие-то знаки на одежде. Шли, головы опустивши, не поднимали головы ни туда, ни сюда. Плакали все. Тут и Бориса этого вынесли мертвого, ох…

Мужиков-белорусов сгоняли копать яму. Папа очень не хотел идти, потому что жили, считайте, на одном дворе. Папа их очень жалел. Все надеялся, что их куда-нибудь завезут и отпустят. Тоне говорил: «Не ходи, Тоня! Может вас завезут куда-нибудь да отпустят». А она все равно пошла и детей повела к яме. Яма большая, глубокая! Там кровь лилась с этой ямы! Полную яму до самого верха людей набили.

Папа, когда уходил с евреями, обнял нас и говорит: «Ну, дети, может, я и не вернусь. Слушайтесь маму». А вернувшись, так заболел, чуть не умер. Говорит, поглядел на Тоню, как она детей ведет… Сердце у него прямо разрывалось!

Стреляли полицаи-украинцы. Они приехали с немцами специально для расстрела евреев. И опять потом уехали.

Все это нам папа потом рассказывал. Евреям сказали: у кого золото есть, отходите в сторону, мы вас потом в другое место повезем. А Каценбогениха побегла, и все золото, что у нее было, высыпала в яму, в кровь. Тут же ее и застрелили. Крик стоял, плач, пока все не кончилось там. Засыпали яму, и белорусов отпустили по домам.

Дом Гринглазов так и остался стоять. Мы даже внутрь не заходили. Плакали, жалели этих людей. Жили же рядом, вместе с детьми играли, дружили, все хорошо было.

Папа с этого расстрела пришел невменяемый, на него страшно глядзець было. Он быстренько сел, говорит: «Я не могу. Чуть разрыв сердца там не получил. Все знакомые люди!» Отказаться копать яму было невозможно. Полицейские гнали всех. Женщин сгоняли смотреть этот расстрел. Моя мама не выходила. Она так плакала, ой-ёй-ёй. Столько лет жили вместе, дети уже выросли.

Освобождение

При отступлении немцев в мае 1944 г. полицаи, в том числе из Украины, опять все жгли. Украинские полицаи такою ордою шли на нас, разорвали бы всех! Но все убегали. Кого убили, а кто и спрятался.

Мы испугались, куда бежать? Не знаем, везде стреляют! Бежали на железную дорогу, у лес, а потом убились в какое-то болото и сидели. Немцы курицу убили, а кошик с цыплятами мама схватила и принесла с собой. А они как запищали! Мужики давай смеяться: не хлеб взяла с собой, а цыплят прынесла! А она говорит: «Мужики, я от страху не знала, что хватать». Мама закрыла корзинку, рукой прижимала, так они успокоились.

Пришли домой – а дома нету. Куда деваться? Сарай уцелел и печка. Старая печка, с ней родители дом покупали. Крепкая она была. Натопим, залезем на нее и сидим. Печка среди улицы стоит, и мы на ней. Есци ж нада. Пабегли мы с Колем (добытчики и приносчики мы с ним были: где что, так и несем домой) к Мельцерову дому. И случайно нашли соль. Я увидела, что что-то блестит. Не соль ли? Там до войны склад был с солью, которым Мельцер заведовал. Соль напиталась в дерево, а потом сгорело и развалилось все. Бревна сгорели, а соль осыпалась. Как зола. Но цвет ее был белый-белый. Мы наносили целую бочку, в которой капусту квасили, этой соли. Целый день таскали. Так мы этой солью все солили. Мама и соседям некоторым давала.

Первое время жить в сарае боялись. Он тоже обгорелый был, как бы не придавило бревнами. Вырыли яму, заложили головешками, лапок из лесу принесли и накрыли. И ужей статок повадился к нам. А мы убегали как ненормальные среди ночи, кричали, плакали: ужи! А тут болото рядом, вот они и ползут сюда. А мышей или крыс не помню.

В конце июня 1944 года пришли к нам в Гродзянку советские солдаты

Хорошо, весело было! Огонь жгли, чай грели. Они проверяли, не остались ли где немцы. А у нас была картошка закопана на «Хваёвай градзе», на всякий случай, чтоб поесть нам там было. Побегли мы с Колей и Романовские Стась и Леня (это другие Романовские, не евреи) за картошкой. Набрали картошки и идем. И слышим… плёх, плёх по воде. Что-то шлепает по воде. Повернулись: ай, немцы! Бегом помчались в деревню. А ноги не бегут. Я мешок скинула, хлопцы меня оставили, а сами побежали. Я бегу за ними, догоняю. И про мешок забыла. А немцы выбежали и хватают эту картошку едят сырую. Мы прибежали домой, плачем – немцы! Солдаты отправились на это болото. Восемьдесят немцев выгнали на дорогу и погнали их на Осиповичи. Но оружия у этих немцев не было. Они голодные были, утомленые, ничего у них не было.

После войны я окончила 7 классов. Учиться дальше не могла, потому что очень болели родители, нужно было им помогать. Пять лет проработала в леспромхозе. Потом училась в Могилеве на закройщицу, стала работать на фабрике имени Володарского. Немного поработала, взяла отпуск и поехала домой. А там встретила Эдуарда Ивановича Кашлача и вышла за него замуж. Он тоже наш местный, из Гродзянки. Всю войну прожил в деревне. В 1964 г. переехали в Могилев. Сначала брала заказы и шила дома, а потом соседка предложила пойти на мясокомбинат. Я окончила курсы лифтеров и работала на грузовом лифте. Отработала 30 лет и в 1986 году вышла на пенсию.

Записала Неонила Цыганок

Местечки Могилевской области

Могилев • Антоновка • Бацевичи • Белыничи • Белынковичи • Бобруйск • Быхов • Верещаки • Глуск • Головчин • Горки • Горы • Гродзянка • Дараганово • Дашковка • Дрибин • Жиличи • Завережье • Кировск • Климовичи • Кличев • Коноховка • Костюковичи • Краснополье • Кричев • Круглое • Круча • Ленино • Любоничи • Мартиновка • Милославичи • Молятичи • Мстиславль • Напрасновка • Осиповичи • Родня • Рудковщина • Рясно • Самотевичи • Сапежинка • Свислочь • Селец • Славгород • Староселье • Сухари • Хотимск • Чаусы • Чериков • Черневка • Шамово • Шепелевичи • Шклов • Эсьмоны • Ясень •

Главная

Новые публикации

Контакты

Фотоальбом

Карта сайта

Витебская область

Могилевская область

Минская область

Гомельская область