Михаил Нордштейн

СПАСЕННЫЕ ЛЮБОВЬЮ

Немецкий офицер вывез из Минского гетто 25 узников

Накануне войны жила в Минске молодая семья. 24-летняя Лея работала теплотехником на электростанции, Абрам, ее муж, – скрипач Белорусской филармонии, их сыну Мишутке шел второй год. В середине июня 1941-го Лея отвезла сына к своим родителям в Бешенковичи Витебской области. Строили планы на лето… и в горячечном сне ей не привиделись бы страшные удары, обрушившиеся на них через считанные дней, и не только на них.

Первая бомбежка... Город в огне и дыму. Трупы на улицах. А через несколько дней в Минск пришли немцы. В первые же дни оккупации Абрам и его отец попали в облаву и были убиты.

Оккупанты загнали евреев в гетто. В числе двухсот молодых женщин Лею направили разгружать вагоны с торфом и дровами и на вагонетках перевозить их в котельную Дома правительства, в котором разместились тыловые службы оккупантов.

Рабочей силой распоряжался обер-лейтенант Вилли Шульц. Поздним вечером обессиленные, голодные узники под конвоем возвращались домой.

Осенью 41-го в гетто привезли евреев из Германии. Их называли «гамбургскими».

– На бирже Шульц набрал новую колонну, – рассказывала мне Лея Гугкович. – На этот раз взяли сто «русских» евреек и сто «гамбургских». Когда нас привели к Дому правительства, он прошел вдоль строя «русских», внимательно их осмотрел. Мимо «гамбургских» прошел пару раз и вдруг остановился против одной девушки. Поздоровался с ней за руку и что-то ей сказал. Мы не могли поверить своим глазам – поздоровался с еврейкой!

У «гамбургских» работа не ладится. Видимо, большинство из них раньше физическим трудом не занимались. Я подошла к девушке, с которой поздоровался Шульц, стала показывать, как обращаться с вагонеткой. Познакомились. Ильза Штейн из Франкфурта-на-Майне. На вопрос, откуда она знает Шульца, ответила: «Я его не знаю. Видимо, просто ему понравилась». Неудивительно: молодая, стройная, красивая. (Ильзе тогда было 18 лет, Шульцу – 42).

В обед нам выдали талоны на похлебку, а Ильзе Шульц принес полбуханки хлеба и котелок супа из немецкой кухни.

К концу дня Шульц объявил: «Штейн назначается бригадиром колонны, а ее помощницей от «русских» – Гуткович».

И вот однажды он затевает разговор... «Скажи, Лиза (так он меня называл), почему убивают евреев?». Говорю: ему лучше знать, ведь он – немец, а я выросла в СССР. Но знаю точно: при Вильгельме евреев не убивали. «Так ты хочешь сказать, что в этом повинен Гитлер? Как ты смеешь!» Я молчу. Но когда пыл его поубавился, признался: «Может, ты и права. Я при Вильгельме воевал в России, и мы даже ухаживали за еврейскими девушками».

Однажды он говорит: «Скажи, Лиза, как мне спасти Ильзу? Я люблю ее». Что я могла сказать? Мол, если уйдет она из гетто, тогда, может, и останется жить. Опять вопрос: «А как уйти?» Вопрос трудный. Я и сама над этим не раз думала: как?

28 июля 42-го года в гетто начался очередной массовый погром. Шульц пошел на риск: не отправил нашу колонну назад в гетто, оставил ночевать в подвале Дома правительства. Мы слышали стрельбу в течение трех с лишним суток. Днем работали, а на ночь – снова в подвал... Когда стрельба утихла, Шульц дает нам солдата для конвоя и говорит: «Идите и посмотрите, что стало с вашими родными».

Уходим. Вместе с нами Ильза. Гетто опустело. Кое-где появляются люди, которые прятались в схронах – «малинах». Моя свекровь – убита...

Назавтра, когда мы пришли к Шульцу за талонами, он сказал: попробует достать два паспорта, но с условием: я уйду с Ильзой как сестра. Она русского языка не знает, и будет изображать глухонемую. Вместо нее буду говорить я. Но, увы, паспортов он нам достать не смог.

Каких только фантастических планов не строит любовь! В следующий раз Шульц сказал, что приехал из Германии его друг, летчик, бывший коммунист, может быть, он переправит нас через линию фронта. «Ты, Лиза, расскажешь там, кто я, иначе меня могут убить. А в России будешь жить вместе с нами». Но с летчиком не получилось.

На территории, где выгружали топливо, работал слесарем Сергей Герин, довоенный знакомый Лии. Рискуя жизнью, давал ей читать листовки, сброшенные с советских самолетов.

Узнав о любви Шульца к Ильзе, Сергей подал идею: побег из гетто можно совершить с помощью Шульца, надо только достать грузовую машину с тентом. Ждать больше нельзя: в любой день оставшиеся узники гетто будут уничтожены.

Ночью к ней по поручению Герина пришли два подпольщика. Обговорили детали побега. В лес на машине должны уехать 13 мужчин и 12 женщин. Если Шульц не достанет машину, узники уйдут в лес сами...

Все это она и передала Шульцу. Он растерялся. Думал, что в партизаны они уйдут втроем: он, Ильза и Лиза. А тут 25 человек, да еще машина! Где ее достать? Но Гуткович, следуя наставлениям подпольщиков, была непреклонна.

Шульц понимал: без нее побег с Ильзой обречен на неудачу: оба не знают русского языка. В лес на машине? Смертельный риск. И все-таки любовь взяла верх.

Тот день, 30 марта 1943-го, Лея запомнила на всю жизнь. Рано утром к бирже труда подошла трехтонка, крытая брезентом. В кузов сели 25 человек. Часть из них вооружена. Оружие – под пальто.

Выезжая из гетто, Шульц показал охране документы о количестве рабочих, взятых на бирже. Он – рядом с водителем. У сидящих в кузове на одежде – желтые латы узников.

– ... Выезжаем из города по Могилевскому шоссе, – продолжает свой рассказ Гуткович. – Шульц спрашивает: «Где проводник? Я ведь не знаю, куда ехать». Отвечаю: «Проводника нам не дали по какой-то причине, но куда ехать, я знаю. К деревне Русаковичи. У вас карта есть?» – «Да», – говорит и достает из планшета карту. Находим эту деревню.

Миновали станцию. Видим какой-то хутор. Заходим. Сидят старуха, дети. Спрашиваю, далеко ли Русаковичи? Старуха: «Отсюда километра три, но мост через реку Птичь взорван». – Этого не перевожу Шульцу. Говорю, что едем правильно.

Подъезжаем к этой деревне. Она на противоположном берегу. Кричим, но никто не отзывается. Шульц промеряет шестом глубину реки. Находим только один выход: кому-то надо переплыть реку и сообщить, кто мы. Один наш парень по фамилии Токарский говорит: «У меня первый разряд по плаванию. Поплыву». И вошел в ледяную воду...

Переплыл речку и – к ближайшей хате. Через несколько минут оттуда вышел старик, сел в лодку и направился к нам.

В первый рейс в лодку сели Шульц, шофер, Ильза, маленькая ее сестренка и я. Идем в хату, где уже был наш пловец. Он отогревался на печи, ему дали сухое белье. Из-за хат и сараев бегут люди с красными лентами на шапках и с винтовками. Я бросилась навстречу. Кого-то обнимаю, целую. Командир спрашивает, сколько немцев? Отвечаю: двое, одного немного знаю, другого – нет. Шульц на ломаном русском: «Здравствуйте, товарищи!» Кинул на землю пистолет.

Партизаны быстро наладили переправу узников. Всех обыскали. Машину сожгли. Идем в хату.

Шульц взял Ильзу на руки и приговаривает: «Ты мой золотой ребенок, я спас тебя, я люблю тебя...»

Командир приказал: «Шульца, шофера, Ильзу и меня оставить в отряде, остальных распределить по ближайшим деревням, накормить, напоить и оставить до следующего распоряжения».

Ильзу и Шульца поместили в семейную хату, и в эту ночь они стали мужем и женой. Меня отвели к девчатам, шофера – к парням.

Когда мы немного окрепли, нас привезли в штаб бригады. Шульц рассказал о расположении штабов, гарнизонов, аэродромов в районе Минска. Эти данные наносились на карту. По ним, как мне известно, наши самолеты наносили авиаудары.

Комбриг спросил: состоял ли Шульц в нацистской партии? «Да, состоял, ведь я – офицер. Но я уже не нацист, – и доказывает на меня. – Она меня коммунистом сделала. Следующий вопрос: «А не привела ли вас к нам любовь к девушке?» – «Да, – отвечает, – но главное, я понял, что такое нацизм. Сейчас буду служить вам, и главная моя цель – попасть в Москву и, стояку микрофона, кричать на весь мир о нацистских преступлениях...»

Затем допрос шофера. Сказал, что он – маленький человек и мало чего знает.

И вот приказ комбрига: Ильза и Шульц остаются при штабе бригады, а меня и немца-шофера отправить в тот отряд, куда мы попали, убежав из гетто.

Прощаемся. Плачет Ильза. Шульц в недоумении: как, мол, мы будем обходиться без Лизы, ведь мы не знаем русского языка. Но пришлось смириться. Ильза снимает со своей шеи янтарные бусы, вынимает из чемоданчика шерстяное платье и дарит мне. Шульц благодарит меня за организацию побега. Говорит, что будет бороться за новую Германию.

В партизанском отряде Лея готовила еду, стирала, шила, а в бою оказывала первую помощь раненым. В 1944-м вышла замуж за командира 208-го партизанского полка Романа Щербакова. У них родились сыновья Анатолий и Аркадий. А старшего своего, Михаила, разыскала в сибирском городе Бийск, куда успели уехать из Витебской области ее родители.

Проведя Лею через тяжкие испытания, судьба вознаградила ее внуками и правнуками. И еще одну радость послала этой скромной и мужественной женщине.

В 1985-м ей позвонила бывшая узница гетто и партизанка Рая Эпштейн: «Прочитай в сегодняшнем номере «Вечернего Минска» материал под рубрикой «Память сердца»...

Прочитала и не поверила своим глазам. «Я, Ильза Штейн, в годы оккупации находилась в Минском гетто. С помощью подпольщиков вместе с другими заключенными была направлена в партизанскую зону. Прошу спасителей сообщить по адресу: Ростов-на-Дону...»

Лея заказала телефонный разговор с Ростовом, а через три дня встречала Ильзу в Минске.

Две женщины, обнявшись, плакали и снова и снова вспоминали...

...В штабе партизанской бригады Ильза и Шульц пробыли недолго. Самолетом их доставили на Большую землю. Два месяца прожили в Малаховке под Москвой и были счастливы. Но однажды за Шульцем пришла машина и его куда-то увезли. С тех пор она его больше не видела.

Возвращаться во Франкфурт-на-Майне ей уже было не к кому; родители погибли в Минском гетто. Приняла советское гражданство. Ее отправили в Биробиджан. Через несколько лет перебралась в Ростов.

Напрасно пыталась узнать о судьбе Вилли. Глухо. Вышла замуж. Дети, внуки…. Призналась Лее: всю жизнь любила его.

Ильза Штейн скончалась в 1993-м, а в 2003-м – Лея Гуткович. Теперь из, организаторов того побега в живых уже никого не осталось.

Об истории любви офицера вермахта и обреченной на смерть еврейской девушки немецкие кинематографисты создали фильм. Когда его снимали, обратились в российские компетентные органы: какова судьба Вилли Шульца? Им ответили: из Бутырской тюрьмы был переведен в лагерь для военнопленных и там умер от менингита.

Скорее всего, это обычная гебешная ложь. По словам Ильзы, на здоровье Вилли никогда не жаловался. Смею предположить: лубянские чины скрыли от высокого начальства сам факт спасения обер-лейтенантом вермахта 25 узников гетто, а его добровольный переход к партизанам лавров им не сулил. Куда предпочтительнее изобразить дело так, будто бы он был захвачен их агентурой в Минске и дал ценные сведения. Возможно, за это кое-кто получил ордена. Что им любовь, благородство, чьи-то судьбы, которые можно растоптать, не моргнув глазом!

Шульц – не первый и не последний, кто бесследно исчез в лубянских застенках.

Но совершенное им уже вошло в Историю как победа любви над кровавым безумием расизма. И как ни мал масштаб этой победы в океане людской злобы, жестокости, предрассудков, ее свет еще одним лучиком влился в освещенный любовью мир.

Местечки Минской области

Минск • Березино • Бобр • Богушевичи • Борисов • Вилейка • Вишнево • Воложин • Городея • Городок • Греск • Грозово • Дзержинск • Долгиново • Дукора • Дулебы • Зембин • Ивенец • Илья • Клецк • Копыль • Красное • Кривичи • Крупки • Куренец • Ленино • Логойск • Лоша • Любань • Марьина Горка • Молодечно • Мядель • Налибоки • Нарочь • Несвиж • Новый Свержень • Обчуга • Плещеницы • Погост (Березинский р-н) • Погост (Солигорский р-н) • Птичь • Пуховичи • Раков • Рованичи • Рубежевичи • Руденск • Селиба • Свирь • Свислочь • Слуцк • Смиловичи • Смолевичи • Старобин • Старые Дороги • Столбцы • Талька • Тимковичи • Узда • Уречье • Ухвалы • Холопеничи • Червень • Черневка • Шацк •