Поиск по сайту

Я ПОМНЮ ДОВОЕННУЮ ЖИЗНЬ

Надежда Высоцкая – старейший житель деревни Бочейково (ныне Бешенковичского района), 1922 года рождения. Когда мы беседовали с ней, ей было уже девяносто. Но память, как мне кажется, без изъянов сохранила события довоенного и военного времени. О том времени мы и беседовали с Надеждой Высоцкой.

Надежда Высоцкая.

– Какое до войны было Бочейково? – спрашиваю я.

– Дома были деревянные, – после недолгой паузы отвечает она. Действительно, прошло столько лет. И хотя все стоит перед глазами, как будто было вчера, надо решить с чего начать рассказ. – Только один дом у нас был кирпичный. В нем жили какие-то евреи. Но они еще до войны уехали куда-то, а дом продать не смогли и оставили его так, с заколоченными дверями и окнами. Его разбомбили в годы войны.

В Бочейково было четыре центральные улицы: одна вела на Чашники, другая – на Бешенковичи, третья – на Лепель, четвертая – на Уллу. И назывались они соответственно: Чашникская, Бешенковичская, Лепельская и Ульская. А еще были маленькие переулки: где Меер жил, где Бляхер жил (он всякие ведра, кастрюли, лейки делал) и тот, где мы жили. В нашем переулке было десять домов.

До войны в Бочейково люди, в основном, на земле работали. Огороды были, коров держали, свиней. В каждом хозяйстве свой конь был.

– А мастерские были, ремесленники работали?

– Когда я маленькая была, они еще были в Бочейково, а потом свели их на нет. Кузнец у нас еврей был, раньше в него своя кузня была, а потом он в колхозе кузнецом работал. Колхоз у нас стал, наверное, с 1930 года. Он назывался имени Сталина. У меня мама в колхозе работала.

Первый год люди хорошо заработали в колхозе. А второй год, совсем заработков не было. Давали помалу, чтобы только с голода не умерли.

Бочейково.

В 1933 году в Бочейково был большой голод. Мы собирали по полю картошку, которая осталась после зимы. Крахмал из нее делали. Щавель собирали. Весной 1934 года нечего было сажать, не на чем пахать. Весь огород засадили одной брюквой и морковкой. И суп варили из брюквы и морковки.

Как пришло колхозное время, ремесленников мало в Бочейково осталось. А это в основном были евреи. Они разъехались, потому что не стало для них работы. Одни уехали в Витебск, другие – в Бешенковичи. А кто был помоложе, тот и дальше поехал: в Ленинград. А когда голод наступил – отъезды прекратились. Может к тому времени все кто хотели и могли, уже уехали. Остались в Бочейково те евреи, что были постарше, им уже некуда, да и незачем было уезжать. Я как-то вспоминала, восемнадцать таких насчитала, перед войной в Бочейково жило.

– Вы всех помните? – удивился я.

– А чего же не помнить? – удивилась в ответ Надежда Высоцкая. – Мы же по соседству жили.

И она стала перечислять евреев, которые до 1941 года жили в Бочейковож.

– В одном доме жили три сестры. Одну звали Фрума. Она пекла в печи кухоны. Вкусные, толстые, белые. Я эти кухоны никогда не забуду. Продавала их по две копейки. Мы к ней домой приходили за кухонами. Она и хлеб пекла. И хлеб мы к ней приходили покупать домой. Этим и занималась. У нее были две старшие сестры. У Хае-Соры был сын. Он работал в Витебске в аптеке.

Дальше жил кузнец с женой. У них были сын и дочка Ривка.

Дальше жила Ханка – моя подруга. У нее было четверо сестер и братьев: Абрам, Мендел, Зина и Израилька. Израилька, может еще и жива. Фамилия их Гуревич. Отца звали Лейб. Они из Браслава к нам приехали. Отец работал продавцом в государственном магазине, мама за детьми смотрела. Потом Лейб сторожил колхозный амбар. Я с Ханкой за одной партой сидела в школе с первого класса. Ханка в войну цела осталась. Гуревичи перед самой войной купили хату в Бешенковичах. И вся семья жила там. В Бочейково в доме оставались Ханка и ее сестра Израилька. Когда немцы пришли за ними, они успели в окно выскочить. Недалеко от их дома были остатки сгоревшей мельницы. Они там спрятались, и весь день сидели. А ночью пришли к нам. Моя мама завела их в Низголово к партизанам. Они целы остались.

– Как звали Вашу маму?

– Анна Романовна Асташкевич.

– Она понимала, что если ее увидят с еврейками, расстреляют всю семью?

– Кто тогда об этом думал. Жили с людьми по-соседски. Как их оставишь?

Надежда Высоцкая продолжила воспоминания.

– Дальше стоял дом Равича. Хороший дом, большой. Там после столовую сделали. Он с семьей перед войной уехал из Бочейково.

Дальше жил Меер и еще два еврейских дома стояло. Все перед войной уехали из Бочейково.

Дальше жил Борька с женой. Они продавали водку. Их не любили в деревне, особенно женщины.

В еще одном доме жило двое неженатых братьев-евреев. Одному лет под сорок было, другой помоложе лет на пять. У них маму убило грозой, прямо рядом с домом, около окна.

Иосель – в пивной лавке работал, она находилась на углу, где теперь аптека. Фамилия у него была интересная – Гармидар. А может это не фамилия, а прозвище было такое. У него был сын Муля и дочь Ривка. Муля хотел мою сестру взять в жены. Не знаю, чем бы дело закончилось, но моя сестра уехала в Ленинград.

Жили евреи Буевич, Пуховицкий.

– Среди евреев были религиозные люди?

– Меня тогда не интересовало, кто религиозный, кто – нет. Но, думаю, конечно, были. У нас в Бочейково была еврейская молельня. Синагогой называется. За домом Гуревичей, тропинка вела прямо к ней. Обыкновенный деревянный дом. Мы купаться ходили на речку около этой молельни. Евреи собирались там, молились. На их Пасху мы подходили к молельне, и нам давали мацу.

Людей на Пасху в молельне собиралось полным-полно. Всяких. И наших, и приезжих.

Помню свадьбу у евреев. По Чашникской улице. Мы маленькие были. Под окном собрались и смотрели на свадьбу. Музыка там играла. Танцевали все.

В Бочейково работали две школы. Одна 4-х классная находилась в деревянном доме в конце нашей улицы. Школы была общая для всех детей. Преподавали на белорусском языке. Я пошла учиться в 1929 году. В 1 и 2 классе у нас преподавала Анна Владимировна, в 3 – молодой учитель по фамилии Череп, в 4 –Павел Андреевич, ему уже было лет под восемьдесят.

За мостом была семиклассная школа.

Интересно, что еврейские дети грамотнее нас говорили по-русски. Мы разговаривали на белорусско-русском языке (половина слов оттуда, половина отсюда). Мы учились у них русскому языку.

С родителями, особенно с бабушками и дедушками, они говорили на идиш. Дома тоже говорили по-еврейски. Но когда мы приходили к ним в гости, переходили на русский язык. Я все понимала, когда они говорили по-еврейски.

Мы часто бывали вместе. Может кто-то не поверит, но жили, как одна семья.

В Бочейково было еврейское кладбище. Мама жила недалеко от него. Когда мама поселилась там, я уже жила отдельно от нее. Большое было кладбище, а сейчас осталось, наверное, пятнадцать надгробных памятников. Оно не было огорожено, вокруг кладбища росли деревья.

На еврейском кладбище Бочейково.

Когда кто-то умирал, на похороны собиралась вся деревня и мы, дети, бегали смотреть. Покойника в деревянном ящике евреи везли на телеге. На дно могилы клали доски. Покойника заворачивали в белую ткань и опускали на эти доски. Потом закапывали. Мы убегали, страшно было смотреть, когда закапывали.

В центре деревни, там, где сейчас автобусная остановка, стояла большая, старинная церковь. В 1933 году ее сделали клубом. Купол сбросили. Колокол, когда падал, в землю врезался. Там устраивали танцы, спектакли ставила наша самодеятельность. Школьники выступали на праздники. Однажды во время танцев обвалился потолок, и клуб закрыли.

Церковь разбомбили в годы войны. Наши красноармейцы залазили на крышу и корректировали огонь. Поэтому немцы ее и разбомбили. Вообще в войну сгорела почти вся деревня. Спалили ее немцы, когда отступали в 1944 году. Осталось только четыре дома.

Там, где сейчас на площади церковь стоит, до войны был большой магазин. Люди вокруг него собирались, обсуждали всякие новости.

По реке Ульянке лес сплавляли, плоты гоняли. Однажды помню, даже пароход по Ульянке шел. Мы всей деревне бегали смотреть.

Я до войны поступила учиться в Минске на медсестру и воспитательницу детского сада, а потом работала в Подберезье (это рядом с Витебском). Сначала Роза Тейвет была заведующая детским садиком, потом ее сменила я.

Однажды слышу все кругом говорят – война. Стали люди уезжать, кто куда, разбегаться из Подберезья. А мне куда? Я в чемодан сложила свои вещи и пошла к лесу. Меня красноармейцы остановили: «Куда девушка идешь?» Говорю: «В Бочейково хочу. Там мама живет». А красноармейцы мне: «В Бочейково немцы. Вернись назад». Из Подберезья все выехали, одна многодетная семья Белоусовых осталась. Им деваться было некуда. Выкопали окоп и залезли туда. Меня с собой взяли.

…Под осень я все же решила идти в Бочейково. Вышла из Подберезье рано-рано утром, солнце только всходило, а пришла – уже было темно. Ноги распухли. Но была рада, что добралась до своих. Вместе легче жить.

Немцы приказали убирать колхозное поле. Я работала. И жать ходила, и полоть, и лен брать. Разную работу делала. Осенью нам за работу дали картошку, и другого всякого. Немцы поделили колхозную землю. Колхозникам дали побольше земле, а нам, служащим, только под огороды.

На этом месте находилось гетто Бочейково.

Осенью 1941 года всех оставшихся в Бочейково евреев немцы и полицаи согнали в один дом. Он находился возле моста через речку. Там жил Залман Жуковский. У него были дочки Роза и Злата. Большой был дом. Весной, во время разливов, вода подступала к самому дому. Залман до войны травами лечил людей. Знахарь был. Мама с воспалением легких носила меня к нему. Помог мне. Одно дело – банки поставил, другое – дал какую-то траву, умельченную в порошок. Помогло. Врач у нас был государственный по фамилии Терновский. Он тоже перед войной в Бешенковичи переехал. Но больше людей к Залману обращались. Считалось, что он хорошо понимает в медицине.

Евреи разбегались несколько раз из этого дома. Их никто фактически не охранял. Ходили по деревням, кто побирался, кто делал за еду какую-то работу. А потом они снова возвращались в этот дом. Видно некуда им было идти. Зима была суровая, морозы за тридцать градусов были. В лесу такую зиму не пересидишь. А если кто укрывал евреев, их немцы расстреливали, и всю семью могли расстрелять. Да и молодых евреев особенно в Бочейково не оставалось. Если кто слышал, что карательный отряд едет, говорили евреям, они разбегались. Каратели уезжали, они снова возвращались.

В 1942 году, теплый летний был день, приехала машина, и забрала всех евреев. Повезли их в Камень. Люди кричали за евреев, но никто их не слушал.

Взяли врачихину девочку. Сама врачиха была русская, а дочка у нее от еврея. Врачиха работала у нас в войну. Девочке шел пятый годик. Жили они в Клещине. Девочку схватили и вкинули в машину.

У одной из трех сестер, у Хаси, в машине разорвалось сердце…

Там в Камне и расстреляли наших евреев.

Я жила в Бочейково до 1942 года. Евреев еще не расстреляли, когда мы ушли в партизаны. Брат раньше ушел в лес, нас могли расстрелять за это и мы решили – надо уходить. Мама, сестра и я вещи сложили в ведра и ушли. Кто-то видно донес немцам, они пытались нас догнать. Но мы через болота ушли от них.

Я воевала в партизанской бригаде Уткина, в отряде Объедкова. Пережила партизанскую блокаду.

После войны работала на почте. Тогда в Бочейково мало людей жило, потом стали возвращаться, новые приезжали, селились.

Потом жила в Шумилино, работала в детском садике. Сейчас снова в Бочейково. Наверное, я одна осталась, кто помнит здешнюю довоенную жизнь.

Записал Аркадий Шульман

Местечки Витебской области

Витебск• Альбрехтово• Бабиновичи• Бабыничи• Баево• Барань• Бегомль• Бешенковичи• Богушевск• Борковичи• Боровуха• Бочейково• Браслав• Бычиха• Верхнедвинск• Ветрино• Видзы• Волколата• Волынцы• Вороничи• Воропаево• Глубокое• Гомель• Городок• Дисна• Добромысли• Докшицы• Дрисвяты• Друя• Дубровно• Дуниловичи• Езерище• Жары• Зябки• Камаи• Камень• Колышки• Копысь• Коханово• Краснолуки• Краснополье• Кубличи• Лепель• Лиозно• Лужки• Лукомль• Лынтупы• Любавичи• Ляды• Миоры• Оболь• Обольцы• Орша• Освея• Осинторф• Островно• Парафьяново• Плисса• Подсвилье• Полоцк• Прозороки• Росица• Россоны• Сенно• Сиротино• Славени• Славное• Слобода• Смольяны• Сокорово• Сураж• Толочин• Труды• Улла• Ушачи• Цураки• Чашники• Черея• Шарковщина• Шумилино• Юховичи• Яновичи

Главная

Новые публикации

Контакты

Фотоальбом

Карта сайта

Витебская область

Могилевская область

Минская область

Гомельская область