Отрывки из воспоминаний
Абрама Лазаревича Генькина
(из архива музея средней школы №1 г. Хотимска)
Воспоминания Генькина Абрама Лейзеровича, направленного ЦК КПБ с диверсионно-подрывной группой 25 июля 1941 г. по 2-го октября 1943 года на временно оккупированную территорию.
Родился в 1905 году в местечке Хотимске Могилевской области в батрацкой семье. Трудовую деятельность я начал с 14 дет. До революции отец работал у помещика. После революции в 1918 году отец на помещичьей земле организовал сельхоз артель. До 1923 года я работал в артели с отцом. С 1923 года по 1927 год до ухода в ряды Красной Армии был избран и работал председателем этой же артели.
После демобилизации из Красной Армии в 1929 году работал председателем райсовета Осоавиахима до ликвидации Хотимского района 1931 г. Как коммунист, с 1927 года принимал активное участие в коллективизации и ликвидации кулачества по Хотимскому району.
В 1931 году был избран секретарем Хотимского сельпарткома. В 1932 году меня перевели в Кричевский район Могилевской области председателем райсовета Осоавиахима.
В 1933 году ЦК партии вынесло решение об укреплении сельского хозяйства кадрами и меня послали в счет 25-тысячников секретарем партийной ячейки и председателем Костюковичского сельского совета Кричевского района.
В 1935 г. вновь был организован Хотимский район. Центральный Совет Осоавиахима БССР отозвал свои бывшие кадры. Я был переведен на работу председателем райсовета Осоавиахима в Хотимский район. В 1936 г. был направлен на учебу в Московскую высшую школу Центрального Совета Осоавиахима СССР. После окончания школы, был направлен в Могилевский областной Совет Осоавиахима на должность начальника противовоздушной обороны области.
В 1939 г. был мобилизован в Красную Армию, как политсостав. Служил в 20-й мотобригаде и в 241 отдельном противотанковом артиллерийском дивизионе
Занимал должность политрука роты, секретаря бюро отдельной воинской части.
Участвовал в освобождении Западной Белоруссии и в финской кампания. В марте 1941 г. был демобилизован с рядов Красной Армии и работая начальником отдела военного обучения Могилевского областного совета Осоавиахима.
Абрам Лейзерович Генькин.
Война меня застала в г. Кричеве. 21-22 июня 1941 г. в Кричевском районе проводилось обучение населения по борьбе с воздушным десантом. В учениях принимали участие партийные, советские и общественные организации. Услыхав сообщение по радио о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз, я связался по телефону с обкомом партии, который дал указание учение закончить и совместно с райкомом партии провести митинг, мобилизовав советских людей на борьбу с врагом и всем командировочным вернуться в Могилев.
По распоряжению Могилевского горкома партии все вооружение и боеприпасы, находящиеся в распоряжении Могилевского областного и городского Совета Осоавиахима передать организованным истребительным отрядам при объектах города. Мы были мобилизованы горвоенкоматом. Меня направили во вновь сформированную дивизию, на должность комиссара отдельного противотанкового дивизиона, как имевшего звание ст.политрука. Наша дивизия по пути продвижения пополнялась людским составом до города Новозыбкова, где остановились недалеко от города в лесу для получения обмундирования, вооружения и боеприпасов.
В новозыбковский лес прибыли представители ЦК КПВ и военного Совета, которые подбирали коммунистов из Белоруссии для отправки на курсы диверсантов-подрывников в Чонки Гомельской области.
С минированием я был знаком, так как я учился полтора года в Высшей школе Осоавиахима СССР. Командование курсов, узнав, что я знаю подрывное дело, дало мне группу для подготовки. После окончания курсов меня оставили обучать людей подрывному делу. Я решил остаться в тылу врага, где я могу больше принести пользы Родине.
Подобрав группу диверсантов, я обратился в ЦК, которое в то время находилось в Гомеле, для отправки меня с группой в тыл врага на территорию Хотимского и Костюковичского районов… ЦК утвердил нашу группу и меня – её командиром.
…Мы решили отправиться в Хотимск, так как там организован партизанский отряд… Когда я вышел с райкома меня окружили жители Хотимска и спросили: «Что делать?». Я им сказал, как немцы расправляются с населением, особенно с евреями. Советовал, где можно достать паспорт. Людям, которые не могут держать оружие в руках, советовал эвакуироваться через Сураж или Клетню. Военнообязанным, говорил, чтобы шли в партизаны или в ближайшие военкоматы...
Перед уходом в лес я зашел к отцу. Занес ему хлеб, немного муки и кое-что из продуктов. Спросил, почему он не уехал с моей семьей. Ему я ничего не сказал, но я ведь знал, что его ждет, как еврея и отца партизана. Он мне ответил, что моя жена его очень звала.
– Но посмотри на меня, мне уже 73 года, почти слепой куда я поеду, Я хочу умереть там где похоронена твоя мать и трое твоих сестер.
Я с ним простился, чувствуя, что вижу в последний раз и сказал:
– Чтобы не случилось, крепись, не поддавайся ни на какие провокации, враг хитер и способен на всякие подлости.
Мне было очень тяжело смотреть на отца, у которого текли слезы, и я как можно скорее ушел.
15-го августа 1941 года немцы оккупировали Хотимск и ночью подожгли центр местечка. Мы находились приблизительно в 15 километрах от Хотимска, но зарево пожара мы хорошо видели, а также слышали непрекращающуюся всю ночь стрельбу. В отряде поднялась паника, люди не знали что делать. Я обратился к партизанам, что паника на руку врагу. Мы оставлены в тылу врага, чтобы сражаться с ним, но не паниковать перед ним. Внешне как будто люди успокоились, но это было не так. Наш лагерь был в трех километрах от шляха по направлению Сураж и Клетня. В этом направлении всю ночь был слышен гул моторов, как видно было большое передвижение вражеского войска, которое действовало на психику людей. Никто не спал, говорили шепотом, даже утром не зажгли костра.
Я со своей группой, перекусив, решил минировать дорогу. Забрав заряды, мы ушли, по направлению деревни Осинки Суражского района, рассчитывая на то, что дорога проходит вблизи леса. Приблизились к опушке леса и стали наблюдать за движением. Дождавшись когда машины, мотоциклы и пешие продвинулись вперед на расстоянии от нас. Я и Хайновский взяли заряды и заминировали дорогу в двух местах на расстоянии между ними приблизительно около 200 метров.
Возвратившись к ребятам, мы все залегли на опушке леса и начали обсуждать ночную панику, а Ребека предсказал: «Вот увидите, что мы вернемся в лагерь, а людей там не будет», а Коноплев сказал «Хотя б они нам продукты и тулупы оставили». В это время услышали гул моторов и увидели движущуюся колонну танков. На первой мине головной танк взорвался, а мы углубились в лес. Немцы открыли по лесу беспорядочную стрельбу. Когда мы отходили, услыхали второй взрыв. Когда затих гул моторов, мы вернулись на место диверсии узнать результат. Подошли поближе к дороге и увидели разбитый танк, а возле второго взрыва увидели яму и невдалеке валялись куски сапога и кусок обмундирования. Наверное, немец шел проверять дорогу и взорвался на мине.
Установив результат диверсии, мы вернулись в лагерь. Я спросил у Шилипенки, где люди, почему тихо в лагере. Он мне ответил, что товарищи, которые ходили в разведку в Хотимск рассказали, что есть приказ немецкой комендатуры всем явиться на регистрацию, а кто не явится и прячется в лесах, те будут расстреляны, как партизаны.
Ребята струсили и разошлись, а мы вот семь человек остались. Некоторые из ушедших пошли на работу к немцам. Шагов, коммунист, советский судья Хотимска дезертировавший из лагеря стал при немцах судьей. Жена у него была еврейка, Гуревич Рива и двухлетняя дочь, кажется Леночка. Когда вели евреев на расстрел, он через полицейского отправил их в колонну обреченных. Когда колонна евреев на казнь по колхозной улице мимо дома, где жил Шагов с семьей, русские соседи, не могли этого перенести и силой забрали дочь Шагова. Они занесли ее отцу, сказав, пусть останется в живых это безвинное дитя – мы тебе поможем ее растить. Когда женщины ушли, этот подонок, изверг, который предал свою Родину, велел полицейскому занести ребенка на казнь, который еще успел бросить живьём эту крошку в ров, где лежали расстрелянные евреи. Когда полицейский нес ребенка по улице к месту казни, ребенок кричал, звал на помощь свою мать, которая уже не могла услышать плачь своей дочери. Женщины стояли, плакали и проклинали отца-зверя…
Нами проводились диверсии на железной дороге.
Совместно с отрядом Медведева 22 октября 1941 г. была проведена боевая операция в Хотимске.
План проведения операции следующий: 22 октября 1941 года отряды встречаются в лесу около дер. Горня во второй половине дня, каждый возглавляющий получает свою группу людей и двигается в направлении Хотимска. Начало операция в 22 часа вечера.
Хотимск был распределен на четыре объекта:
I объект – почта, телеграф, телефонная связь, мост через Беседь, больница, квартира Кокашинского. Возглавлял Генькин, связной Шавелько и 15 партизан отряда Медведева.
II объект – комендатура, горуправа , квартира коменданта Кулешова.
Возглавлял Левертов, Беляуш и 20 человек отряда Медведева.
III объект – стан полиции. Возглавлял Цыганков и 15 человек–«медведевцев».
IVобъект – маслосырзавод. Возглавлял Гончаренко и 10 человек– «медведевцев».
В назначенное время и место мы встретились с отрядом Медведева и двинулись в направлении Хотимска. Когда мы дошли до сосонника между деревнями Беседовичи и Узлоги, начало темнеть. Сделали остановку. Медведев объявил, что штаб и партизаны не участвующие в операции остаются при входе в Хотимск на улице Колхозной, транспорт идет с группой. По окончании операции, все возвращаются в сосонник. Медведев с группой партизан будет находиться в центре местечка, по всем вопросам присылать к нему связных. Как стало темно, двинулись на Хотимск, и каждая группа направилась к своим объектам.
Маслозавод охранял сторож. Группа партизан баз всякого сопротивления сторожа забрали несколько ящиков масла, бидоны сливок, разломали оборудование и сказали сторожу: «Передайте коменданту и начальнику полиции, что мы частенько будем навещать Хотимск и уничтожать немецких прислужников». Нагрузили подводу и отправились на место сбора.
Полицейский стан находился в здании бывшей милиции. Часть группы окружила здание, а вторая часть людей ворвалась в здание, где оказался один дежурный полицейский Башлыков, который до войны работал почтальоном… Забрали все документы, полицейского и отправились на место сбора.
В одном здании находились комендатура и управа. Зная, что старшим писарем в комендатуре является Сморчков Иван Игнатьевич, который жил рядом с комендатурой, Левертов зашел к Сморчкову на квартиру, велел открыть комендатуру. Сморчков открыл комендатуру, указал, где что лежит, помогал упаковать книги, документы, пишущую машинку, полушубки, овчины и другое имущество. Столы и шкафы разломали. Часть партизан уехала на место сбора, а Левертов с несколькими партизанами направились на квартиру к коменданту Кулешову. Коменданта Кулешова дома не застали, а жену охранял часовой полицейский, которого они забрали и расстреляли.
Я со своей группой направился к почте, телеграфу и к телефонной станции. Они все находились в одном здании. Разломали дверь. Уничтожили всю аппаратуру и оборудование, документов нигде не обнаружили. 10 партизан во главе со связным Шавелько Евтихом направлены были мною для подготовки поджога моста. Я и пять партизан направились в школу, где проживал начальник полиции Кокашинский. Школа оказалась на замке.
После осмотра помещения мы отправились к мосту. Мы еще успели помочь товарищам сорвать с крыш сараев солому и складывать ее под мост. Часть партизан направил в больницу, где они забрали немного медикаментов и перевязочного материала. Мы подожгли мост, когда разгорелось пламя, люди, выбежали с ведрами и кричали: «Тушить». Фактически они не знали, в чем дело. Я выстрелил вверх и крикнул:
– Кому жить надоело, подходите!
Люди покидали ведра и удрали. Позже я узнал, что некоторые меня узнали по голосу, потому что на этой улице я родился и половину своей жизни там прожил.
Собравшись вместе, мы ушли на место сбора. Вооружены мы были винтовками, а «медведевцы» были вооружены автоматами и ручными пулеметами.
Собравшись, каждый доложил о выполнении задания, и направились в Варваровский лес. Медведев допросил полицейского Башлыкова и приказал расстрелять.
В Варваровском лесу разложили костры, пересмотрели весь забранный архив и документы. Почти все сожгли, только оставили списка коммунистов, комсомольцев, бывших коммунистов, списки евреев оставшихся в Хотимске. Захватили список полицейских.
Закончив все связанное с этой операцией, которая длилась около двух–трех часов на территории Хотимска, тов. Медведев подвел результат нападения на Хотимск и сказал, что хотя операция проведена без единого выстрела (в то время в Хотимске не было немцев, а полицейские по ночам скрывались) и как будто мы ничего такого большого не сделали, но это только начало. Он сказал: «Поверьте, что будут говорить, как смело партизаны действовали и как много их было. А это – сила, и для вашей горсточки людей имеет большое значение. Люди будут с опаской идти на работу к немцам, а население будет знать, что у него есть защита, будут помогать партизанам и уверенно ждать освобождения нашей земли от врага, в то время как на фронте наши войска отсутствуют»…
Во время операции отца я не мог видеть, потому что не мог оставить людей, которые были незнакомы с расположением объектов, а после проведенной операции мы должны были вернуться все вместе на место сбора. Но над моим отцом вскорости палачи отыгрались».
Однажды, во время фашистской блокады партизан, в руки врага попали паспорт и военный билет Абрама.
«На совещании старост, немец Ротт, который до войны работал шофером райкома партии, объявил, что за пойманных партизан живых или мертвых будет награждать деньгами и продуктами, а вот за этого бандита, показав мою фотокарточку размноженную с паспорта, будет особая награда. Многие сказали, что мы его знаем и без фотокарточки. В комендатуру вызвали моего отца и спросили, знает ли он, где его младший сын Абрам. Он ответил, что не знает. Тогда Ротт ему сказал, что я бандит, нахожусь в лесу и недалек тот час, когда мой труп привезут к нему домой…
Когда евреев забрали в гетто, моего отца Лейзера Ароновича Генькина вызвали в немецкую комендатуру и предложили написать на еврейском языке письмо, чтобы сын его Генькин Абрам Лейзерович прибыл с партизанами в Хотимск и что они гарантируют всем жизнь. Мой отец молчал, его начали избивать. Здесь Кокашинский заступился и сказал: «Дайте ему срок, пусть он подумает». Отца отпустили под залог Кокашинского.
В это время они объявили в гетто, что всех евреев отпустят домой, если старый Генькин напишет письмо своему сыну партизану Абраму, чтобы он с партизанами пришел в Хотимск и когда они придут всех евреев жизнь будет в безопасности.
После комендатуры мой отец находился дома. Евреи гетто послали к отцу самых старых евреев, чтобы они воздействовали на отца. Мой отец отказался писать письмо:
«Пусть меня убьют, я прожил 73 года, а моему сыну 35, пусть воюет, а это письмо нам никому ничего не поможет, оно увеличит число погибших».
В гетто евреи молитвенно проклинали моего отца. Сразу после ухода евреев к моему отцу в дом пришли немец, палач и полицейский Володенко. Дали ему бумагу и сказали: «Пиши!» Он отказался, стоящий позади него палач, ударил по голове. Отец упал. Его добили, вытащили на огород и закопали.
Когда освободили Хотимск, я попросил начальника районного МВД т. Цветкова разрешить мне встречу с Кокашинским, который был арестован, как комендант города. Он рассказал мне об отце. Я больше не мог никого видеть и ничего слушать. Мне необходимо было побыть одному. Очень тяжело было на душе. Я шел вдоль улицы. Не помню, как я очутился на месте, где когда-то стоял наш дом. Присел возле реки Беседи. Сколько я там просидел не помню, но почувствовал, что кто-то возле меня стоит. Поднял голову и я узнал товарища моего отца Дядичкина Нестера. Он помог мне подняться, ничего не говоря, повел меня к себе домой. Накормил, а потом сказал:
– Слушай меня и запомни, твой отец был настоящим человеком. После того как ты сжег мост, я разговаривал с твоим отцом. Он мне сказал, что судьба евреев, решена. Фашисты нас уничтожат. Говорили, что над ним издевались, но ничего от него не добились. Стойкий был старик. А сколько раз он тебя хоронил и оплакивал! Он хотел умереть с уверенностью, что ты жив.
В своих воспоминаниях Абрам Лейзерович Генькин описывает военные операции и быт партизан, своих боевых товарищей, среди которых были и евреи: Левертов, Глазшнейдер, Кацман.
В Костюковичской комендатуре работал переводчиком Фалович Григорий Семенович, по национальности еврей. Он держал связь с нашими партизанами с тов. Сыромолотовым. Он предавал нам очень ценные сведения о движении поездов, готовил взрыв комбината, электростанции и другие мероприятия. Когда он почувствовал, что за ним следят, он ушел к нам в партизаны.
Группа партизан, в т.ч. и Фалович направились на аэродром в Мамаевке для принятия груза с большой земли. В это время налетели немецкие стервятники и начали бомбить наш аэродром. Осколок бомбы убил Фалевича. Это было 25 марта 1943 года.
А. Л. Генькин – стоит второй слева.
За время нахождения в тылу врага с июля 1941 года по ноябрь 1943 года мною спущено под откос 18 вражеских эшелонов, не читая минирования железнодорожного полотна, шоссейных мостов, грунтовых дорог и других объектов, а также организации и личного участия в разгроме немецко-полицейских гарнизонов и ряд боевых и продовольственных операций. На минах, заложенных мною на линии ж/д, взорвались и пошли под откос 18 паровозов, более 600 вагонов и платформ с боевой техникой, боеприпасами, продуктами, лошадьми, фашистскими солдатами и офицерами. Убито и ранено около 400 фашистских солдат и офицеров.
Война унесла очень много жизней, сколько невинных советских людей сложили свои головы, сколько пролито слез, а сколько сирот, которые не знают родительской ласки и в тихую, чтобы кто не видел и не слышал, оплакивают свою сиротскую жизнь. Если бы собрать все слезы в одно место образовалась бы река длиннее и полнее Днепра. Какое непоправимое горе приносят войны человечеству!
В конце апреля 1943 года меня утвердили секретарем подпольного Хотимского райкома партии. Я продолжал выполнять партийную работу секретаря парторганизации бригады.
Когда фронт стал подвигаться к г. Могилеву, меня отозвали, и я был направлен с передовыми частями Красной Армии в Могилев для организации с выделенной саперной группой разминирования города, проведения мобилизации военнообязанных в действующую армию и регистрации коммунистов. Все это было выполнено. Участвовал в разминировании зданий Могилева, в том числе, и самого большого в городе – Дома Советов.
До ухода на пенсию работал заведующим военным отделом могилевского горкома партии и на других партийных, хозяйственных работах.
Будучи на пенсии, как коммунист, принимаю активное участие в партийной и общественной жизни города.
Награжден четырнадцатью правительственными наградами.
|
|
ENG 
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com
