Элла Рындина

ЮНАЯ БАБУШКА, КТО ВЫ?

Любовь Гаркави и Блюма Гаркави. Кто они? Сестры? Однофамилицы? Люба – это моя бабушка... А вот образ Блюмы пока весьма призрачен, скрыт за дымкой лет и отрывочных сведений, и, вообще, это несколько детективная история.

Любовь Гаркави. Баку, 1915-16 гг.

Блюма Гаркави. С-Петербург, 1904 г.
Фото из архива ЦГИА.

Любовь Вениаминовна Гаркави. В замужестве Гаркави-Ландау. Это не только моя бабушка, но и мать академика, физика-теоретика, основателя научной школы Льва Давидовича Ландау. Она очень любила сына. Именно от нее он унаследовал яркость характера, крайнюю целеустремленность и необыкновенное трудолюбие. Как бы она была счастлива, если бы дожила до того дня, когда ему в 1962 году присудили Нобелевскую премию по физике. Но не дожила.

Я написала в своих воспоминаниях "Штрихи к портрету Ландау" о бабушке все, что знала сама и помнила из маминых рассказов. А из документов сохранились всего лишь свидетельство о смерти и черновик анкеты всесоюзной переписи медицинского персонала 1929 года, заполненный ею собственноручно. Можно было узнать о том, что она училась год в Швейцарии, далее в Петербурге в повивальном институте, потом в Женском медицинском институте. А дальше многочисленные места работы в Баку и Балаханах – кем только она не работала – акушером-гинекологом в больнице Сов. Съезда Нефтепром[ышленников], ординатором в военном-лазарете, школьно-санитарным врачом в женской гимназии, преподавательницей естествознания в еврейской гимназии, преподавательницей физиологии, анатомии, фармакологии на Курсах сестер и красных фельдшеров при Всевобуче и Военной школе Азерб. Армии, в Средне-Медицинской школе Баку, Высшем институте народного образования, Азербайджанском Государственном университете, на рабфаке и в АзСельхозинституте.

Любовь Гаркави с мужем. Баку, 1905 г.

Любовь Вениаминовна Гаркави-Ландау
с дочерью Соней. Баку, 1906 г.
Фото из архива Э.Рындиной

Однако в анкете не было ни места рождения, ни семьи, из которой она происходила, да и год рождения я вычислила только приблизительно. Очень хотелось узнать о днях ее юности, и это не давало покоя. Я пыталась что-то выяснить в Санкт-Петербургском Первом медицинском институте имени академика И.П. Павлова, в котором, как я понимала, училась бабушка и работала до последних дней. После нескольких моих визитов в Первый медицинский молодая девица, хлопая светлыми глазами, сказала, что никаких сведений нет, и ничего не сохранилось. С этим я ушла и поняла, что поиски безнадежны, и я их решила оставить. Однако, из рассказов мамы я знала, что бабушка происходила родом из бедной семьи и ездила в школу за 12 верст в Могилев. Одна из моих читательниц решила выяснить, откуда именно, и попробовала отметить циркулем всякие местечки в радиусе 12 верст от Могилева. Но ей не удалось ничего узнать.

Любовь Гаркави за работой. Баку, 1929-30 гг.

Это меня подтолкнуло к новым поискам. Проделав несколько безуспешных попыток, я обратилась к Аркадию Шульману, главному редактору журнала «Мишпоха», который издается в Витебске. Он быстро и живо откликнулся и связался с «могилевскими историками, краеведами, занимающимися, в том числе, и еврейской историей. К сожалению, никто не дал ответа, в каком местечке жила Любовь Вениаминовна Гаркави». Тогда он предложил обратиться к московскому физику, профессору Дмитрию Широчину. Тот согласился помочь, может быть, отчасти из уважения ко «второй части бабушкиной фамилии – Ландау». Ответил не сразу, письмо от него пришло через некоторое время. И писал он в нем про некую Блюму Ирлю Гаркави, которая и не Любовь вовсе, и родилась-то не в местечке под Могилевом, а в Бобруйске, и, вообще, была другого года рождения. Какая может быть Блюма?! Я даже дочку назвала в честь бабушки Любой! Но опыт Дмитрия и чутье подсказывали ему, что Блюму-то мы и ищем. На это его натолкнули упоминания о Блюме в Цюрихском университете и в Петербурге. Это места, где училась Люба. «Таких совпадений не бывает, – ищите», – сказал Дмитрий. Так кто же, Блюма или Люба? Оставалось всего-навсего доказать, что Люба это Блюма, или, наоборот, опровергнуть это. Я написала запрос в университет Цюриха, а затем в городской и государственный архивы Цюриха. Они сообщили, что Блюма действительно училась на медицинском факультете в 1897 году. Удалось также выяснить адреса в Цюрихе, по которым она жила. Это было все. Из Национального архива Республики Беларусь обещали прислать свидетельство о рождении Блюмы. Ну, а дальше-то что? Чего я собственно жду? Материалы в Петербургском архиве были заказаны. Но там ведь опять будут записи о рождении и какие-нибудь другие свидетельства о жизни Блюмы. Что это мне могло дать? Ничего. И я подумала, что единственное, что мне могло бы помочь, это если бы я нашла документы Любы, в которых она, например, пишет, что родилась в Бобруйске такого же числа и года, что и Блюма. Тогда я обратилась в архивы города Баку, где, может быть, сохранились Любины анкетные данные. Но, к сожалению, дело практически не продвигалось. Надежд найти доказательства почти не было. И вот наступил исторический день, когда мне было назначено придти в читальный зал петербургского архива. Иду, готовая к отказу, поскольку, если дело не сброшюровано или в плохом состоянии, то на руки не выдадут. Прихожу, и вот, наконец, передо мной три папки, две тоненькие, серо-голубого и песочного цвета, и одна толстенная синяя. Привыкшая со школьных времен приниматься сначала за более сложное задание, я открываю последнюю.

Дело «учительницы Гаркави». Любовь Борисовна Гаркави. Ну да, почему бы и нет. «Вениаминовна» вполне могла превратиться в «Борисовну». Да, скорее всего, это моя Люба. Состоит школьной работницей С-Петербургского училища общества распространения просвещения между евреями в России. Вот только сложила с себя обязанности эта Любовь Борисовна в 1914 году. А моя Люба уже десять лет как в Баку живет. Значит, не та. Откладываю с сожалением и облегчением.

Ну, теперь-то и вовсе ничего не будет – тонюсенькие папочки, что там вообще может быть. В одной – прошение о принятии в институт, метрические записи, характеристики и старинный вариант «справки о несудимости» за подписью вице-губернатора, выданный Блюме Гаркави в Могилеве в 1899 году. В нем «трогательно» подчеркнуто, что сие свидетельство «видом на жительство в Империи служить не может». Интересно, с удовольствием читаю. Эти бумаги держали люди, которые давно уже стали пеплом земли. Ведь, в общем-то, ничего не изменилось с тех пор – тот же набор документов для поступления в институт, что и сейчас, плюс гимназический аттестат и характеристики. Хорошо училась эта Блюма, прилежная была, «награжденная наградами». Основательно проштудировав все записи, я уже безо всякого трепета и надежды беру в руки оставшуюся ветхую папку песочного цвета с размашистой надписью «Блюма-Ирля Гаркави». Спокойно открываю и тотчас закрываю обратно. Не может быть, это галлюцинация. Глубоко вздыхаю, оглядываюсь, нет в обстановке ничего не изменилось, читатели по-прежнему рутинно заняты каждый своим чтением. А вот в моей жизни многое изменилось и за одну долю секунды! Блюма? Нет! С фотографии на меня смотрит моя бабушка, моя юная бабушка, моя юная бабушка Люба. Фотография была пришита веревочкой на документ, в котором говорилось, что у Любы нет 20 рублей, чтобы заплатить за Государственные экзамены:

“Август 1904 г.

Удостоверение.

Дано сие бывшей слушательнице С-Петербургского Женского Медицинского Института Гаркави Блюме для представления Г. Председателю Испытательной комиссии при Институте в том, что в силу материальной необеспеченности она не может внести 20 рублей за Государственные Экзамены.

Инспектрисса С-Петербургскаго Женскаго Медицинскаго Института”

На этом можно было поставить точку, но судьба, оказывается, приготовила мне не только этот подарок, но и еще один документ:

“МВД

Петербургского государственного раввина

1904 г.

Удостоверение.

Дано сие прослушавшей курс Женского Медицинского Института Блюме Вениаминовне Гаркави в том, что в общежитии она именуется Любовию Вениаминовной Гаркави.

И.д. С-Петербурского раввина Доктора философии А. Драбкина”.

Я глазам своим не поверила, что такой документ может существовать. Как бы специально для меня написанный.

Кроме того, там оказалось ее жизнеописание, написанное ею самой. Откуда следовало, что она сама зарабатывала на жизнь, жила в Могилеве, сумела пять лет отучиться в гимназии и скопила деньги, «...получив таким образом возможность, за отсутствием в России Медицинскаго института, поехать заграницу и в октябре 1896 года поступить в Цюрихе на медицинский факультет, где ввиду свободы в выборе лекций, занималась серьезно по август 1897 года <...> За неимением средств к дальнейшему существованию за границей она принуждена была отказаться от занятий естественными науками и медициной, к счастью, временно ввиду открытия Медицинского Института в Петербурге <...> Не желая потерять еще года для медицины, она в сентябре 1898 г. поступила в Императорский Клинический Повивальный институт…», где училась у самого Дмитрия Оскаровича Отта.

Погрузившись во все эти документы, я как будто побывала в мире моей юной бабушки, в мире с ее фотографией, небрежно прошитой веревочкой, с нехваткой денег на сдачу экзаменов, переменой имени, с ее упорством в изучении медицины, жизнелюбием и энергией.

Спасибо всем, кто помог мне вызвать такие теплые тени прошлого.

Местечки Могилевской области

Могилев • Антоновка • Бацевичи • Белыничи • Белынковичи • Бобруйск • Быхов • Верещаки • Глуск • Головчин • Горки • Горы • Гродзянка • Дараганово • Дашковка • Дрибин • Жиличи • Завережье • Кировск • Климовичи • Кличев • Коноховка • Костюковичи • Краснополье • Кричев • Круглое • Круча • Ленино • Любоничи • Мартиновка • Милославичи • Молятичи • Мстиславль • Напрасновка • Осиповичи • Родня • Рудковщина • Рясно • Самотевичи • Сапежинка • Свислочь • Селец • Славгород • Староселье • Сухари • Хотимск • Чаусы • Чериков • Черневка • Шамово • Шепелевичи • Шклов • Эсьмоны • Ясень •