Поиск по сайту

Аркадий ШУЛЬМАН

НА РОДИНЕ МОИХ СНОВ

Знакомство, как сейчас это часто бывает, произошло по Интернету. Получил письмо от незнакомого человека из Санкт-Петербурга, в котором он сообщал, что родился в Дубровно, в гетто погиб его отец, и память о нем, память о расстрелянном мире, в котором он вырос, бередит его душу многие годы. Я пересказываю суть письма своими словами, не уходя ни на йоту от его смысла.

В тот же день я ответил на письмо. Наверное, мой ответ мог показаться дежурным. Писал, что готов встретиться, поехать в Дубровно. Обычно вслед за такими письмами завязывается многомесячная, не всегда регулярная переписка, согласовываются сроки поездки и т.д.

Евель Нирман с женой.

А здесь, буквально, через день получил новое сообщение из Санкт-Петербурга – выезжаю, встречаемся, едем… Уже потом я догадался, что такая оперативность идет и от того, что его душа действительно болит и хочется успеть сделать как можно больше, а вся предыдущая жизнь военного человека (в отставку он вышел подполковником) воспитала не только строгую дисциплину, но и умение исполнять свои же решения.

В общем, события развивались со спринтерской скоростью, и я встречал Юрия Аркадьевича Нирмана в Витебске. Из машины, за рулем которой сидел его внучатый племянник Женя, вышел уже немолодой, совершенно седой и не совсем здоровый человек (дай Бог ему 120 лет жизни!) и я еще раз удивился – он передвигался с помощью двух костылей. Юрий Аркадьевич, как мне показалось, в хорошей кондиции, но вот ноги… Потом, узнав историю семью, я поневоле подумал, что судьба «бьет по ногам» Нирманов. Он, оба брата… Но никто из них никогда не сдавался, не раскисал. И это тоже – семейное, возможно, наследственное. Километражу, проделанному Юрием Аркадьевичем, не только благодаря машине, а в первую очередь, благодаря характеру, могут позавидовать люди более молодые, и более здоровые.

Вот с таким человеком я сел в машину, и в тот же вечер мы отправились в путь.

Юрий Аркадьевич хороший рассказчик, и в памяти накоплено много интересного: о юношеских годах, воинской службе, и просто о житейских перипетиях. Более чем за семь десятков лет пришлось жить и в больших городах, и в захолустье, встречаться с самыми разными людьми.

Арон Нирман.

У нас была тема, ради которой мы отправились в путь, и о чем бы разговор не заходил, мы возвращались к ней.

– Наша семья до Великой Отечественной войны жила в городе Дубровно. Это небольшой город, расположенный по обе стороны Днепра. Мы жили на улице Крылова, близко от левого берега реки. У нас был большой дом и большая семья: мама, папа, четыре брата. Старший брат Гриша – 1921 года рождения, потом Миша – 1925 года, Гера – 1928, и я – родившийся за три года до начала войны. Отец, его звали Арон Евелевич, работал мясником, скупал скот в близлежащих деревнях, занимался его убоем, разделкой, был магазин, куда он определял мясо на продажу. Был физически очень сильный человек. Да и работа у него была такая, что требовала физической силы. Папа был ровесником XX века, а наша семья на себе прочувствовала все «острые углы» этого века.

Доносы на более благополучных соседей, сослуживцев писали во все годы. Но в тридцатые – власти инициировали это, всюду мерещились классовые враги. И на отца писали доносы, что он где-то в тайнике прячет золотые монеты. Его вызывали в ОГПУ (правоохранительно-карательные органы – это я объясняю для тех, кто, слава Богу, уже не знает этой аббревиатуры), допрашивали, мама говорила, что допросы велись с пристрастием, то есть отца пытали, что в те годы было в порядке вещей. Может быть, у отца где-то и была «золотая заначка», но он о ней ничего не сказал. Выдержал все допросы. В конце концов, его объявили «лишенцем», то есть он был лишен избирательных прав, как классово чуждый элемент. В те годы была такая терминология. «Лишенцы» не могли получать от государства никаких материальных благ или даже поблажек.

Арон и Геня Нирман.

Семья не была богатой, впрочем, в те годы уже не оставалось богатых семей, но никогда не была бедной. Отец много работал. Он считал, что мужчина должен зарабатывать, обеспечивать семью – это его обязанность.

Перед войной уже и старший брат Гриша пошел работать в типографию. У нас дома не боялись никакой работы, и отец сумел привить это чувство детям, за что мы все ему были благодарны.

Маму звали Геня Нирман (девичья фамилия Полина). Все мои дедушки, бабушки жили в Дубровно. У родственников уже были жены из близлежащих местечек: из Копыси, Россасно, Смольян и других. Для нашей семьи Дубровно – это родовое гнездо.

Правда, в начале XX века Нирманы стали разъезжаться по белу свету. Старший брат отца – Борух в 1914 году смог попасть на какой-то пароход, зарылся в уголь, его не заметили когда отплывали, и так он эмигрировал в Америку. Жил в Чикаго и со временем стал богатым человеком – владел скотобойнями.

Два других отцовских брата Залман и Симон в годы Великой Отечественной войны воевали и погибли на фронте. Фронтовиком был еще один папин брат – Беньямин. С войны он вернулся весь израненный. Поселился в Орше. Работал на очень тяжелой работе – возчиком основ на льнокомбинате. Была у отца сестра – Сима. Она до войны училась. Жила в Ленинграде, работала горным инженером по разведке полезных ископаемых. В годы войны помогала нам, присылала деньги, вещи ее сына, стиранные, штопанные, но очень аккуратные. Я носил их. У отца была очень дружная семья.

Отец и мама соблюдали все еврейские обычаи, традиции. Отмечали еврейские праздники. Отец ходил в синагогу, хотя в те годы это не поощрялось властями.

Дубровенские еврейские ребята. В центре сверху Гриша Нирман.

Война заставила нас покинуть Дубровно и разрушила мир, в котором жила наша семья, в котором мы выросли. Этот мир уже не вернулся, и живет сейчас только в памяти таких пожилых людей, как я.

В Дубровно мы заехали на старое еврейское кладбище. Вернее, на то место, где когда-то было кладбище. Там находились могилы Нирманов, Полиных – предков Юрия Аркадьевича. Скорее всего, кладбище существовало не менее трехсот лет. Последним дубровенским евреем, похороненным здесь, стал Исаак Левертов, это произошло в 1963 году. Рядом находится Дубровенский сельскохозяйственный лицей. А на еврейском кладбище: заброшенном, смотревшимся как укор послевоенному поколению, паслись коровы, сюда приходили любители выпить. Происходило то, что происходит с еврейскими кладбищами во многих бывших еврейских местечках, где после войны практически не оставалось еврейского населения. В конце концов, кладбище решили снести и на его месте построить стадион сельскохозяйственного лицея. Надгробные памятники, вывернутые из земли, сгребли в кучу. И они, буквально, взывали людей отдать последний долг памяти, ушедшим в мир иной. К таким бессловесным призывам многие остаются равнодушны. Но в Дубровно все произошло по-другому. Директор лицея кандидат сельскохозяйственных наук Михаил Дмитриевич Евтушенко в 2001 году предложил учащимся собрать надгробные камни и установить их ровными рядами за футбольным полем, рядом с забором стадиона. Когда-то это была окраина кладбища, здесь похоронен Исаак Левертов. Ребята выполнили работу, в мастерских сделали ограждения (даже с магиндовидами), установили их, покрасили. Установлено свыше сорока мацейв, которые стали общим памятником евреям Дубровно. А учащиеся сельскохозяйственного лицея получили самый лучший урок интернационального воспитания, доброты, гуманизма.

Еврейское кладбище на территории сельскохозяйственного лицея.

Юрий Аркадьевич Нирман встретился с директором лицея, беседовал с ним.

«Не по-человечески это, когда мы забываем тех, кто жил до нас, родственники они наши или нет, одних кровей мы или разных, – сказал Михаил Дмитриевич Евтушенко. – Мы и дальше будем смотреть за этими памятниками. Может быть, найдутся родственники тех, кто здесь погребен, и они будут приходить на могилы».

После моего возвращения из этой поездки я заинтересовался Дубровно, историей евреев этого города. И нашел много интересного.

Первое упоминание о дубровенских евреях относится к 1685 году. В то время местечко находилось под властью Польши, входило в Трокское воеводство Оршанского павета. В XVIII веке Дубровно уже играло заметную роль в общественной жизни белорусских евреев. В 1715 году здесь проходили совещания белорусского ВААДа – органа еврейского самоуправления. По переписи 1766 года в кагальном округе Дубровно числился 801 еврей.

Здесь ощущалось заметное влияние хасидов. Происходило это во многом благодаря подвижнической деятельности реб Иосефа – одного из ближайших учеников основоположника хасидизма Баал-Шема. В 1735 году реб Иосеф был впервые приведен к Баал-Шему, и через пятнадцать лет Баал-Шем дал реб Иосефу, который был тогда уже любавичским проповедником, первое практическое поручение. Реб Иосеф стал частым гостем в таких местечках и городишках, как Рудня, Колышки, Яновичи, Лиозно, Добромысли, Бабиновичи, Рассосна, Дубровно. Он жил здесь иногда по месяцу, а иногда и больше, произносил в синагоге проповеди, которым, в первую очередь, начинали верить евреи неимущие, а таких было большинство, и исчезал, так же неожиданно, как и появлялся.

Юрий Нирман с директором лицея Михаилом Евтушенко.

Дубровно занимает особое место на хасидской карте. Так же как оно должно занимать и особое место в сионистской истории. Здесь в 1863 году родился один из самых последовательных лидеров сионизма Аврахам Менахем Мендл Усышкин. Его отец, оставаясь хасидом из местечка Дубровно, стал купцом первой гильдии и получил право на жительство в Москве, куда и перевез семью в 1871 году. Наступало новое время, и умные люди понимали, что самое важное для детей – учеба. Менахем Усышкин оканчивает одно из самых престижных учебных заведений России – Московское высшее техническое училище с дипломом инженера-технолога. Но его «тянуло» в политику, он ставил своей целью – улучшить жизнь евреев и видел это в обретении национального очага. Усышкин выступал одним из самых энергичных сторонников заселения и освоения Эрец-Исраэля.

С начала 20 годов XX века Усышкин постоянно живет в Иерусалиме, занимаясь покупкой земли для евреев-первопроходцев. Ничего удивительного, что в 1924 году его выбрали председателем комитета директоров «Керен-Каемет ле-Исраэль» – фонда, который занимался покупкой земли в Палестине на деньги, собранные в еврейских общинах всего мира (он занимал этот пост до конца жизни). Он помог в 1925 году купить землю на горе Скопус – для еврейского университета в Иерусалиме. Будучи членом административного совета университета, не жалел сил и на этом поприще.

Менахем Усышкин скончался в 1941 году в Иерусалиме, первым связав маленький город на Днепре и вечный Иерусалим. В его биографии эти названия пишутся через черточку, как места рождения и смерти.

Дубровно – удивительный городок. Наверное, здесь особая энергетика. Люди, рождавшиеся в маленьком Дубровно, достигали больших высот в разных сферах деятельности.

16 февраля 1875 года в Дубровно в семье Павла Тумаркина и Софии (урожденной Герценштейн) родилась девочка Анна-Эстер. Пройдет несколько десятилетий и Анна-Эстер Тумаркина станет первой женщиной в Европе – доктором философии, профессором Бернского университета в Швейцарии.

К сожалению, в Дубровно не нашлось улиц, которые можно было бы назвать в честь Тумаркиной или пионера израильского кино, оператора, сценариста, режиссера Натан Аксельрода, родившегося в 1905 году в Дубровно и скончавшегося в 1987 году в Тель-Авиве. Но, надеюсь, о них вспомнят в экспозиции, создаваемого сейчас районного краеведческого музея. Так же как вспомнят и об Осипе Давидовиче Лурье, который родился в Дубровно в 1868 году. В 1892 он переехал в Париж, где получил французское гражданство за заслуги в науке и литературе. Осип Давидович – публицист, доктор философии Парижского университета.

Для полноты картины хотелось бы вспомнить о Цви Цейтлине – известнейшем американском скрипаче и музыкальном педагоге, который родился в Дубровно в 1923 году.

И, безусловно, отдельный рассказ о дубровенских евреях Поляковых. В историю банковского и промышленного дела в России навсегда вписаны имена братьев Поляковых – Якова, Самуила и Лазаря. Они происходили из небогатой семьи дубровенского еврея Соломона Полякова.

Старший брат – Яков родился в Дубровно в 1832 году и прожил 77 лет. Сначала он занимался винокурением, а с 1860-х годов – банковским делом. Совместно с братьями строил железные дороги, учредил Азовско-Донской коммерческий, Донской земельный и другие банки. В 1890 году Яков получил концессию на устройство Ссудного общества в Персии, которое в 1894 году было приобретено Государственным банком и позднее преобразовано в Учетно-ссудный банк Персии.

Яков Поляков пожертвовал много денег на благотворительные цели в городе Таганроге, и его приписали в дворяне области Войска Донского, правда, с единственным условием – никому об этом не сообщать. Все же – еврей! Но уж очень хотелось тем, кто его приписывал, приобщиться к деньгам Полякова.

Средний брат – Самуил родился в Дубровно в 1837 году и прожил 51 год. Был основателем и членом правлений многих акционерных банков – Московского и Донского земельных, Санкт-Петербургского-Московского, Азовско-Донского и других.

Самуил Поляков являлся колоритной фигурой. Сравнительно небогатый человек, содержатель почтовой станции в имении графа Толстого, он еще в 1850-х годах положил начало своему состоянию строительством шоссейных дорог для почтового ведомства. А потом составил состояние, построив Курско-Харьковскую, Харьковско-Азовскую, Орловско-Грязскую, Фастовскую и Бендеро-Галицкую железные дороги.

На его деньги в России основывали училища, гимназии, приюты для бедных детей, госпитали и театры, построили в Петербурге первое в России общежитие для студентов университета, где получали бесплатно жилье и еду. Оставленное Самуилом Поляковым наследство оценивалось более чем в 16 миллионов рублей.

Наибольшую известность среди братьев приобрел младший – Лазарь. Родился он в 1842 году, правда, не в Дубровно, а по соседству – в Орше. В неполных тридцать лет стал московским купцом первой гильдии. Вскоре основал банкирский дом «Л. Поляков», создал один из крупнейших в России банковско-промышленных концернов. Значительные средства выделял Лазарь Поляков на Румянцевский музей и на создание в Москве Музея изящных искусств. Им были учреждены стипендии во многих московских высших учебных заведениях.

В Дубровно Лазарь Поляков принял участие в организации акционерного общества «Дубровенская мануфактура». Местные ткачи-кустари, разорившиеся от притока на рынок фабричной продукции из Москвы и Польши и получившие работу в этом акционерном обществе, считали его своим покровителем. Но об этом мы поговорим подробнее.

В январе 1914 года в Москве состоялись одни из самых пышных и торжественных похорон за всю историю города. Гроб с телом покойного был доставлен из Парижа, где смерть застигла его в момент переговоров с финансовыми партнерами. Около шестидесяти серебряных венков от предпринимательских и общественных организаций было возложено на могилу.

Одна пикантная подробность из жизни Лазаря Полякова. Великая танцовщица Анна Павлова была его дочерью от женщины, с которой он не состоял в официальном браке. Балерина разрешила огласить это только после ее смерти.

Образно говоря, все железные дороги и, частично шоссейные, в России ведут в Дубровно – город, в котором нет ни железнодорожной станции, ни вокзала.

В Дубровно мы приехали на улицу Крылова, где до войны жила семья Нирманов. Тихая, по-осеннему умиротворенная улочка, со следами мощенной мостовой. Вокруг домов палисадники с цветами. На лавках дремлют, греясь на солнышке, коты. По-хозяйски разгуливают куры.

Юрий Аркадьевич показал фундамент, на котором стоял дом Нирманов. Фундамент остался довоенный, он больше по своим размерам, чем надо для нынешнего дома, обшитого сайдингом. В нем живут люди, которые вряд ли знают историю этого места, историю дома.

Юрий Аркадьевич продолжил свой рассказ:

«Как рассказывала мама, никто не верил, что война будет такой жестокой и длительной, все были уверены – Красная Армия всех сильней, воевать будем на чужой территории, а не на территории Советского Союза, и что даже, если немцы придут, ничего плохого мирным жителям они не сделают.

Когда началась война, и немцы стали быстро продвигаться вглубь страны, отец был призван в народное ополчение. А меня, маму, Геру и Мишу он смог отправить последним эшелоном со станции Осиновка на восток. Это было 6 июля 1941 года. Осиновка находится недалеко от Дубровно. Отец понял, что надо спасать семью. И вместе со старшим сыном Гришей буквально впихнул нас в какой-то вагон. В эшелоне, уходящем на восток, было 12 вагонов. Вскоре мы поняли, что в этом вагоне эвакуировали слепых. И они почувствовали, что к ним подсели какие-то посторонние люди и хотели нас выбросить. Но благодаря тому, что в нашей семье был маленький ребенок, то есть – я, нас оставили в покое. Мы были уверены, что уезжаем на какой-то очень короткий срок и вскоре вернемся в Дубровно, мама взяла с собой только самые необходимые вещи и какой-то портфельчик. В пути, на станции Катынь, эшелон разбомбили, мы остались живы, хотя много людей погибло. Потом сели в какой-то проходящий эшелон и добрались до Мучкапа – это городок в Тамбовской области и какое-то время жили там. Нас приютили местные жители. Мама и братья работали в колхозе, помогали убирать урожай. Было очень жаркое, даже засушливое лето – июль, август 1941 года.

Брат Гриша оставался работать в типографии. Был приказ, по которому люди не могли самовольно оставить рабочее место. Дисциплина, поддерживаемая очень строгими наказаниями, перед войной была «железной». Власть сумела внушить страх, и люди боялись не выполнить приказ.

Отец сумел отправить Гришу на восток в самый последний момент, перед приходом фашистов. Гриша догнал семью в Мучкапе. Уже все вместе мы перебрались в Казань, где жил наш родственник. Какое-то время Гриша и Миша работали на заводе шоферами, пока их не призвали в армию.

Отца в народном ополчении вооружили какой-то допотопной берданкой. Возглавил ополчение в Дубровно начальник местной милиции по фамилии Мове. Оружия на всех не хватало. Оказать врагу, хорошо вооруженному, обученному, реального сопротивления ополчение не могло. Люди были мужественные и стремились защитить свой город, свою землю. Но ополчение было сломлено, многие погибли.

Отец какое-то время скрывался у соседки, жившей на той же улице Крылова, напротив их дома. Это была простая и добрая белорусская женщина. Ее звали Авгинья, как ее фамилия я не знаю. Через какое-то время отец понял, что подвергает слишком большому риску семью этой женщины, за укрывательство евреев могли расстрелять всех ее членов. Он ушел от них и попал в гетто.

«Вот в этом доме жила Авгинья», – показал мне Юрий Аркадьевич. Мы поднялись на взгорок, на котором и сегодня стоит этот дом, и постучали в ворота. Прошло несколько минут, пока открылась калитка, и из нее выглянул уже немолодой человек.

Юрий Аркадьевич поинтересовался, где можно увидеть сына Авгиньи, сказал, что лет восемь назад, заезжал к нему и разговаривал с ним. Сыну Авгиньи в 1941 году было 14 лет. Он хорошо помнил Арона Нирмана, знал, что его расстреляли в гетто.

Оказалось, что сын Авгиньи умер. В доме живут посторонние люди. Человек, открывший нам калитку, приехал в Дубровно из Орши, чтобы помочь выкопать картошку. Он сказал, что хозяйка дома уехала кого-то проведать в больницу, сейчас он один и не в курсе событий семидесятилетней давности.

Для него мы были людьми из другого мира. На той же улице, в тех же домах сейчас другая жизнь, и попытки Юрия Аркадьевича соединить эти времена иногда встречали понимание, а иногда – безразличие.

Памятник, евреям Дубровенского гетто, которых расстреляли фашисты и их местные приспешники, находится рядом с Дубровенским льнозаводом. Юрий Аркадьевича Нирмана здесь знают: и директор завода Анатолий Дмитриевич Басенков, и председатель профкома Ольга Паладьевна Кривова.

Нирман позвонил с проходной и вскоре мы встретились с Ольгой Кривовой. И уже все вместе отправились к памятнику. Юрий Аркадьевич и Павел привезли саженцы хвойных деревьев, чтобы посадить их у памятника. Ольга Паладьевна позвонила на завод и вскоре подошли рабочие из строительной бригады. Обсудили, какие работы надо выполнить: внутри ограды положить декоративную плитку, сделать бордюр.

Уже к середине июля 1941 года немцы хозяйничали в Дубровно. Практически с первых дней оккупации начались издевательства над мирным населением. Всех евреев: женщин, стариков, детей ждало уничтожение. Люди не догадывались об этом и надеялись, что их не тронут. Но иллюзии исчезали с каждым днем.

Из воспоминаний Золотарской Марфы Васильевны: «Ходила в комендатуру получать аусвайс и видела, как полицаи уложили на землю 10 евреев и избивали их палками».¹

Это было еще до образования гетто, которое фашисты сделали по улице Левобереговой в начале осени 1941 года.

В Акте, составленном Государственной Чрезвычайной комиссией по расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков в Дубровенском районе от 30 марта 1945 года, записано: «…еврейское население города Дубровно было согнано в лагерь «жилкоп», где применялись бесчеловечные методы притеснения».

6 декабря 1941 года более 1500 узников гетто фашисты и полицаи расстреляли за двором фабрики «Днепровская мануфактура».

Воспоминания очевидцев восстанавливают хронологию тех страшных событий. Золотарская Марфа Васильевна свидетельствовала: «На краю карьера были установлены два пулемета. Выводили семьями. Дети обнимали мать и таким образом принимали смерть. Затем, независимо от того, живой или мертвый, сбрасывали в яму. В конце расстрела пригнали детей дошколят, и один немец-садист брал ребенка и ударял о колено, ломая позвоночник. После расстрела земля колыхалась несколько дней».

Из воспоминаний Арутюновой Екатерины Ивановны: «У кого из евреев была хорошая одежда, раздевали. После расстреливали. Убитых и еще живых закапывали. Я также видела изуверский способ убийства, когда некоторых людей обливали горючей смесью и поджигали живьем. Дрибинский и его дочь бежали. Полицай, погнавшийся за ними, убил его дочь. Отец откупился, дал ему золотую монету. Потом мой отец, Сахаров Иван, прятал его несколько дней, а потом он ушел в лес».

«Отец был расстрелян именно в этот день, 6 декабря 1941 года, – рассказал мне Юрий Аркадьевич Нирман. – Так нам рассказали в 1947 году, когда мы вернулись из эвакуации. Мы приехали не в Дубровно, так как наш дом сгорел, а в Оршу, потому что дядя – мамин брат жил там, он нам помог на первых порах, и потом помогал строиться. Но мы, мама и братья, ездили в Дубровно и знали, как расстреляли отца. Местные жители рассказывали нам эту историю, полную и трагизма, и героизма. Когда отца вели на расстрел, он смог затащить с собой в расстрельную яму палача, не знаю, это был немец или полицай. Отец выскочил из шеренги тех, кого отправляли на расстрел, и вцепился руками в шею палача. Более того, говорили, что он перегрыз ему горло и затащил в могилу. Невозможно это себе представить».

После первого расстрела фашисты оставили в живых группу ремесленников, которые работали для нужд немецкой армии. Их, вместе с семьями насчитывалось около 300 человек. Они прожили до февраля 1942 года.

«Кроме массовых расстрелов еще группами и по одиночке было расстреляно 185 человек».² Всего в Дубровно было расстреляно 1985 евреев.

Отступая, немцы, пытались уничтожить следы своих преступлений. Они понимали, что их ждет неминуемая расплата. Советским военнопленным было приказано раскопать расстрельные ямы, трупы достать, облить горючим и сжечь. Затем были расстреляны и сами военнопленные. Преступники пытались уничтожить следы своих зверств.

В действиях фашистов не было ничего случайно. Массовые расстрелы евреев обычно проводились в еврейские или советские праздники. В этом был изощренный садизм, который должен был действовать на психику узников, они должны были постоянно ощущать обреченность, бесполезность сопротивления. И места для расстрелов выбирались не случайно.

Юрий Нирман с внучатым племянником Женей
возле памятника на месте расстрела евреев Дубровно.

Евреев расстреливали в Дубровно, рядом с фабрикой «Днепровская мануфактура» не только потому, что там подходящий для палачей ландшафт, на возвышенности можно установить пулеметы, а у жертв мало шансов для побега. «Днепровская мануфактура» – одно из самых еврейских мест в Дубровно, а может и во всей Беларуси.

Ткачество было основным занятием местного еврейства еще с XVIII столетия. Талесы местного производства пользовались спросом во всей Российской империи, экспортировались в США

А в 1902-1903 годах здесь стало работать акционерное общество «Днепровская бумагопрядильная и ткацкая мануфактура». Она явилась первой фабрикой с исключительно еврейскими рабочими и обязательным субботним отдыхом. Во время Великой Отечественной войны фабрика была эвакуирована в Барнаул.

Безусловно, фашисты и их местные помощники знали об этом.

На месте расстрела евреев в начале пятидесятых годов был сооружен памятник. Это было сделано по инициативе депутата Дубровенского горсовета Хасина. Его семья была расстреляна в гетто. Это был, как тогда принято, безымянный памятник, на котором написано: «Советским гражданам, погибшим от рук немецко-фашистских захватчиков 1941-1942 гг.». И ни слова, кого расстреляли, за что.

«Мы регулярно приезжали к памятнику: я, мои братья, племянники, – рассказывает Юрий Аркадьевич Нирман. – В середине 90-х годов оршанский исследователь Холокоста Геннадий Винница (сейчас он житель Израиля) обратился ко мне и попросил поделиться воспоминаниями о том времени. Я практически ничего не помнил. Попросил старшего брата Мишу рассказать обо всем. Миша много о чем вспомнил. Это есть в книге Геннадия Винницы «Горечь и боль». Миша вспомнил более 50 фамилий погибших. Они опубликованы в книге «Память. Дубровенский район»

(Юрий Аркадьевич Нирман стал спонсором трех книг Г. Винницы о Холокосте в Беларуси).

Памятник сделан из кирпича, оштукатурен. Со времен стал разрушаться. Я с племянником, регулярно приезжал сюда. Мы покупали стройматериалы, реставрировали памятник, убирали территорию вокруг него. Похоже, кроме нас, уже и некому сюда приезжать из родственников погибших людей.

Я обратился к директору завода, к председателю профкома. Фактически евреев убивали на нынешней территории льнозавода, это место сейчас за высоким забором. А памятник поставили чуть в стороне, за территорией предприятия. Руководство завода отозвалось на мою просьбу – были выделены люди, которые стали присматривать за памятником.

Григорий Нирман.

Я заказал в мастерской мраморную доску, на которой были выгравированы фамилии погибших, которые вспомнил мой брат. Мы вмонтировали мраморную доску в памятник.

(Недавно Юрий Аркадьевич Нирман был в Иерусалиме в Институте Героизма и Катастрофы «Яд-Вашем», работал в архиве и привез список из более чем 300 фамилий узников Дубровенского гетто, расстрелянных фашистами и их пособниками. Весной он собирается установить ряд мраморных досок, на которых будут выгравированы все, известные ему фамилии погибших в годы Холокоста дубровенских евреев).

Сейчас, когда уже никого из очевидцев той трагедии не осталось, да и их детей уже нет, я хранитель этой памяти. Это тяжелый груз, хотя, казалось бы, никто меня не обязывает.

В жизни нет ничего случайного. Каждая встреча откладывает отпечаток. Когда я служил заместителем военного коменданта Архангельского отделения железной дороги, в Няндоме – это между Вологдой и Архангельском, случайно познакомился с одним человеком, фамилия его Лопатухин. Он тоже из Дубровно, был узником гетто, находился среди тех, кого собирались расстрелять. Лопатухин упал в яму вместе с убитыми, но пули не задели его, он ночью выбрался из ямы. Местные жители помогли ему, и остался живым. Он рассказывал мне обо всем. Брат вспомнил эту семью, и фамилия Лопатухина есть на памятнике.

Такие открытки приходили от Григория с фронта.

Женя – мой внучатый племянник, вышел через Интернет с предложением «Нирманы – объединяйтесь!». Ему ответил врач-офтольмолог из Ростова Павел Вакарев. Его бабушка тоже носит фамилию Нирман, она из Дубровно, более того до войны жила на одной улице с нами – на Крылова. Оказалось, просто однофамильцы. Она знала всю нашу семью. Дора Нирман сейчас живет в Азове. Она вспомнила, как отец Арон Нирман задушил охранника во время расстрела.

Ночевали мы в Орше, в семье племянника Юрия Нирмана и сына Михаила – Аркадия, рабочего одного из заводов. В его квартире на самых видных местах, оформленные в красивые рамки, фотографии отца и его братьев. Естественно, я стал спрашивать, а Юрий Аркадьевич рассказывать о них.

«Братья были призваны в действующую армию. Сначала на службу отправился Гриша. У него было очень плохое зрение, и его направили в железнодорожные войска. Об этом мало пишут, но обмундирование железнодорожных войск и их довольствие в первые годы войны, было очень плохим. Солдаты-железнодорожники ходили по полям, перекапывали мерзлую землю, искали картошку.

Гера Нирман.

Михаил Нирман.

Сохранились почтовые открытки, отправленные Гришей из армии, они тогда строили железнодорожный путь Казань – Сталинград. Мама каким-то образом умудрялась ему что-то отправлять, хотя мы сами жили впроголодь. Гриша все время рвался на фронт. Во всех письмах писал, что будет делать все от него зависящее, чтобы попасть в действующую армию. Не понимаю, как с таким зрением его отправили учиться на пулеметчика. В 1943 году он отправился на фронт. Мне было пять лет. Я помню, как ему шили вещевой мешок из старых зеленых портьер, и напекли в дорогу лепешки – кухоны.

Гриша писал с фронта: «Дорогие мои мама и братья! Я все сделаю, чтобы отомстить этим проклятым фашистам за нашу разбитую жизнь». Писал карандашом, отдельные строки были вычеркнуты военной цензурой. Это были открытки, как сейчас помню, на лицевой стороне рисунок – военный разведчик скачет на лошади. Гриша погиб в 1943 году под Воронежем.

Командование Филиала 25 ГосНИИ МО СССР, 1984 г.
1 ряд (слева направо): Н.И. Сухарев, Ю.А. Безуглов, В.А. Одинцов,
А.П. Коврижкин А.М. Покидько;
2 ряд: А.А. Александров, А.Г. Доценко, Ю.А. Нирман,
В.И. Некипелов, В.Е. Шапошников.

Брат Миша был призван в армию в марте 1943 года и его направили сначала в бронетанковые войска, а затем, в числе 120 человек, отобрали в мотоциклетный разведывательный полк. Учился четыре месяца, осваивая мотоциклы М-72 и американский «Харлей-Дэвидсон». Служил Михаил Нирман на 1-м Украинском фронте. Освобождал Житомир, Киев. Потом воевал на 1-м Белорусском фронте, освобождая от немецких захватчиков Белоруссию, Польшу. Прошел боевой путь до Берлина. Был тяжело ранен 27 апреля 1945 года, когда бои уже велись в столице Третьего Рейха. На мотоцикле вместе с ним воевали пулеметчик и автоматчик. Это были крепкие ребята из Сибири. Мина попала в мотоцикл, его друзья-сослуживцы погибли на месте, а у Миши было тяжелое ранение ноги. Два часа он лежал в зоне обстрела. Под огнем его вынес и спас от гибели москвич, русский солдат Александр Шаров. Брата отправили в госпиталь.

За подвиги в годы войны Михаил Нирман был награжден двумя орденами Славы – это высшие награды для рядового состава, орденом Красной Звезды, медалями. Его представляли к званию Героя Советского Союза. Но он попал в госпиталь, и представление затерялось.

После войны Михаил почти два года лечился в госпиталях Ульяновска, Казани. Потом вернулся в Оршу, приспособился и на костылях стал ходить на работу на завод «Красный борец». Был рабочим в литейном цеху. Молодость брала свое, несмотря на ранения, Михаил стал заниматься спортом, даже играл вратарем в заводской футбольной команде. Со временем возглавил спортивную организацию завода. Был отмечен Комитетом по физической культуре и спорту БССР поездкой на 2-ю Спартакиаду Народов СССР в Москву. Это было в 1956 году, он взял меня с собой. На заводе, и в городе Михаила Нирмана уважали, ценили.

Еще один брат Гера работал часовым мастером. Был инвалидом, но держался всегда мужественно».

В Орше мы заехали в дом, где после войны жили Нирманы. Я сфотографировал на его крыльце Юрия Аркадьевича.

Недалеко от этого дома еврейское кладбище. Здесь нашли последний приют мама Юрия Аркадьевича, его братья Миша и Гера…

Юрий Нирман прожил большую жизнь, учился в железнодорожном техникуме, военном училище, академии. Закончил службу в армии в должности заместителя начальника военного научно-исследовательского института. Объездил многие города и страны. Но душа его осталась здесь: на земле, где родился и вырос… Здесь, в Орше, он завещал похоронить себя на еврейском кладбище, рядом с могилами родных.

^1. Цитирую по книге Геннадия Винницы «Горечь и боль», Орша, 1998 г.
^2. Из акта Государственной Чрезвычайной комиссией по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в Дубровенском районе Витебской области Белорусской ССР, 30 марта 1945 года.

Накануне 65-летия Победы в Великой Отечественной войне
Юрий Аркадьевич Нирман приехал в Дубровно и вместе с племянником Аркадием вмонтировал в памятник,
установленный на месте расстрела евреев гетто, мраморные плиты,
на которых выгравированы фамилии дубровенских евреев, расстрелянных фашистами.

Мраморные плиты на памятнике в Дубровно.

ПОИМЕННЫЙ СПИСОК
расстрелянных, повешенных, замученных граждан СССР.
Город Дубровно.

Местечки Витебской области

Витебск• Альбрехтово• Бабиновичи• Бабыничи• Баево• Барань• Бегомль• Бешенковичи• Богушевск• Борковичи• Боровуха• Бочейково• Браслав• Бычиха• Верхнедвинск• Ветрино• Видзы• Волколата• Волынцы• Вороничи• Воропаево• Глубокое• Гомель• Городок• Дисна• Добромысли• Докшицы• Дрисвяты• Друя• Дубровно• Дуниловичи• Езерище• Жары• Зябки• Камаи• Камень• Колышки• Копысь• Коханово• Краснолуки• Краснополье• Кубличи• Лепель• Лиозно• Лужки• Лукомль• Лынтупы• Любавичи• Ляды• Миоры• Оболь• Обольцы• Орша• Освея• Осинторф• Островно• Парафьяново• Плисса• Подсвилье• Полоцк• Прозороки• Росица• Россоны• Сенно• Сиротино• Славени• Славное• Слобода• Смольяны• Сокорово• Сураж• Толочин• Труды• Улла• Ушачи• Цураки• Чашники• Черея• Шарковщина• Шумилино• Юховичи• Яновичи

Главная

Новые публикации

Контакты

Фотоальбом

Карта сайта

Витебская область

Могилевская область

Минская область

Гомельская область