Поиск по сайту

 RUS  |   ENG 

Милославичи
в «Российской еврейской энциклопедии»


ЭТО БЫЛО В МИЛОСЛАВИЧАХ

Воспоминания Марии Шалаковой

10 августа 1941 года немцы окончательно захватили деревню. Наши войска отступили. Начались тяжелые дни оккупации. Мы вышли из окопа и переселились в свой дом. Немцы половили наших кур и отрубили им головы. Нас заставили их ощипать.

Все время оккупации я прожила в Милославичах. В семье было четыре сестры и мать. Занимались в основном сельским хозяйством. Было очень тяжело. В годы оккупации в Милославичах стоял отряд полиции. С ним один немец и переводчик. Начальником полиции был местный житель Лоскович. В деревне его звали «Штундист». Ох, какой он был ярый, какой жестокий. Зверь, а не человек.

Когда немцы ловили евреев, Зорошиха (тут жил еврей, его звали Зорох, жену его так называли) добежала почти до Зароя. И убежала бы от немцев, но Лоскович на коне ее догнал и застрелил. И жена аптекаря тоже побежала, но Лоскович на коне догнал ее и убил возле МТС. При отступлении немцев Лоскович уехал с ними и не вернулся в Милославичи.

Где-то в конце ноября или начале декабря 1941 года всех оставшихся в деревне евреев немцы согнали в школу. Заставили их нашить себе желтые ярлыки, а затем группами по несколько человек стали сгонять к силосной яме на расстрел.

Памятный знак на месте расстрела евреев местечка Милославичи.
Памятный знак на месте расстрела
евреев деревни Милославичи (cтарый).

Как потом рассказывали местные жители, евреев немцы подводили к яме, ставили в ряд и расстреливали. Кто был убит, кто падал раненый, кто валился на трупы живой. После расстрела немцы заставили сына горбатого еврея Орки залезть в яму и уложить убитых ровно в ряды, пообещав самого оставить в живых. Тот уложил убитых и только собрался вылезти из ямы, как сам получил пулю.

Немцы наскоро засыпали убитых землею. После были слышны стоны заживо погребенных, а земля над могилою колыхалась...

Полицейский отряд, стоявший в Милославичах, был довольно многочисленный. Как попадали в полицию? Некоторые шли по желанию, другие – по принуждению. Если туда шли насильно, то они не проявляли усердия в службе на немцев. Расскажу такой пример. Жителя д. Милославичи Михаила Васильевича Затримайлова силой взяли в полицию. Назавтра весь отряд послали в д. Юрьевичи жечь квартиры партизан и расправляться с семьей Соловьевых. Он как побыл там, посмотрел, что и как делают полицейские, возвратившись домой залез на печь, лег и сказал: «Пусть меня сейчас же расстреливают, но я ни одного дня в полиции служить не буду».

Больше в полицию он не ходил. А многие ведь шли туда добровольно.

(Архив Климовичского краеведческого музея).


Воспоминания Школьниковой Фиры Марковны.

До Великой Отечественной войны я с родителями проживала в деревне Милославичи Климовичского района. Там в 1941 году окончила 10 классов Милославичской средней школы. Помню начало войны, эвакуацию евреев в советский тыл и судьбы многих евреев, проживавших в Милославичах до войны и некоторых из тех, кто дожил до победы над Германией.

Памятный знак на месте расстрела евреев местечка Милославичи. Памятный знак на месте расстрела евреев местечка Милославичи.
Памятный знак на месте расстрела евреев деревни Милославичи (новый).

Эвакуация еврейских семей началась, когда фронт приближался к Климовичскому району. Проводилась спешно. Для этого были использованы все лошади местного еврейского колхоза «Ноер лебен» и соседнего колхоза имени Сталина. Было подготовлено 1б повозок. На две семьи выделялась одна повозка. Эвакуацией руководили председатель Милославичского сельского совета Никитин Кирилл Власович и директор Милославичской средней школы Смоляков Федор Фомич. Они рекомендовали ехать на Хотимск. Так и было сделано. Всем колхозом остановились в лесу, недалеко от Хотимска. Там делали шалаши из веток, палатки из брезента или другого материала. Словом, кто как мог, так и делал себе временное жилье. Нам выдавали продукты. Местные партийные и советские работники проводили беседы. Успокаивали. Высказывали надежду, что наступление немцев скоро будет остановлено, и мы вернемся в родные места.

Недалеко от нас располагалась воинская часть. В наш лагерь приходили солдаты. Иногда приносили из солдатских кухонь каши или борща. Конечно, их больше всего интересовали молодые девушки, особенно студентки из Могилева. Они с родителями до войны проживали в Слуцке. Война застала их в Милославичах, куда они приехали с подругой Гуревич.

С семьями Милославичских евреев они эвакуировались. У них не было ни одежды, ни продуктов, ни денег. Им помогали, чем могли не только семья Гуревич. Не отказывались они и от того, чем делились с ними солдаты.

Однажды солдаты прибежали на короткое время, чтобы сообщить, что началось наступление немцев. Их часть отступает. Рекомендовали всем немедленно уезжать дальше в тыл, так как немцы скоро придут сюда.

Скоро все убедились, что солдаты сказали правду, их предостережение оказалась спасительным для тех, кто успел собраться и уехать. 10 августа началась бомбежка моста через Беседь. К сожаленью, наша семья успела переехать на ту сторону. Мост был разрушен. Кто не успел переправиться, вынуждены были вернуться в Милославичи. Почти всех их расстреляли немцы.

После возвращения из эвакуации из рассказов местных жителей и оставшихся в живых евреев я узнала, что евреи были расстреляны в саду возле школы. На месте их расстрела стоит памятник. Из местных жителей д. Милославичи многое может рассказать Грибанова Ходоска о том, как немцы издевались над евреями и о расстрелах.

Из рассказов о судьбах евреев в период оккупации меня взволновала судьба семьи Суперфин Айзика. Его трех дочерей и сына, особенно дочери Баси. Поэтому и хочу рассказать об этом.

Когда стало известно, что немцы расстреливают всех евреев, независимо от того, как они относятся к власти немецких оккупантов, только за то, что они евреи, в семье Суперфина решили прятаться все отдельно. Так, считали они, больше шансов остаться хоть кому-то в живых. Дочери прятались в дядином сарае, в сене. Немцы заставили местного жителя Клечикова Якова возить из этого сарая сено для лошадей германской воинской части. Когда он набрал два воза сена, девочки поняли, что Клечиков Яков обнаружит их. Испугались. Решили, кому вылезти первым и попросить Клечикова, чтобы не выдавал их. Когда он приехал в третий раз без немцев, они вышли все, расплакались и попросили помочь им. Клечиков посоветовал остаться в сене, а вечером прийти к нему. Они так и сделали. Жена Клечикова переодела их в самотканую деревенскую одежду, накормила. А Клечиков отвез их на дорогу и рассказал, куда им идти. Они пошли на огонек в окнах. Зашли в хату. Хозяйка расспросила их: кто они, откуда и куда идут, как попали к ней. Пожалуй, вышитые самотканые кофты не помешали хозяйке догадаться, кто они и почему оказались в ее хате. Они ей признались во всем. Она накормила их. Дала им хлеба и сказала, куда идти. Посоветовали дать хлеба собаке, чтобы пропустил их. Они так и сделали. Прошли по дорожке дальше и оказались в бане, где было несколько человек. Там были русские и белорусы, и их отец – Суперфин Айзик. Он знаком, прикрыв пальцами рот, дал им знак, чтобы молчали, не выдали своего знакомства и родства. Они поняли его знак и не выдали, что его дочери, делали вид, что не знакомы.

Пробыв ночь в бане, они пошли в разные стороны. Так она оказалась в Костюковичах. Оттуда ее в числе других местных жителей отправили на работу в Германию. Она работала у бауэра. Ухаживала за скотом. Была довольна, что осталась жива, было вдосталь картошки, а иногда и цельного молока. Словом, не голодала. На ее беду в нее влюбился сын хозяина. Начал ухаживать за нею. Она не хотела связывать с ним жизнь, да и боялась, так как видела, что его родители были против. Он изнасиловал ее. Она хотела повеситься, но парень увидел, успел перерезать веревку. Она осталась жива. Он повел ее к родителям и сказал, что она будет его женою. С тех пор изменилось отношение к ней со стороны хозяина и хозяйки. Перед освобождением Советской Армией Бася родила дочь. Когда хозяева собрались эвакуироваться, Бася под предлогом охранять их хозяйство, осталась. Как только их селение было освобождено, она с дочерью выехала на Родину. В Милославичи вернулся и ее отец. Оказалось, что после памятной встречи в бане он попал в партизанский отряд. Там ему не доверяли. Подозревали, что немцы прислали его как шпиона. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не встреча с Зеленковым. До войны они знали друг друга. Зеленков работал лесником или лесничим, точно не знаю. В партизанском отряде ему доверяли, а может, был в числе руководителей. Зеленков поздоровался с ним, побеседовали. Зеленков поручился за него. Так Суперфин Айзик остался в партизанском отряде, а через некоторое время был переправлен в Москву. Там проживал у своей сестры.

Конечно, приятной и радостной была встреча. Ведь вдвоем остались из семьи. Только Басю огорчало то, что ее упрекали в том, что у нее дочь от немца. Это унижало и оскорбляло ее. Она болезненно реагировала на такие упреки. Из-за этого уехала в Могилев. Там она и умерла.

Трудности войны, перенесенные унижения, голод, страх смерти, упреки, оскорбления укоротили жизнь этой доброй и красивой еврейки. Я хорошо ее знала. Переживала за ее трудную судьбу. Так война изуродовала ее жизнь, хотя ей и удалось спастись от смерти в годы войны.

Понимаю, что не только Клечиков Яков и Зеленков помогли Басе и ее отцу выжить, остаться в живых. Им помогали и другие люди. И за это они заслуживают благодарности и доброй памяти. Поэтому и рассказала об этом. Мне известны и другие факты. Понимаю, что всего не пересказать.


Воспоминания Суперфина Зелика Осиповича (Залман Иосифович), 1896 г.р.

Сам я из Милославичвй, был председателем еврейского колхоза с 1928 по 1941 г. Я природный батрак – отец был батрак, а я – извозчик.

Всего в нашем местечке было около 200 семей. До войны русские жили с евреями хорошо. В 1905 году, когда приехали из деревни грабить евреев, так русские не дали это сделать. Кого побили, кого калекой сделали.

В 33 году был такой Гвоздев из НКВД, так он сажал в синагогу (тюрьма там была) «за золото», людей, у которых даже серебра копейки нема, сажал и человек умирал. Меня он тоже хотел посадить. В 35 году его самого расстреляли, потому что он золото себе брал.

В колхозе нашем кроме евреев было 7 семей раскулаченных белорусов, которых я взял на перевоспитание. И они жили с нами хорошо. И в убийствах не участвовали, Участвовали полицаи. В каждой деревне были свои полицаи. Сам я малограмотный, беспартийный. Меня даже председателем не хотели делать, но был Солдатенков такой, председатель райисполкома, так он помог. В войну он был начальник партизанского отряда.

В нашем еврейском колхозе «Нае лэбн» было 45 семей (еврейских). Всего в районе было 4 еврейских колхоза: наш, «Энергия» – в Михалине, «Эмес» – в Родне, четвертый – в Карпачах.

Когда война началась, скажу открыто – паника была большая.

У нас из Милославичей 17 июля выехали на лошадях все сорок с лишним семей, все евреи из еврейского колхоза. Я им всем дал лошадей и уговаривал: «Едьте! Пожалуйста!», но половина вернулась. Они думали: «Что нам Гитлер сделает?» Партийцы эвакуировались, а остальным чего было бояться? Они сказали: мы такой жизни не видели, как при немцах – все богатство оставалось, самогонку гнали. Да если бы я не был председателем колхоза, может, сам остался бы. Я ведь был не только председатель, а еще областной депутат. Карпачовские колхозники выехали в эвакуацию, и вернулись с дороги, из Хотимска – испугались трудностей.

Выехали и ехали по маршруту: Милославичи – Хотимск – Амлин (Брянская обл.) – Почар. Ночевали в лесу, шел дождь, и тех, кто боялся трудностей, это испугало. Ехали вместе со своими коровами, которых привязывали к телегам. Табун колхозного скота угнали еще на 5 дней раньше – немцы ничего не получили. Русские тоже эвакуировались. Я по дороге три семьи подобрал.

Был в Климовичах часовой мастер Лазарь Шапиро, родом из Милославичей. Я его догнал в 50 км от Климовичей. Ночевали мы в одной хате, утром он говорит: «Я еду домой. Поедем со мной!»

– «Дурак ты, – я говорю, – куда ты едешь, там уже в хате твоей живут!»

В Милославичах был еще один колхоз, русский. Председателем там был еврей, брательник мой. Когда он поехал за нами эвакуироваться, за ним гналось человек 20 его колхозников. Мы вышли им навстречу с вилами, и он с нами эвакуировался.

Переночевали мы километров в трех от Милославичей, а когда потом надо было проезжать деревню Слобода в 7 км от Милославичей, нас встретили русские бабы с вилами, заперли ворота (на дороге, что идет через деревню): «Куда едете? Вернитесь обратно! Мы вас не пустим. Вилами заколем. «Хотели, чтоб мы остались, и можно было грабить нас после прихода немцев. Но у нас были хлопцы верткие, которые дорогою подняли гранаты – наши же отступали. И говорят: «Сейчас одну бутылку бросим – и все вы погибнете». Тогда нам открыли ворота, и мы поехали.

Приехали мы в Хотимск, там было тысячи 3 еврейских семей. Не только климовчане – беженцы и из Минска, и из Гомеля. Я приехал одним из последних – эвакуировался я семнадцатого июля, а некоторые – уже пятого.

После Почара – в Севск (Брянская обл.), потом в Трубчевск (Бр. обл.), Ливна (Орловской обл.), Елец, Тамбов. В Тамбове остановились и устроились, кто где смог. После бомбежки г. Мичуринска, 60 км. от Тамбова, в ноябре, начальник госпиталя нам сказал: «Эвакуируйтесь!» Мы пошли на поезд – нас на поезд не берут. Берут только офицерских жен и тех, кто сунет 10 000 грошей. Я, как председатель, пошел в обком и рассказал, как дело обстоит. А в обкоме было начальство из Минска. Из обкома позвонили на станцию, нас посадили в теплушки, и мы поехали. А коней оставили. Семей 20 нас было, вместе все держались. А уже из поезда после Тамбова вышли в разных местах. Моя семья была в Курганской области. На фронт меня не взяли.

После войны я приехал обратно, но в Милославичи не вернулся - там лежат мои родные. Остановился в Михалине (окраина Климовичей). Всего в Милославичах погибло семей тридцать.

Ребята у нас в колхозе ребята хорошие были – трудовики, «харутники». Колхоз считался первый по области. Из тех, кто поехал в эвакуацию, ни один ни погиб.

В Милославичах у меня оставался двоюродный брат Айзик Суперфин 70 лет. Когда немцы пришли, они молотили на гумне и все убежали в лес. Он потом пошел в партизаны и пережил до освобождения в 43 году. Потом поехал в Москву, где у него сестры были. Он не просто жил у партизан, а воевал вместе с ними. У него было очень хорошее зрение – колхозник! У него есть медали за войну. Немцы в Милославичах убили у него жену и сына.

Приехали, окружили... Но мне рассказывали мои колхозники, которые там жили (у нас в колхозе было 7 семей русских), что было только 3 немца, остальные полицаи. Это все было в один день, глубокой осенью. Некоторые убежали в лес. Их окружили, ловили и убивали прямо на месте или приводили в Климовичи (двух или трех, я слыхал). Было предателей много. Некуда бежать было. До партизан сил не было дойти, где поймали, там и били.

В деревне Позыре, 15 км отсюда, спасли одну семью. Еще Груню одну спасли. Козлова тоже опасалась, ушла в партизаны. Сын ее был на фронте. Спаслась Маневич, убежала и ушла в Костюковичский район – здесь оставаться боялась. В Милославичах есть памятник. Школьники за ним следят.

(Яд Ва-Шем. 03/4736)


Местечки Могилевской области

МогилевАнтоновкаБацевичиБелыничиБелынковичиБобруйскБыховВерещаки ГлускГоловчинГорки ГорыГродзянкаДарагановоДашковка Дрибин ЖиличиЗавережьеКировскКлимовичиКличев КоноховкаКостюковичиКраснопольеКричевКруглоеКруча Ленино ЛюбоничиМартиновкаМилославичиМолятичиМстиславльНапрасновкаОсиповичи РодняРудковщина РясноСамотевичи СапежинкаСвислочьСелецСлавгородСтаросельеСухариХотимск ЧаусыЧериковЧерневкаШамовоШепелевичиШкловЭсьмоныЯсень

RSS-канал новостей сайта www.shtetle.comRSS-канал новостей сайта www.shtetle.com

© 2009–2020 Центр «Мое местечко»
Перепечатка разрешена ТОЛЬКО интернет изданиям, и ТОЛЬКО с активной ссылкой на сайт «Мое местечко»
Ждем Ваших писем: mishpoha@yandex.ru