Отрывки из документальной повести Петра Михайловича Чубакова
«МОЯ МАЛАЯ РОДИНА (ИСТОКИ СТАНОВЛЕНИЯ В ЖИЗНИ)», 2006 г.
ДОМ В ХОТИМСКЕ. ВОЙНА. ОККУПАЦИЯ
В Хотимске у нас был большой пятистенный деревянный дом с двором на центральной Ленинской улице (сейчас на этом месте другой дом под № 38). Рядом с нашим домом была базарная площадь с прилавками. Это была почти окраина Хотимска. В выходные и праздничные дни здесь были базары, которые посещали многие жители из ближних и дальних деревень. Здесь можно было купить многое, что выращивалось и производилось в округе, в том числе и теми, кто посещал базар. В такие дни в нашем доме бывали многие родственники, друзья и знакомые.
В новых условиях мы с сестрой продолжали учиться в Хотимской средней школе, отец работал кладовщиком в организациях сельпо, мать занималась домашним хозяйством. У нас был большой огород, корова красно-коричневой масти с красивыми рогами с именем Субота, были поросята и курочки. В общем, жили, как и многие другие рядом с нами; без такого хозяйства достатка в семье быть не могло.
Соседями нашими были многодетные семьи Янченко, Астраушко Ивана Михайловича и Ефросиньи Макеевны, семья Григория Яцко, семьи Донцовых, Карповских, Солдатенко, семья Лиморова Ивана Афанасьевича, несколько еврейских семей. Мать наша была крестной дочерей Ефросиньи Макеевны и Ивана Михайловича. Я и сестра дружили с их детьми в школьные годы. Крестница нашей матери, Мила Ивановна, живет в Ленинграде. Здесь же жил с семьей и умер их старший сын, Михаил Иванович, с ним мы дружили и встречались всю нашу жизнь. Вторая крестница, Нина Ивановна, жила с мужем Анатолием в своем доме на Ленинской ул., недалеко от бывшей родительской усадьбы. К сожалению, она безвременно ушла из жизни в 2004 году. Мы встречались с ней как родные, когда я посещал Хотимск. Все соседи жили дружно и об этом без удовлетворения нельзя вспоминать. Хорошие это были люди, кто-то из их потомков живет в Хотимске и сейчас.
Все было бы хорошо, но началась Великая Отечественная война. Об этом было объявлено 22 июня 1941 года, в 12 часов дня бывшим тогда Министром иностранных дел В.М. Молотовым. Это было воскресенье, стояла ясная солнечная погода. Мы слушали его выступление по радио – «черной тарелке», которая была установлена на тихой улочке (ныне улица Кирова) у книжного магазина («Книгарни»), против Свято-Троицкого храма. Тогда он, после вандализма, стал Домом культуры.
Уже 23 июня началась мобилизация всех военнообязанных мужчин 1905-1918 года рождения [2]. В стране было объявлено военное положение. Это было всеобщее горе. Люди далекие от политики тогда еще не понимали и не предполагали, какой жестокой и длительной будет эта война, сколько жертв и горя она принесет людям, в том числе и людям нашей многострадальной Белоруссии.
Еще не все жены успели получить письма с фронта, как началась оккупация фашистами многих территорий Прибалтики, Украины, Белоруссии. Уже в первых числах июля фашисты захватили Минск, Могилев и другие города Белоруссии.
Район хотимского гетто по ул. КИМ.
Был оккупирован и наш Хотимск 15 августа 1941 года. Всех, кого мобилизовали 23 июня, видимо не успели обучить, экипировать и по-настоящему ввести в бой. Некоторые из них погибли, а большинство – попали к немцам в плен. Лагеря военнопленных находились в нескольких десятков километров от Хотимска на территории Могилёвской, Смоленской и Брянской областей. Это были лагеря под открытым небом, огороженные забором из колючей проволоки. Кто-то бежал из плена и вернулся домой, других из лагеря вызволяли жены за бутылку самогона или кусок сала, переодев вызволяемого в гражданскую одежду. Об этом мне поведали некоторые наши матери, с которыми посчастливилось общаться.
Оккупация Хотимска прошла сравнительно спокойно, он не пострадал, не было разрушений и пожаров. Однако все магазины, административные здания были разорены и разграблены не без участия местного населения. Люди брали все, что «плохо лежало», запасались поваренной солью. Кто-то из местных властей был эвакуирован, другие ушли в подполье, а затем в партизаны.
Место расстрела жителей Хотимска и окрестных деревень
(в том числе и евреев) возле дома на ул. 2-й Колхозной в 1942 г.
Во время оккупации органы власти Хотимска состояли из коменданта (бургомистра) оккупационных властей с охраной и полицейским аппаратом, включая полицейских из местного населения, из тех, кто когда-то был «обижен» Советской властью. Это была законодательная и карательная власть. Гражданская власть города была представлена также комендантом, а в окрестных деревнях – старостами. Это была исполнительная власть. Во время оккупации школа формально вроде работала, людям нужно было как-то жить, но далеко не все дети ее посещали. Жили скудно, кое-как сводили концы с концами. Кто-то имел незавидную работу, а в, основном, питались за счет работы на земле и подсобного хозяйства. О положении на фронтах никто ничего не знал, не было никакой информации. Однако уже к началу 1943 года, оккупационные власти заметно нервничали. Это было время их поражения под Москвой, и Сталинградом, а затем под Курском, Орлом и Белгородом. Их беспокоили партизаны на Смоленщине, Брянщине и Могилёвшине. После очередного столкновения с партизанами в старом парке Хотимска, появилось несколько десятков могил карателей, с белыми (с берестой) берёзовыми крестами на каждой могиле. Через это немецкое кладбище, в послевоенные годы, была проложена дорога на Костюковичи с третьим мостом в Хотимске через Беседь.
Время от времени, после карательных операций против партизан, отдельные группы немецких войск посещали Хотимск для кратковременного отдыха. Иногда марши фашистов по булыжной мостовой на Ленинской улице сопровождались громким ритмичным топотом их сапог. У немцев были жесткие кожаные сапоги с укороченными голенищами, с металлическими подковами на каблуках, с круглыми головками гвоздей на подмётке сапог. От них и был чеканный лязг, не ласкающий слух. В один из таких заездов в Хотимск, в начале лета 1943 года, немецкие солдаты расквартировались по частным домам; не обошли и нас. В нашем большом доме расположились на ночлег более десятка солдат, они заняли большую комнату-зал, я с сестрой и мамой остались в закутке у русской печи. Весь пол они заслали где-то добытой соломой и закрыли её плащ-палатками; это была их постель. На немчиках уже не было того лоска и выправки, которые мы наблюдали (правда, в кино) во время их победоносного шествия по Европе. В сенцах нашего дома был рукомойник с использованной водой в тазу под ним. Заметив воду, немчики поочерёдно хлопали ладонями рук по воде в тазу и умывали лицо. Видимо, они не встречались с такими удобствами и не знали, как пользоваться рукомойником. Солдаты заняли своё место, а один из них заглянул в наш уголок. Его поведение и вид не вызывали у нас никакого опасения. Он подсел к нам и угостил меня и сестру какими-то сладостями (ничего подобного мы тогда не имели), а мама наша угостила его молоком. Видимо солдату хотелось с кем-то поделиться своими мыслями, излить душу. Подбирая немецкие и русские слова, с жестами состоялся откровенный разговор. Солдат рассказывал о себе, он говорил, что война это плохо, отец его погиб на войне в Первую мировую; семья их была многодетной. Мать одна работала и когда поздно вечером она уставшая возвращалась с работы, успевала только сосчитать головы спящих восьмерых детей и убеждалась, что все они дома. Вот такой был немецкий оккупант на войне. Может быть только нам, простой русской семье и никому другому, он мог доверить такое. Кажется, уже тогда многие солдаты вермахта и не только они, начали понимать, в какую авантюру втянули их фашистские политики, вероломно напав на Советскую Россию. Начали понимать, что Россия не Европа, которую фашисты победоносно прошли и оккупировали за несколько недель, что наступил конец их победоносному шествию. Оккупационные власти стали, более подозрительными, усилились их карательные меры.
Несколько раньше, в начале сентября 1942 года, фашисты расстреляли всех жителей еврейской национальности Хотимска, включая женщин, детей и стариков.
Хотимское еврейское кладбище между рекой Жадунька и ул. Первомайской.
Оккупация Хотимска немцами продолжалась более двух лет. Его освободили от фашистов 26 сентября 1943 года. И когда я пишу эти строки, прошло 60 лет со дня его освобождения. Это был первый районный центр Белоруссии, освобожденный от оккупантов. И сегодня, 26 сентября 2003 года эта дата празднично и торжественно отмечается в Хотимске. Об этом говорит даже центральное российское радио. Я слышу его у себя дома в Парголове. Очень жаль, что не могу быть в этот день там, в Хотимске, вместе с моими земляками. Этой дате посвящена моя статья в районной газете.
Хотимск освободили от оккупантов, а число проблем увеличилось. Оставляя город, фашисты сожгли около 80 процентов жилья и административных зданий. К счастью наш дом сохранился, хотя все строения вокруг него были сожжены, видимо его не подожгли или не смогли поджечь, так как соломенных крыш в наших строениях не было. В нашем уцелевшем большом доме на Ленинской улице, после освобождения Хотимска, разместилась милиция. Мы расположились в отгороженном досками уголке у русской печи. Несколько позже, милиция переселилась в быстро восстановленное прежнее кирпичное здание, где она ранее размещалась. В нем сейчас историко-краеведческий музей. В нашем доме остался паспортный стол до конца войны. Паспортистка жила и питалась вместе с нами. Это была невысокого роста молодая женщина, Шестакова Ася.
Война продолжалась, но постепенно восстанавливалась хозяйственная жизнь в городе после оккупации. Возобновилась работа РОНО, активизировалась работа школы с новыми учителями и директором. Многие подростки возобновили учебу, хотя далеко не все могли учиться, не было и средств, чтобы учить детей. Не было продуктов и одежды, питались тем, что выращивали на земле. Одевались просто, донашивали солдатскую одежду, переделывали то, что осталось от бабушек и дедушек. Каждый кто мог, любой ценой старался держать и сохранить корову-кормилицу, другой домашний скот и птицу. Была корова и у нас…
Из воспоминаний Петра Михайловича Чубакова
Я родился в деревне Малуновка (5 км. от Хотимска), там евреев не было, в 1939 г. наша семья переехала в Хотимск. Здесь было много евреев. Евреи были культурными людьми, среди них не было алкашей. Фамилий, я, к сожалению, не помню. Напротив нас жила семья вдовы Фэйны (Софья), я дружил с ее сыном Мишей. Вместе с ним мы лазили по садам, курили, как все пацаны. У него была сестра лет 16, красивая девушка, Ида. Вторая семья соседей – дядя Бэрки у него был сын Янка, 1927-1928 г.р. и дочь Нехама со своей маленькой дочкой. Я был здесь в оккупации. Помню, как погибли евреи Хотимска в 1942 г.
До 1942 г. евреи жили, как все остальные, но на одежде должны были носить позорные знаки – шестиконечные белые звезды впереди и сзади. Затем для еврейских семей сделали гетто. При впадении реки Ольшовки в Бесядь огородили несколько домов дощатым забором. Всех евреев загнали туда. В конце Набережной улицы жили полицаи. Если кто-то из евреев пытался уехать, уйти из города, полицаи их возвращали и отправляли в гетто. Знаю, что полицаи дежурили в леске около кирпичного завода – четверо мужчин с лошадью, наверное, такие же посты караулили на других дорогах из города. Они не давали евреям куда-то уйти. Это было в конце августа 1942 г.
Как жили в гетто, я не знаю. Слышал, что кого-то из жителей гетто гоняли на работы, кто-то из жителей города приносил им еду.
4 сентября всех евреев отправили ко рву. Говорили, что это евреев заставляли рыть себе могилу, говорили им, что надо, якобы, копать противотанковый ров. Говорили также, что этот ров был вырыт еще в начале войны при обороне города от немцев.
Гнали евреев пешком в сторону льнозавода завода по песчаной дороге. Рассказывали, что по дороге кто-то из евреев прятал по дороге ценности в песок.
Моего друга Мишу, его сестру Иду, Янку и их семьи также убили в этот день. Учителем русского языка в нашей школе был еврей Самуил Львович, он был непризывным, потому что одна нога у него была короче другой. Его жена тоже работала в школе. Их тоже убили.
Мне сказали, что Фильченко Феоктиста Афанасьевна и ее дочь Сидорина Галина Павловна спасли еврейского мальчика, которого звали Наймарк Юра или, по отцу, Кенькин Юра, которые жили до войны на улице Колхозной (сейчас Брайцева). После войны он попал на флот и стал в Питере контр-адмиралом. Отец Юры – Кенькин, возможно и сейчас жив и живет в Питере. Сидорина ездила в Петербург в гости к Юре после войны.
Слышал, что в расстрелах принимали местные полицаи под руководством немцев.
Других случаев спасения, я не знаю.
Сам очевидцем расстрела, я, конечно, не был. В паспорте у меня была отмечена ст. 17, это значило, что я был в оккупации, и я во многие учебные заведения не мог поступить.
Во время войны в городе было много оружия, гранат, тротила. Мы, пацаны, много находили и играли с оружием. Было много несчастных случаев. Во время войны школа работала.
В 1946 г. уехал в Петербург, там учился, работаю и живу. Последние годы ежегодно приезжаю. Старых друзей очень мало. Но я скучаю по родине.
Я написал книгу о Хотимске. Там есть фотография нашего 7 класса.
После войны в нашем 7 классе было только два еврея. Девушка Дун и еще кто-то.
Место расстрела евреев Хотимска 4 сентября 1942 г. рядом со льнозаводом. Памятник установлен родственниками погибших в 1947 г.
После войны евреев вернулись буквально семей пять: Тулик, Болотников, женщина Меретта (зав. книжным магазином), кто-то еще.
Памятник ставили, по-моему, евреи.
В 70-х гг. памятник уже был, его поставили где-то в 60-х. Надпись не изменилась»
(Из архива могилевской инициативы «Уроки Холокоста»).
Петр Михайлович Чубаков.
Петр Михайлович Чубаков,
1929 г.р., кандидат технических наук,
живет в Санкт-Петербурге
Фото А. Литина
|
|
ENG 
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com
