Поиск по сайту

Фаина Курган

РАССКАЗ О МОЕМ ОТЦЕ

Мой папа, Борис Яковлевич Курган родился 19 августа 1924 года в г. Пропойске (теперь Славгород) Могилевской области. Это место потрясающей красоты, в чем я убедилась, когда в 14 лет (1970 году) мы с папой и мамой ездили туда в отпуск. Стоит город на слиянии двух рек Сожа и Прони, один берег высокий и крутой, а второй – заливные луга. Проня – река небольшая, а Сож – приток Днепра, когда-то была могучая, но порядком обмелела. Катера и пароходы по ней ходили, хотя бывали случаи, что садились на мель. Нам удалось прокатиться до Гомеля. Сож впадает в Днепр недалеко от украинской границы, а дальше по Днепру можно и в Киев податься. Как говорили, в былые времена богатые купцы так и делали и пропивали там свои денежки. Отсюда и пошло название Пропойск. В Пропойске спокойно и размерено жили и евреи, и белорусы, и русские, и поляки, рожали детей, играли свадьбы, спорили, мирились, умирали.

Был там хедер, на начальном этапе существования советской власти он еще функционировал, и, конечно, синагога и еврейское кладбище.

Моя бабушка по отцу Фаня Урецкая вышла замуж за Якова Самуиловича Кургана и родила четверых детей: старшего Мишу (Эммануила), моего отца Бориса, дочку Соню и Самуила (Сему). Эммануил был надеждой семьи: красавец, умница, послушный ребенок. Папа же мой не признавал авторитетов, дрался, был сорвиголова. Его определили в белорусскую школу. И там он продолжал драться, убегал с уроков, и даже оставался на второй год. Бабушка Фаня ходила в школу, умоляла, плакала. Боря учил белорусский язык и другие обязательные предметы, оказался вполне смышленым, особенно в математике, обладал отменной памятью. Даже в старости он с пафосом читал наизусть стихи Якуба Коласа и Янки Купалы на белорусском языке. Не уверена, что он знал наизусть других поэтов, но это впоследствии с лихвой компенсировала моя мама, Курган Элла Израилевна, в девичестве Гольдштейн, знавшая несколько иностранных языков, Впрочем, может это к делу и не относится.

Дедушка Яня, будучи директором, или замом по производству венских стульев сел в тюрьму, по-моему, в Бердичеве. Стулья-то венские, и как казалось бдительным органам, их производители имели связь с ненавистной Австро-Венгерской империей. Бабушка Фаня, как истинная еврейская мама, тут же стала спасать детей, распихивая их по родственникам: дядю Мишу – в Днепропетровск, папу в Ленинград – к дядьям Урецким, а точнее, к Натану, который для папы, и не только для него, был ангелом-хранителем. Впрочем, вскоре деда Яню отпустили домой.

Немного отклонясь от хронологии, расскажу забавную историю, как папе, поступавшему на работу или на учебу, потребовалась какая-то справка, что он имеет пролетарское происхождение. И пропойские родственники прислали ему гербовую бумагу, что он является пролетарием до мозга костей и вся его родня – сплав трудового народа и крестьян. А далее следовала подпись: председатель рыночного комитета Мойша Урецкий и зам. председателя рыночного комитета Цодик Урецкий. У папы помутилось в глазах... Однако это не помешало ему влиться в ряды рабоче-крестьянской молодежи. Потом папа вернулся в Пропойск, а дядя Миша остался на Украине, стал Кургановым, во время войны ушел к партизанам. А папа, остался на всю жизнь Курганом, как и мама, Элла Израилевна.

Мои прадедушка и прабабушка Урецкие имели сад и корову. Приютили они белорусского или украинского мальчика Лешу Романенко...

Пришла война. Дед Яня говорит: «Ты Фаня, не бойся, у меня берданка есть, еще у мужиков пару найдется, уйдем в леса отобьемся. Но у бабы Фаня была длинная генетическая память, берущая начало еще со времен Исхода. И эта память ей подсказала, что надо бежать, детей спасать. Посадили детей на подводу и поехали. Меняли не раз транспортные средства, иногда ими становились ноги, но в конце-концов, добрались до Уфы. Жили в мордовской деревне. Пугачевские места, края суровые. Зимой снег и волки. Голод. Папа песню пел: «Деньги есть – Уфа гуляет, денег нет – чишма сидим». Папа пошел работать на маслозавод, который находился очень далеко от их деревни. Ездил на работу на лошадях. Ночью страшно... Темно, только луна светит, да голодные волчьи глаза. Один раз лошади испугались и понесли, слава богу, жив остался. Часто ездил с зажженными факелами, волки боятся огня. Потом в 1942 году пошел в армию. Был небольшого роста: попал в зенитную артиллерию. Был бы выше ростом, взяли бы в пехоту, а там редко кто выживал. Папа дошел до Кенигсберга. Награжден медалью «За взятие Кенигсберга». На ней изображен Сталин и написаны слова: «Наше дело правое, мы победим». И победили, и дело было правое, святее некуда. Немцы дрались отчаянно. Город был полностью разрушен. Но был еще подземный город. Там работали военные заводы, выпускающие снаряды и технику. Потребовалось еще столько же времени, сколько ушло на взятие самого города, чтобы выкурить немцев из-под земли. Обороняли город отборные эсэсовские дивизии. Они не сдавались, их сбрасывали прямо в море.

Мобилизация для отца и его товарищей наступила позже. Вокруг были великолепные поместья с садами и цветами, диковинными для советского солдата. Людей не было, практически все ушли. Кое-что оставалось нетронутым: мебель, хрусталь, техника, велосипеды. Папа перед демобилизаций взял одну хрустальную вазу для матери и велосипед. Но впереди была война с Японией. И папу сняли с поезда и отправили на переподготовку в город Ковров. Он подарил эту вазу с велосипедом товарищу, и не сильно грустил. Тогда главной ценностью была жизнь сама по себе.

В 1946 году папа вернулся в Уфу в звании лейтенанта. Туда же в Уфу каким-то образом, вернулся и дед Яня, который пережил свою жену более чем на 20 лет.

Когда началась война в Корее, папа уже успел окончить в Уфе техникум связи. И опять бери шинель и на войну. В самой Корее он не воевал, командовал зенитной батарей на Дальнем Востоке и в Советской Гавани. Кормили крупой и рыбой. Кругом была вода. Ловили рыбу, вспарывали брюхо, вынимали икру, а остальное выбрасывали. Ни овощей, ни фруктов не было. Началась цинга, стали выпадать зубы. Бабушка Фаня посылала бандероли с репчатым луком, это спасало. Вечная слава еврейским мамам.

Вскоре она умерла, ему дали краткий отпуск с ней попрощаться. Похоронена баба Фаня в Уфе. По иронии судьбы пару лет назад моя подруга, ныне живущая в Германии, подарила мне книгу «Indignation» («Возмущение») на английском языке известного американского писателя Филиппа Рота, где рассказывается об американском еврейском мальчике, единственном сыне, в силу сложившихся обстоятельств (характера родителей, состояния общества, обостренного чувства независимости и долга), попавшего на войну в Корею (может, Вьетнам), где его смертельно ранили. Когда я прочла, подумала, а мой папа был на другой стороне, и также мог погибнуть. А ведь не было между ними никакой принципиальной разницы, которая развела их по противоположным сторонам баррикад. Оба корнями из еврейских традиционных семейств, потомки которых хотели отгородиться от своего местечкового прошлого и продвинуть детей в люди, дать им образование... Только воля больших людей заставила одного целиться в другого.

На войне и на Дальнем Востоке его не принимали за еврея: был такой сероглазый, с каштановыми волосами, в общем светленький. Хотя начальство, конечно, знало пятую графу его паспорта. Но на войне было не до этого. А на Дальнем Востоке, один командир прознал и стал придираться. То тут не так, то там. И папа как-то ночью подпилил доски в деревянном нужнике, такие раньше были в широком обиходе, особенно в глухомани, тот пошел, да провалился по уши. Был жуткий шум, да не пойман не вор. С тех пор к папе не приставал.

Борис Яковлевич уехал в Ленинград, где ангел Натанчик устроил его на закрытый завод, выпускающий военную технику. Там он и проработал всю свою честную жизнь. Вставал в 4.30, опаздывать нельзя – лишат премии и т.д., ехал на станцию метро «Нарвская», через весь город. А там пересекал парк «Екатерингоф» (он же в соответствии с парадоксом истории в советское время, называемый парк 30-летия ВЛКСМ), бывшее поместье Екатерины I, отвоеванное Петром I у шведов, где и располагался его номерной, строго охраняемый завод, в здании бывшей при царе женской тюрьмы. Опять же по иронии все той же злодейки истории ныне все строго охраняемое имущество разбазарено, часть помещений пустует, а в других – медицинский центр. А папа не мог выезжать за границу. Был не выездной: знал много секретов. На работе его уважали: был он, как сейчас говорят, толерантен, а, попросту не злобив, умел ладить с людьми, командовал «женским батальоном». Бюро нормативов, которое он возглавлял, состояло сплошь из женщин. Женщины были советские – судьбы не простые, многие без мужей, матери-одиночки. Часто склочничали, зарплаты маленькие. Но он никогда не жаловался, все как-то улаживал. Выбивал им премии, и они его любили. И начальство к нему относилось уважительно. Потому что и технический спирт, которого на производстве было море разливанное – для протирки деталей, мог выпить в компании и не захмелеть. Это качество ценили. На войне и в армии часто наливали, чтобы не было страха.

Прожил по-своему счастливую жизнь длиною в 70 лет без нескольких месяцев. После реформ на его сберкнижке перешло мне по наследству 8 рублей...

Что касается прабабушки с прадедушкой, оставшихся в Славгороде. Им было по 80, а может и больше, уйти они не могли. Папин дом разбомбило и корову убило. А в их дом пришли полицаи. И ни кто иной, как пригретый ими Леша Романенко, выдал их немцам и повел на расстрел. Сбрасывали в ров. Сейчас там памятник жертвам фашизма.

Когда мы были в Славгороде зачем-то заходили в дом (может за молоком), где как папа говорил, жил бывший полицай. Отсидел и вернулся. Дом был богатый, держали скот. Но у маленькой девочки, дочки полицая была страшная болезнь. Это к вопросу есть ли бог, и бывает ли он милосерден или только наказывает?

А рядом со Славгородом есть деревня Лесная, где была битва Петра I со шведами во главе с Карлом XII. Народу погибло не меряно. Стояла тогда там закрытая часовня и памятник с двуглавым орлом в честь русских воинов. И росло там великое множество грибов, особенно белых. Мама настояла, чтобы мы поехали, она очень увлекалась историей, и была хорошо образована. А нам не очень-то хотелось трястись несколько часов в жутком автобусе с курами, гусями, тазами и прочим барахлом. Зато сейчас разглядывая в музеях картины «Битва при Лесном», я вспоминаю...

Местечки Могилевской области

Могилев • Антоновка • Бацевичи • Белыничи • Белынковичи • Бобруйск • Быхов • Верещаки • Глуск • Головчин • Горки • Горы • Гродзянка • Дараганово • Дашковка • Дрибин • Жиличи • Завережье • Кировск • Климовичи • Кличев • Коноховка • Костюковичи • Краснополье • Кричев • Круглое • Круча • Ленино • Любоничи • Мартиновка • Милославичи • Молятичи • Мстиславль • Напрасновка • Осиповичи • Родня • Рудковщина • Рясно • Самотевичи • Сапежинка • Свислочь • Селец • Славгород • Староселье • Сухари • Хотимск • Чаусы • Чериков • Черневка • Шамово • Шепелевичи • Шклов • Эсьмоны • Ясень •

Главная

Новые публикации

Контакты

Фотоальбом

Карта сайта

Витебская область

Могилевская область

Минская область

Гомельская область