Леонид Левин

ИЗ­ПОД АСФАЛЬТА

(Отрывки из незаконченной книги)

Еврейское полотно.

Полотно, сотканное из тысячи нитей, куда вплетены судьбы общин, городов, и, конечно, людей.

Лежу в больничной палате. Через окно взор упирается в небо.

Как в дорогой музейной раме вижу одну и ту же картину – строящееся здание, верхушки деревьев, но главное, меняющееся небо.

Иногда в небе появляется стая птиц. Шумят, как люди на собрании. Каждая птица шумит своим голосом. Вместе – создают хор.

Вот птицы сели на стрелу подъемного крана. Четкая линия стрелы крана превращается в штрих­пунктир.

Иногда важно обозначить штрих­пунктир своей памяти.

Далекий 1988 год.

Минск. Улица Революционная, 11.

Вечереет. По одному, группами, идут и идут люди. Народ стекается к угловому зданию. Именно в этом здании находится небольшой зал какой-то организации.

Именно в этом зале решили провести первое, за долгие годы, собрание евреев города Минска.

Создать общественную организацию еврейской культуры. Позже эта организация стала называться МОЕК – Минское объединение еврейской культуры.

Впервые за долгие годы было решено создать при Минском городском культурном обществе организацию курирующую еврейское направление в культуре.

Минское городское культурное общество в то время возглавлял известный художник, профессор Василий Шарангович – ректор Театрально­художественного института. (Сегодня – Театрально­художественная академия).

В мой дом, задолго до собрания, пришла группа евреев.

«Ходоки», как они себя именовали. Среди них, помню, были Григорий Хайтович, Яков Гутман, Леонид Зубарев и другие. Человек шесть­семь.

Стояла напряженная атмосфера.

Я ещё не понимал в чем дело. Один вид Якова Гутмана с бородой заставлял насторожиться. Напряжение пропало, когда разговорились.

Каждый, по-своему, размахивал руками. Объясняли в чем суть вопроса. Чаще всего звучало слово «впервые».

Я был далек от еврейского движения. Был занят полностью архитектурой, семьей.

Была молодость, приближающаяся к зрелости. Годы приближались к пятидесяти.

Разговор получился «винегретный».

Одно было ясно – евреи пробудились.

– Зачем тебе это надо?

Задавала вопрос моя жена.

– Зачем тебе это надо?

Пошли такие разговоры.

К этому моменту я был уже Лауреатом Ленинской премии за Мемориальный комплекс «Хатынь». Стал известным архитектором. Поручали разные объекты на работе. Был занят с утра до ночи.

В это же время была дочурка.

– Зачем тебе это надо?

Твердили все.

У моих «ходоков», естественно, был выбор. Я или известный скульптор, действительный член Академии художеств СССР Заир Азгур.

Повторяю, я был далек от еврейства. Думаю, как, наверное, в те годы и Заир Исаакович.

Последний был старше меня.

Мы дружили с Заиром Исааковичем, с его женой Галиной Гавриловной. Она тоже была очень интересным художником.

С Заиром я никогда прежде не говорил о еврействе.

Заир Исаакович Азгур был высокообразован, знал древнееврейский, был уважаемый человек среди людей искусства.

Я часто гулял с ним по улицам города. Особенно в период, когда вместе работали над памятником Якубу Коласу. Азгур, единственный из скульпторов, кто лепил Якуба Колоса еще при жизни с натуры.

Но, как и многие другие в то время, Азгур страдал манией гигантомании в скульптуре.

Заир Исаакович любил философствовать, вспоминать разные ситуации из жизни знаменитых людей. Рассуждал. Часто останавливался во время прогулок, опираясь на свою трость.

Их у него было много. Сейчас эти трости стоят в напольной вазе на втором этаже в музее, носящем его имя.

Когда я смотрю на эти трости – чувствую живое дыхание большого Мастера.

Особенно мы любили прогуливаться вдоль реки Свислочь в районе улицы Пулихова. Заир Исаакович любил отвечать на любые вопросы. Делал это, как говорят, не задумываясь. Например, ты задавал вопрос о высоте памятника Победы. Он тут же отвечал с точностью до сантиметра.

Как сейчас вижу его пышную шевелюру, черный бант, который всегда был на нем.

– Зачем тебе это надо? – спросил Заир Исаакович, когда мы разговорились на тему еврейского возрождения.

Мои «ходоки» говорили, что будут рекомендовать меня лидером общества еврейской культуры.

Помню, особенно Яков Гутман, делал упор на то, что мне ничего не нужно будет делать, а, только, открывать двери любых кабинетов.

И вот я на первом еврейском собрании. После стольких лет умалчивания всего, что связано с жизнью и историей нашего народа.

В президиуме – Василий Шарангович, с его огромной копной волос.

В зале вижу кинорежиссера Юрия Хощевацкого и много других знакомых лиц.

Зал переполнен. Свободных мест нет.

Сидят на подоконниках, стоят. Устраиваемся ближе к трибуне, на ступеньках сцены.

Вижу в первых рядах художника Майя Данцига.

Среди присутствующих и те, кто был у меня дома.

Кругом милиция, милиция… Оцеплены и прилегающие к зданию улицы. То есть событие происходит в окружении милиции. Такого мне не приходилось видеть.

Наконец, жужжащий улей среди синих стен, утих.

Установившуюся тишину нарушил Василий Шарангович.

Говорит о знаковом событии в жизни Минска. Он смотрит в стол, на котором лежит доклад.

Читает.

Читает, читает, читает…

Далее переходит к кандидатуре председателя вновь созданной организации.

Предлагает на этот пост Майя Данцига.

Мы дружили с Данцигом. Вместе росли и занимались во Дворце пионеров у Сергея Петровича Каткова. Участвовали вместе в одном из конкурсов на тему памяти воинов и партизан Белоруссии, погибших в годы войны.

Вместе рисовали большие подрамники. Это были росписи в Пантеоне Славы.

Рисуя, он говорил мне, что взял бы меня без экзаменов к себе на кафедру. Нравилось ему, как я работал.

Позже мы ходили на прием к заместителю Председателя Совета Министров Белоруссии Снежковой Нине Леоновне. Тогда я поставил перед ней вопрос о присвоении Майю Вульфовичу Данцигу звания Народного художника Белоруссии. Вопрос был решен положительно.

Короче говоря, у меня с Данцигом было хорошие, дружеские отношения.

Потому к предложению Василия Шаранговича я отнесся нормально. Я знал, что Данциг работал в институте, где Шарангович был ректором. Мотив Шаранговича был ясен.

Мои «ходоки» безмолвствовали. Никаких других предложений.

Было ясно, что все идет по задуманному плану. Майя Данцига выбрали председателем городской организации. Меня определили заместителем.

Поезд тронулся.

Через некоторое время, в апреле 1991 года, в шахматно­шашечном клубе по улице Карла Маркса – новое собрание. В актовом зале – полно народу.

Выбирали президента еврейской республиканской организации. По предложению девяти уже созданных еврейских организаций в областях.

Снова активен был Григорий Хайтович, другие. Неожиданно Мельцер предлагает мою кандидатуру.

Беньямин Айзикович Мельцер – уважаемый человек. Образован. Последние годы пребывания в Минске работал в синагоге по улице Даумана. Уехал в Америку. Я встречал его в Америке, Германии на международных еврейских конгрессах.

Несмотря на свой возраст, был очень активен. Говорил, что знает меня давно. Перечислял все мои заслуги…

Так я стал лидером еврейской общины республики.

Мазок на чистом холсте был сделан.

С этого памятного далекого апрельского дня 1991 года прошло более двадцати лет.

Все мы сегодня уже немолоды. Но этим людям, о которых я буду вспоминать, пришлось прокладывать первую борозду, в этом непаханом много лет поле.

Это была непростая работа. Тем более, что создали организацию – общественную.

Организацию, которая должна была заниматься не только культурой, но и другим спектром вопросов, возрождающейся еврейской жизни.

У нас не было ничего. Но мы были полны энтузиазма.

Война унесла почти все еврейское население Белоруссии.

До войны еврейская община Белоруссии считалась одной из самых больших в Европе, особенно после присоединения Западной Белоруссии в 1939 году.

Во время войны фашисты, и их прислужники убили почти две трети из числа евреев, живших в Европе.

Эту трагедию позже назвали Холокостом.

Власти, а вслед за ней и официальная наука, пресса тему Холокоста в СССР обходили стороной, замалчивали. Как будто не было страшной трагедии.

Все мы тогда были «советскими гражданами». И на редких памятниках, установленных на местах массовых расстрелов евреев, так и писали «советские граждане».

За годы советской власти каток государства все укатал таким слоем асфальта, что казалось, никогда из-под этого асфальта не пробьется росток еврейской жизни.

Но…

Произошло чудо!

Процесс этого чуда можно сравнить с ханукальным. Когда-то в разрушенном храме, горела одна свеча. Свет этой свечи был ярче тысячи звезд на небосклоне. Свеча, лампада, рассчитанная на один день, горела семь.

Так и создание Объединения еврейских организаций и общин было своеобразным чудом.

Забила фонтаном национальная жизнь.

Решались десятки вопросов.

Все начинали с нуля.

Никого не было рядом.

Буквально все создавалось заново. Газеты, журналы, кружки самодеятельности.

Заводились первые связи, особенно с теми, кто хотел работать с нами.

Задумывались первые клубы.

Находили Праведников народов мира, тех, кто спасал евреев в годы войны.

Вступали в международные еврейские организации.

Помню, как тяжело вступалось в Европейский еврейский конгресс. Особенно тяжело было России, Украине и Белоруссии. Естественно, такой «прилив» восточноевропейских евреев в корне менял расстановку сил при голосовании.

Особенно рьяно против нашего приема выступала английская еврейская община. Но, преодолели и этот барьер.

Как в любом виде искусства, будь то живопись, рисунок, архитектура, скульптура важен первый мазок на холсте, важна первая линия на чистом листе бумаги, важен каркас для будущей скульптуры, и так далее…

Важна идея…

Идея возрождения еврейского общества в Белоруссии была осуществлена.

Я не скажу, что был автором самой идеи, но стал первым капитаном корабля.

Корабль первоначально назывался – Объединение белорусских общественных организаций и общин. Затем, при перерегистрации в 2008 году – Союз общественных белорусских еврейских организаций и общин.

С этого памятного события. (Я имею ввиду создание еврейской организации в 1991 году) я и веду этот сложный еврейский корабль в непростом пространстве белорусского еврейского моря.

Команда корабля собралась совсем непростая.

– Терпи, других евреев нет, – говорили мне сочувствующие.

Корабль начал свое движение среди многочисленных рифов. Я назвал бы эту картину не «Девятый вал», а «Еврейский вал» – картина, на которой остаются мазки всех участников, или мозаика, сложенная из доли участия каждого еврея в этом благородном движении.

Первый мазок был сделан на живописном еврейском холсте.

Рядом с нами не было никого и ничего.

Начинали с благотворительности. Конкретно – с благородного порыва сердец Абрамовой С., Гуревич А. и Шнейдер Р. Они начали ухаживать за больными евреями в больнице.

Дальше деятельность расширялась…

Приютились, первоначально, в синагоге по улице Кропоткина. Во главе религиозной общины в то время был Борис Минков. Синагога была небольшим ветхим двухэтажным зданием.

За высоким забором.

Вся еврейская жизнь, в основном, проходила в этом здании.

На первом этаже, налево, у входа в здание, была небольшая кухня. Запах еды, чего-то вкусного, сразу обнимал тебя.

Прямо по коридору – молельный зал. Довольно примитивный и невзрачный.

Тут же, перед входом в зал, узкая деревянная лестница вела на второй этаж. На втором этаже находилось несколько комнат. Одна из них служила местом сборов и разговоров. Встречи, трапезы, проходили за большим деревянным столом.

Староста еврейской религиозной общины – Барон Н.Г. особенно выделялся честностью, бескорыстностью и верой в еврейское возрождение.

Борис Минков уступил нам небольшое помещение для хранения нашей благотворительной помощи. Помещение располагалось за решетчатой дверью.

На втором этаже – небольшая комната, занимаемая руководством синагоги, бухгалтерией. Помещения были маленькие, но все как-то размещались.

Перед входом в здание синагоги находился дворик, где проходили многие встречи, разговоры, мероприятия (если позволяла погода).

Эта синагога была построена в Минске в конце XIX века.

Ее община придерживалась религиозного направления – ХАБАД.

Появилась и другая синагога по улице Даумана. Этой религиозной общиной хасидского направления руководил Юрий Дорн. Юрий Дорн – молодой, энергичный человек. Вместе с раввином Вольпиным они добились от города передачи общине этого здания.

Правда, в 1998 году подписали соглашение с городом, что не претендуют на другие здания, принадлежавшие когда-то еврейской общине.

Это стало большим тормозом для решения дальнейших вопросов по судьбе других зданий. Тем более, что получили они в распоряжение не здание синагоги, а бывшей обувной фабрики. Здание большое и Юрий Дорн тут же часть помещений начал сдавать в аренду разным фирмам. Склад ума у него деловой, предпринимательский.

Раввины в этой синагоге по разным причинам менялись довольно часто.

На первом этаже оборудовали молельный зал, столовую и охранный пункт.

На втором этаже Юрий Дорн оборудовал себе кабинет с приемной, куда вела длинная деревянная лестница.

Был большой контраст между двумя синагогами.

Особый расцвет деятельности синагоги по улице Кропоткина пришелся на появление в Минске раввина Грузмана. Он проводил мероприятие за мероприятием. Собирал многочисленное количество людей на еврейские праздники в цирке, в кафе на бульваре Шевченко.

Установил большую ханукию во дворе синагоги. Для зажигания ханукальных свечей приглашались городские власти, посол Израиля и другие влиятельные люди. Для зажжения свечей их поднимали на подъемном кране.

При Грузмане в полную силу заработала еврейская религиозная школа.

Мне казалось, что он беспрерывно говорил с кем-то по телефону.

Первым помощником у него была его жена – Тамар.

Именно при нем появился от американского бизнесмена Лаудера – уполномоченный по строительным делам по фамилии Бан.

Он приехал с миссией решать вопрос о месте для строительства новой синагоги. Для решения данного вопроса был приглашен и я. Мы долго подбирали место, и, в конце концов, остановились на ул. Кропоткина.

Решение этого вопроса имело огромное значение для евреев Минска.

Руководство страны, города пошло нам навстречу. Впервые за столько лет, после разрушения всех культовых еврейских зданий, решили построить новую синагогу.

Добились на высшем государственном уровне расширения участка для строительства синагоги.

Лаудер дал большую сумму для осуществления проекта. Бан много раз приезжал в Минск. Мы с ним встречались и в Вене, где находился их офис. Переговоры были сложные и рутинные.

Осуществлять проект было поручено архитектору Галине Левиной.

Она изучила много синагог, историю их создания и выполнила достойный проект.

…Мы собирали послевоенные осколки от, процветающей когда-то, большой еврейской общины Белоруссии.

Делали все возможное, чтобы не забыть прошлое, нашу культуру, традиции предков.

В далеком 1991 году единственное, что было у нас – безграничная вера в национальное возрождение…

Местечки Минской области

Минск • Березино • Бобр • Богушевичи • Борисов • Вилейка • Вишнево • Воложин • Городея • Городок • Греск • Грозово • Дзержинск • Долгиново • Дукора • Дулебы • Зембин • Ивенец • Илья • Клецк • Копыль • Красное • Кривичи • Крупки • Куренец • Ленино • Логойск • Лоша • Любань • Марьина Горка • Молодечно • Мядель • Налибоки • Нарочь • Несвиж • Новый Свержень • Обчуга • Плещеницы • Погост (Березинский р-н) • Погост (Солигорский р-н) • Птичь • Пуховичи • Раков • Рованичи • Рубежевичи • Руденск • Селиба • Свирь • Свислочь • Слуцк • Смиловичи • Смолевичи • Старобин • Старые Дороги • Столбцы • Талька • Тимковичи • Узда • Уречье • Ухвалы • Холопеничи • Червень • Черневка • Шацк •