Игорь Каноник

ГЕТТО ГЛАЗАМИ МОЕГО ОТЦА

Как в 1973 году, в период расцвета государственного антисемитизма, простые минские евреи отстояли памятник погибшим евреям в Яме. И как прошлое связано с настоящим непрерывной цепью событий, вытекающих одно из другого.

28 июня 1941 года немцы вошли в Минск. Семья моего отца, Давида Каноника, до войны проживала в районе Червенского тракта, это был большой район частных домов за вокзалом. Жили впятером, все вместе, в своем доме: отец Хаим (Ефим), 1903 года рождения, мать Елизавета, 1906 года, старшая сестра отца Люба, 1926 года, мой отец Давид, 1929 года, и бабушка Гита, мать Хаима.

Несколько дней они не могли принять решение – уходить на восток или оставаться в Минске – и вышли из города только 26 июня.

Многие семьи, которые ушли из Минска 23-24 июня, успели уйти далеко и перейти по мосту через реку Березина. Но семья отца прошла только 40 километров, когда прямо на колонну беженцев был сброшен немецкий десант, переодетый в форму красноармейцев. Диверсанты сказали беженцам, чтобы те возвращались по своим домам, что впереди на реке Березина все равно уже нет моста и переправиться невозможно. Мост действительно взорвали 25 июня советские воинские части при отступлении, чтобы задержать немцев на Березине. Поэтому многие повернули обратно в Минск.

А почти через месяц, 20 июля, всем евреям было приказано оставить свои дома и переселиться в гетто. Мой отец и его семья попали туда и больше двух лет были узниками Минского гетто – с 20 июля 1941 года и до начала сентября 1943 года. Когда ему удалось сбежать в партизанский отряд, в гетто оставались последние 3000 евреев, это было за полтора месяца до последней «акции» – уничтожения гетто. В двадцатых числах октября 1943 года Минское гетто перестало существовать.

В Минске погибли 150 000 евреев, из них 35-40 тысяч евреев из Германии.

Отец рассказывал, что вначале они жили в гетто по улице Островского, недалеко от въездных ворот со стороны Немиги. И почти ежедневно в гетто заезжали четыре огромные машины-душегубки и останавливались возле скверика по улице Островского. Следовала облава, евреев – тех, кого не угнали на работы или тех, кто не смог спрятаться на заранее приготовленных «малинах» (так называли погреба и другие тайники), – ловили и загоняли в душегубки.

Сестра отца
Люба Каноник,
1929-го г.р.
Погибла во время
большого погрома
с 28-31 июля 1942-го.
Попала в
машину-душегубку
и сожжена
в Малом Трастянце.
Снимок сделан в 1939 г.

Рассказывал он про эти погреба, которые были почти в каждом доме. Полицаи о них знали и проверяли каждый по нескольку раз. Во время очередного, самого большого погрома, который продолжался больше трех дней, с 28 по 31 июля 1942 года, погибла старшая сестра отца Люба. Полицаи, как обычно, ходили по улицам гетто и раздавали информационные листы. Люба сказала матери, что выйдет на улицу и возьмет листовку. Мать ее отговаривала, но Люба настояла на своем, она вышла, и больше ее никто не видел. Оказалось, что так полицаи выманивали людей на улицу из домов и укрытий, где еще оставалась возможность спрятаться и хрупкая надежда на то, что их не найдут.

Также во время этого погрома погибла и бабушка Эстер. Когда все успели спрятаться в «малине», она закрыла лаз, сверху постелила на пол коврик и села в спальне на кровать.

Вошедшим немцам и полицаям она сказала, что ничего не видит, слепая. Тогда один немец взял ее под руку и медленно повел в сторону машины-душегубки. И Эстер ушла, уводя опасность от своих родных...

Известно, что в Малом Тростянце немцы уничтожили 206 500 человек, больше половины из них – это узники Минского гетто. Было еще одно место массовых расстрелов евреев из гетто – в деревне Тучинка, в глиняных карьерах на территории кирпичного завода. Там было расстреляно около 30 тысяч евреев. Сегодня это место предано забвению, и одной из причин является то, что до войны на Тучинке размещался штаб шестой дивизии НКВД. То есть там наследили и немцы, и чекисты. Сегодня это территория между улицей Харьковской, в сторону Кальварийского кладбища.

И все же больше всего евреев было казнено в Яме. И именно там был создан первый на территории всего Советского Союза памятник жертвам Холокоста. Надпись на нем была сделана на идише, но в 1947 году по известным причинам не могли написать на памятнике, что эти 5000 евреев жертвы именно третьего погрома, устроенного на Пурим – 2 марта 1942 года. Погром начался расстрелом 300 детей детского дома вместе с воспитателями и медработниками. При расстреле детей присутствовал гаулейтер Белоруссии Вильгельм Кубе, который бросал детям конфеты.

После расстрела пяти тысяч евреев немцы в течение нескольких дней не давали засыпать карьер, который находился почти в центре гетто, по улице Ратомской, 35. Отец рассказывал, что после расстрела выпал снег и расстрелянные евреи пролежали несколько суток припорошенные снегом.

Как же удалось уцелевшим минским евреям увековечить память соплеменников в годы, когда о Холокосте не принято было говорить публично? Первый организованный выход евреев на Яму был в День Победы 1969 года, собралось человек пятьдесят, в основном евреи, которые жили близко от Ямы и их родственники. Наши родственники жили в Заславском переулке. Многие минчане знают, что две первые клумбы с двух сторон от памятника сделали евреи, которые жили рядом с Ямой. Но перед круглыми клумбами были сделаны две большие клумбы в виде магендавида, это было в первых числах мая 1969 года. Эти клумбы не простояли даже сутки, там даже цветы не успели посадить. Вечером того же дня приехали четверо в черных костюмах, и сразу пошли в дом к организатору воскресников в Яме. Во дворе, куда вошли чекисты, стояли несколько десятков лопат и грабель. Кэгэбешники сказали, что знают о том, что в Яме проводятся работы по расчистке территории. И тут же прозвучало в приказном тоне: «Чтобы этих ваших клумб до утра не было!» Пришлось ночью переделывать шестиконечные клумбы в круглые. А когда 9 мая 1969 года состоялся первый выход евреев на Яму, все увидели две круглые клумбы с цветами.

Несколько слов об организаторе этих воскресников. Это был один из первых минских сионистов-подпольщиков, все его называли Фельдман, возможно, это и не было его фамилией. По рассказам бывших соседей, он был для власти как кость в горле, и в конце 1972-го его отвезли в Москву и посадили на самолет, улетавший в Вену, откуда он якобы улетел в Израиль. В начале 90-х, почти через 20 лет, бывшие соседи искали его в Израиле, но найти не смогли…

Еврейская интеллигенция боялась приходить к Яме, я сам много раз видел, как еврейские интеллигенты шли от Юбилейной площади вниз по улице Ратомской (позже Мельникайте) мимо базара, все время, осматриваясь по сторонам. Но с каждым годом приходило к Яме все больше евреев.

В конце 1972-го городские власти начали вынашивать проект, как засыпать Яму и демонтировать памятник, все уже понимали, что это место становится знаковым и антисоветским. В свою очередь евреи начали собирать подписи с петицией в горисполком не трогать памятник, кто-то предложил написать такую же петицию на английском языке, так появились две параллельные тетрадки. Я видел их у нас дома на Грушевке. Когда отец ходил, собирал подписи у евреев, многие боялись подписывать, он их уговаривал…

9 мая 1973-го был большой выход на Яму, там были уже тысячи…

Отец (1929 г.р.).
Больше двух лет
был в Гетто,
с октября 1943-го
в партизанах.
Умер в Израиле
в 1999 г.

В конце лета 1973-го отец и еще один бывший узник гетто записались на прием к председателю горисполкома, они сказали, по какому вопросу, и оставили все свои данные. С этого момента началась слежка за отцом. В середине сентября должен был состояться прием в горисполкоме. Хорошо, что отец передал обе тетрадки знакомым евреям для собирания подписей. В один из дней в начале сентября, вернувшись с работы, я узнал, что у нас дома был обыск, сразу стало понятно, что искали. В тот день чекисты приехали к отцу на работу, забрали его и повезли домой.

Он по специальности был токарь 6-го разряда. Проверили даже его шкафчик на работе. Все, конечно, подумали, что ищут какой-то самиздат.

Приближался день 15 сентября, когда нужно было идти в горисполком. Предусмотрительный отец попросил знакомую русскую женщину пронести тетрадку в здание горисполкома. Она сказала на входе, что идет устраиваться на работу, и ее пропустили. А отец пошел без ничего, только с паспортом. К сожалению, не пришел второй его коллега, они записывались на прием вместе. Его приняли два заместителя, они уже знали, о чем он будет говорить, в углу комнаты сидел еще один в черном костюме, но он не представился. Беседа длилась больше часа, отец передал им тетрадь с петицией, полную подписей минчан, в основном узников гетто и их родственников. Он рассказал им о том, как был в гетто с его первого дня, 20.07.1941, и до начала сентября 1943-го, когда ему удалось сбежать в партизаны, и о том, что почти вся семья погибла. В конце они спросили, почему люди не хотят, чтобы на этом месте создали красивый парк и засыпали Яму. Отец понял, что все, что он рассказывал, им неинтересно. Тогда он рассердился и перед уходом сказал, что если будут ломать этот памятник, то чтобы его убили прямо там, и что пройдет много лет, не будет ни их, ни этих кабинетов, а памятник так и будет стоять в Яме.

…На следующий день директор автобазы сказал отцу, чтобы он работал спокойно, вопрос о его увольнении даже не стоит. Но стоял другой вопрос: как передать вторую тетрадь с петицией на английском языке, чтобы она хотя бы дошла до американского корреспондента в Москве. Все понимали, что нужна международная огласка, что только она может остановить это безумие. Еврейское самосознание в СССР начало подниматься после Шестидневной войны в Израиле в июне 1967-го, после самолетного дела 15 июня 1970-го (попытка угона самолета из Ленинграда и арест одиннадцати человек, почти все были евреями), после убийства одиннадцати израильских спортсменов на олимпиаде в Мюнхене в сентябре 1972-го и операции Мосада по личному приказу премьер-министра Израиля Голды Меир по поимке и ликвидации всех террористов, причастных к убийству спортсменов…

Становилось понятно, что нужна огласка. Но все разрешилось просто. В первых числах октября 1973-го из Минска должны были уехать несколько семей, у которых уже были оформлены все документы. Они ехали в Москву и там в голландском посольстве должны были получить оставшиеся документы и билеты (с июня 1967-го, после победы Израиля в Шестидневной войне, посольство закрылось, и интересы Израиля представлял только консул, который принимал в голландском посольстве).

Задумка была в том, чтобы уговорить одну из семей взять тетрадь в Москву и передать консулу. Так все и получилось.

Буквально в эти же дни 6 октября 1973 года началась Война Судного дня в Израиле. Интересно было наблюдать такую картину: в минском ГУМе в отделе радиотоваров стояла очередь из евреев, все хотели купить радиоприемник «Океан» минского радиозавода, конечно же, чтобы слушать вражеские голоса и знать правду о войне в Израиле. Как сейчас помню, это было вечером 24 октября, все евреи слушали «вражеские голоса», это был последний день Войны Судного дня в Израиле. Тогда «вражеские голоса» говорили только об этом, а также читали главы из «Архипелага ГУЛАГ». И вдруг в середине новостей говорят, что белорусские власти хотят снести памятник евреям, погибшим в Минском гетто, поставленный уцелевшими евреями в 1947 году. Говорили об этом несколько дней подряд, также писали в газетах в Израиле и в Западной Германии. Это была настоящая большая победа. Сейчас можно только представить, на каких повышенных тонах разговаривал Петр Миронович Машеров с тогдашним председателем горисполкома Ковалевым Михаилом Васильевичем. Как это простые минские евреи смогли обставить белорусские власти…

Еще немного об отце, что было дальше. Он перешел на работу на завод медицинских препаратов, долго работал там. Потом начал работать на радиозаводе. Это был филиал радиозавода по производству футляров для телевизоров и радиоприемников, который раньше взорвался и вся ночная смена погибла.

Работал там до выхода на пенсию и отъезда в Израиль в декабре 1990 года.

Жили папа Каноник Давид Ефимович и мама Каноник (Майзельс) Майя Израилевна в том же доме на Грушевке, без удобств. Хотя в декабре 1973-го, через три месяца после того скандального посещения горисполкома, отца вызвали в тот же горисполком. Это была жилищная комиссия. Они сказали, что знают, что он узник Минского гетто, и предложили новую трехкомнатную квартиру, но отец отказался, сказав, что ему ничего от них не нужно. Следует отметить, что отец никогда ни у кого не просил об улучшении жилищных условий, это была их инициатива.

Удостверние партизана отца.

В середине 80-х, работая на радиозаводе, отец разговорился с председателем общества ветеранов Великой Отечественной войны, сказал ему, что был в партизанах. Тот усмехнулся и ответил, что евреи были в гетто, тогда отец сказал, что был в Минском гетто и убежал в партизаны. Но на вопрос, где же документы участника войны и партизана Белоруссии, отцу нечего было ответить. Пришлось ехать в Оршу к командиру партизанского отряда, но командир его не помнил. Тогда отец начал рассказывать, чем он занимался, что охранял госпиталь на болотном острове, а его мать Елизавета Давидовна Каноник (Гоберман) была поварихой, партизанам нравилось, как она готовила. Командир вспомнил. Он направил отца в республиканский партархив, именно там были все архивы партизанских отрядов. И только после этого отец получил выписку из дневника партизанского отряда, в котором дотошный писарь все записывал. В справке было ясно написано, что 5 сентября 1943 года Каноник Давид Ефимович зачислен в партизанский отряд имени Кирова, бригаду имени Кирова, Минской области, а в графе, откуда прибыл, написано: «Минское гетто».

Мать отца
Лиза Каноник
(Гоберман) 1906 г.р.
Спаслась из Гетто
в начале августа 1943-го.
Почти год была
поварихой и работала
в госпитале
партизанского отряда.
Фото 1946 г.

Дедушка Хаим (Ефим)
Каноник (1903-го г.р.).
Погиб во время облавы
на мясокомбинате
в начале июля 1943-го.
Расстрелян в Тучинке.
Фото 1931 г.

…Первый раз, в начале августа 1943-го, отец с матерью сбежали вместе с работ по торфоразработкам по Могилевскому шоссе, куда их возили из гетто (охрана была слабая, полицаи давно уже перестали пересчитывать евреев – сколько выезжает из гетто и сколько возвращается). Но впереди на дороге был немецкий пост, а у отца не было документов, и, кроме того, почти всех подозрительных мужчин и подростков заставляли снимать штаны, искали евреев. Ему пришлось вернуться на торфоразработки. А мать прошла все посты, так как у нее был «аусвайс», где было написано, что она живет в деревне Шпаковщина, она знала, где и как найти партизан. «Аусвайс» заранее подготовил ее муж Каноник Ефим Яковлевич, который был связан с подпольем в гетто и погиб в одной из облав на мясокомбинате незадолго до этого, в июле 1943-го. Своим «аусвайсом» он так и не успел воспользоваться. Он еще до войны работал на мясокомбинате, там больше половины работников были евреи. Но когда всех евреев согнали в гетто, то немцы поняли, что мясокомбинат без евреев работать не сможет. Они отобрали всех бывших работников по документам мясокомбината и начали из гетто организованно водить их на работу. Так два года дедушка ходил из гетто на работу на мясокомбинат. Отец очень часто ходил работать вместе с ним, он был там и в последний день, в начале июля 1943 года. Евреи заметили, что в середине дня к мясокомбинату приехало больше, чем обычно, полицаев. Такое количество полицаев не нужно, чтобы сопровождать евреев обратно в гетто. Дед Ефим сказал отцу, чтобы он быстро и незаметно выскользнул за территорию в районе задних складов, снял с себя латы и спокойно пошел на вокзал. Отец так и сделал, до темноты шатался на вокзале, а ближе к ночи в районе татарских огородов пролез под колючей проволокой на территорию гетто.

Придя домой, а в 1943-м они уже жили по улице Сухой, так как гетто постепенно сокращалось и евреев переселяли, он увидел, как мать сидит и плачет, она уже все знала, ей уже сообщили, что машины с мясокомбината проехали мимо гетто, она думала, что они оба погибли. Всю смену евреев с мясокомбината после работы провезли мимо гетто прямо в Тучинку и расстреляли в глиняных карьерах кирпичного завода…

Весь август 1943 года отец продолжал ездить на торфоразработки с единственной целью – при первой возможности убежать в лес. И в первых числах сентября к евреям, которые занимались торфоразработками, подошла молодая женщина и спросила: «Кто здесь Додик?»

Она сказала: «Лиза (мать) просила, чтобы я тебя вывела. Если ты сможешь убежать, обойди глубоко по лесу немецкий пост, и жди маму через два километра на опушке леса. Через два дня она будет возвращаться из Минска. Но к ней не подходи, а иди за ней по лесу". Это была минская подпольщица, связная партизанского отряда Лидия Дмитриевна Кащей. А отец в тот же день выпрыгнул на ходу из машины около леса, когда они возвращались в гетто. Полицай-литовец как раз сел в кабину к водителю-немцу, так как был дождь. Другие евреи его отговаривали, говорили, что могут убить, если заметят. Отец им ответил, что и так скоро всех убьют. Двое суток он провел в лесу, а на третий день ждал в условленном месте. Партизанский отряд находился всего в десяти километрах от места торфоразработок. Когда они пришли, Лида сказала отцу: «Иди вон в ту землянку, там твоя мама работает поварихой».

Дом семьи Каноник-Гоберман на Грушевке.

В июле 1944 года (как известно, 16 июля в освобожденном Минске был проведен партизанский парад) отец с матерью вернулись в дом семьи Каноник, в дом отца на Червенском тракте, где и жили до гетто. Но дом был занят, там уже давно жили другие люди, ведь они думали, что все евреи погибли. Мать не стала ругаться, хотя не было большой проблемой законно вернуть дом, но она не хотела этого делать, видимо, не совсем хорошие воспоминания связывали ее с этим домом. Они с отцом пошли жить на Грушевку, там сохранился дом семьи Гоберман, семьи матери на улице Пакгаузной, 7 (позже Хмелевского). И как раз из эвакуации вернулась ее родная сестра Роза с дочерью Эллой и сыном Эриком, муж Розы – Соломон Тройчанский остался в Челябинске, так как работал на руководящей должности на оборонном заводе. И они, две сестры, поделили дом на две половины, с двумя входами.

Как ни странно, но район Грушевского поселка сохранился в довоенном виде, его не бомбили. Возможно, потому, что там были расквартированы немецкие солдаты-железнодорожники, часть из которых работала на вагоноремонтном заводе. Например, в нашей школе № 3 (где мы учились с сестрой Лилей), а это было новое четырехэтажное здание, построенное в 1936 году, были немецкие казармы. После войны отец также там учился, оканчивая вечернюю школу.

Получив справку из партархива, довольно быстро в начале апреля 1986 года отцу оформили в Московском районном исполкоме и в военкомате все документы. В домике на Грушевке поставили телефон (кстати, этот деревянный дом, и сейчас пока стоит на ул. Хмелевского, 7). И отца поставили на льготную очередь на квартиру по месту работы на радиозаводе, через год предложили квартиру в центре города, в старом ведомственном доме радиозавода на улице Коммунистической, в угловом подъезде, на последнем этаже. Как потом выяснилось, в этом доме жил Освальд, убийца президента Кеннеди.

Одна из самых загадочных и трагичных историй Минского гетто – это история о том, как в начале октября 1943 года 26 евреев, члены нескольких семей с улицы Сухой, спрятались в заранее приготовленный склеп – схрон на территории еврейского кладбища. На то время в гетто оставались последние 3000 евреев. У них был верный расчет, все понимали, что остались считанные дни. Так и случилось, 21-23 октября был последний погром – зачистка. Прятаться в домах, подвалах и «малинах» не имело смысла, так как во время последнего погрома не осталось ни одного места, куда бы не летели гранаты, а на кладбище не нужно делать зачистки и кого-то искать. Они находились там 9 месяцев, до июля 1944 года. Понимая, что гетто уже нет, они продолжали прятаться и только ночью могли подышать воздухом и осторожно набрать воды из ближайшей колонки.

Как известно, Минск освобождали танкисты сразу нескольких армий, но настоящую зачистку города делала другая воинская часть. Это были солдаты 132-го пограничного (впоследствии Минский ордена Красной Звезды) полка войск НКВД, охраны тыла действующей армии. 4 июля, на следующий день после освобождения, выполняя свою работу, они обходили весь город (это уже была зачистка советских войск). И обнаружили 13 обессиленных, оборванных людей на еврейском кладбище на территории бывшего гетто. Узнав об этом, командир полка, одесский еврей, полковник Хмелюк Аркадий Захарьевич отдал распоряжение срочно отвезти всех 13 евреев в Оршу, в госпиталь, так как в Минске еще не было госпиталя. Об этом рассказывал отец в своих воспоминаниях. За зачистку Минска и окрестностей, а они изловили более 400 изменников, полицаев и предателей, этот полк получил наименование Минский.

Меня в середине 70-х призвали в армию именно в этот Минский полк, в/ч 7574 (конвойный полк внутренних войск). Воинская часть располагалась в центре Вильнюса и занимала помещения бывшего монастыря примыкающего к тыльной стороне костела Петра и Павла.

Однажды во время праздника День Победы в актовом зале выступали офицеры-ветераны. Один из них рассказывал, как в июле 1944 года они освобождали Минск и в день освобождения на территории Минского гетто на кладбище обнаружили 13 выживших евреев. История звучала неправдоподобно, ведь было известно, что гетто перестало существовать в октябре 1943-го.

Демобилизовавшись из армии, уже дома, в Минске, я сообщил об этом отцу, и он рассказал, что это были их родственники и соседи с улицы Сухой. Старший в этой группе из 26 евреев был дядя Эля (Исраэль) Гоберман, двоюродный брат матери отца Лизы Гоберман. Он и его жена выжили, а их дети были в числе 13 умерших, не пережив зиму 1944-го. Отец рассказывал, что дядя Эля еще в августе 1943-го предлагал ему тоже спрятаться в этом подвале, но отец отказался, он надеялся убежать в партизанский отряд, где уже была мать. После войны отец был с ними на связи до конца 70-х, они прожили долгую жизнь, и единственной их мечтой была мечта уехать в Израиль, но этой их мечте не суждено было сбыться…

Отца уже нет в живых. Сохранились его записи на дискете с воспоминаниями, как они жили в гетто, записанные в 1996 году сотрудниками Фонда Стивена Спилберга.

Хотелось бы передать их в еврейский музей на улице Сухой на территории бывшего Минского гетто. Хочу отметить, что я не историк, но знаю историю…

Местечки Минской области

Минск • Березино • Бобр • Богушевичи • Борисов • Вилейка • Вишнево • Воложин • Городея • Городок • Греск • Грозово • Дзержинск • Долгиново • Дукора • Дулебы • Зембин • Ивенец • Илья • Клецк • Копыль • Красное • Кривичи • Крупки • Куренец • Ленино • Логойск • Лоша • Любань • Марьина Горка • Молодечно • Мядель • Налибоки • Нарочь • Несвиж • Новый Свержень • Обчуга • Плещеницы • Погост (Березинский р-н) • Погост (Солигорский р-н) • Птичь • Пуховичи • Раков • Рованичи • Рубежевичи • Руденск • Селиба • Свирь • Свислочь • Слуцк • Смиловичи • Смолевичи • Старобин • Старые Дороги • Столбцы • Талька • Тимковичи • Узда • Уречье • Ухвалы • Холопеничи • Червень • Черневка • Шацк •