Владимир Едидович
Гессель Гольдман
ГЛУБОКОЕ
История о рождении и гибели одного из старейших еврейских ишувов Восточной Европы
Глубокое.
Глубокое в начале XXI века – городок опрятный, зеленый, застройка, в основном, деревянная, заметная часть домов возведена после войны. Население – 19,5 тысяч человек. Две небольшие площади, на одной из них – семиэтажный советской постройки Дом Советов.
Парк. Озеро с речкой, которую дополняет оригинальная система искусственных водоемов, создающих живописную зону отдыха. Костел, церковь. Как и в других больших и малых населенных пунктах Беларуси, – памятники Великой Отечественной войне...
Гость более наблюдательный, интересующийся историей, обратит внимание на немногочисленные двухэтажные особняки довоенной постройки, называемые здесь «каменицами». Они сохранились только в той части города, которая при немецкой оккупации оставалась вне еврейского гетто. Сложенные из добротного красного кирпича, толстостенные, они по-хозяйски разместились на земле, некогда принадлежавшей их владельцам. В архитектуре этих особняков, рисунке стен и окон, каменном кружеве карнизов заложена неповторимая индивидуальность каждого строения, свидетельствующая, что они знавали лучшие времена.
И хотя времена эти связаны с еврейским прошлым города, каких-либо памятников еврейской культуры в современном Глубоком нет. В поиске их следов пытливый гость заглянет, очевидно, в проспект для туристов в Интернете (glubokoe-net.narod.ru/gorod). Однако там о еврейском присутствии упоминается только в связи с бывшей Базарной площадью, которая, цитируем, «в общих чертах сохранила планировку ХV – XVI веков. Торговля была основным занятием жителей Глубокого, 2/3 которых составляли евреи. Они имели налаженные торговые связи с Ригой, Кенигсбергом, Вильней и Варшавой. Селились евреи в основном вокруг Базарной площади».
Глубокое. Улица Замковая. Фото 1915 г.
Поведать о сотнях лет бурлившей там еврейской жизни авторы интернет-сайта не посчитали нужным. Не стали они упоминать и о случившейся в тех краях трагедии – величайшей со дня основания города – о ликвидации немецкими нацистами глубокского гетто. Ни слова и о массовых захоронениях еврейских мучеников – жертв нацистских расправ. В том числе – о яме с останками более 2,6 тысяч стариков, женщин и детей, уничтоженных нацистами и их местными прислужниками в 1942 году в пригородном лесочке Борок. Кому-то, по-видимому, показалось неуместным напоминать о костях еврейских горожан по соседству с нарядным мемориальным комплексом, посвященным 27 тысячам военнопленных (не только советских) – жертв фашистского концлагеря в Березвечье...
У читателя проспекта, родившегося после Второй мировой войны, может сложиться впечатление, что с XVII века в этом городе евреев не было.
...Они появляются здесь каждый год, как правило, накануне годовщины гибели гетто – поклониться могилам. Бывшие глубочане, то ли покинувшие город до прихода немцев, то ли спасшиеся в лесах, реже – на хуторе у знакомых крестьян. Единицы, сумевшие легализоваться под видом поляков или татар, переехав в места, где их не знали. Или чудом выжившие при ликвидации гетто. Люди уже пожилые, они приезжают сюда из Израиля, Америки, Германии, России. Шагая по знакомым улицам, заглядывают в лица прохожих, надеясь быть узнанными. Увы, в родном городе их никто не узнает – теперь он населен новыми людьми. Ежегодное появление гостей отмечают только немногие местные старики. В их погасших взглядах мелькает неожиданный интерес, порой – болезненная зависть. А приезжающих на поклон к родным могилам с каждым годом становится все меньше...
Глубокое возникло в конце XIV века в 200 километрах северо-восточнее Вильнюса и 90 километрах юго-западнее Полоцка среди невысоких холмов на берегу живописного озера, давшего новому поселению свое название. Этому событию способствовал Витовт (Витольд), правитель Великого княжества Литовского, разрешивший в 1388 году евреям, преследуемым в Западной Европе, селиться в своих владениях. Великокняжеская гарантия безопасности, религиозной свободы, права заниматься торговлей, ремеслами и медициной привлекло в еще неосвоенные литовские земли людей предприимчивых и смелых. Ни численности, ни, тем более, имен пионеров, заложивших фундаменты первых домов на берегу озера Глубокого, мы, к сожалению не знаем. Учитывая, однако, что идея освоения земель в далекой Литве вызвала интерес во многих европейских странах, а также, что путешествовать в одиночку было в то время весьма опасно, можно предположить, что застраивать полюбившуюся долину и окружающие ее холмы начали несколько групп мигрантов из разных стран. Не трудно себе представить и многоязыкий говор, зазвучавший над литовскими холмами: старонемецкий, старофранцузский и ладино – внутри земляческих групп, древнееврейский и еще совсем молодой идиш – при общении между группами, польский, литовский и белорусский – среди привлеченного к строительству местного люда. Судя по всему, множество звучавших там языков замешательства, подобного возникшему при строительстве Вавилонской башни, не вызвало. Похоже, что предприятие оказалось небу угодным, все друг-друга хорошо понимали и дело спорилось – первое письменное упоминание о Глубоком датировано 1414 годом.
По-видимому, к этому же времени на пологом склоне одного из холмов и возникла окруженная новыми домами небольшая площадь, названная Базарной. Стали подниматься дома и вдоль берега самого озера, образуя улицу Докшицкую. Здесь позади жилых построек разместились амбары, разные склады, конюшни, первая пекарня. А вскоре в новом местечке завращались колеса собственной водяной мельницы.
В 1556 году постановлением Виленского сейма Глубокое было поделено на две части – северо-восточную, ставшую вотчиной полоцких бояр Корсаков и юго-западную, которой сначала владел шляхетский род Зеновичей, а позже – князья Радзивиллы. Линия раздела прошла по двухкилометровой речке Березовке, соединяющей городское озеро с озером Березвечским.
Глубокое. Улица Докшицкая. Фото 1915 г.
Хотя Радзивиллы построили в Глубоком замок, память о котором сохранилась в названии Замковой улицы, сам вельможный пан появлялся в местечке редко и – к удовольствию глубочан – вмешиваться в их дела не считал нужным. Полная свобода в сфере духовной, в предпринимательстве, становлении деловых связей и застройке поселения, оказало на развитие юго-западной части Глубокого благотворное влияние. Здесь сосредоточились купеческие конторы, скупавшие и отправлявшие на внешний рынок зерно, лен, яйцо, свиную шерсть, кожу, овчины и известняк и привозившие взамен железо и скобяные товары, керосин и лампы, соль, сахар, селедку, ткани и бижутерию. Как грибы после дождя здесь стали открываться лавки, торгующие промышленными товарами. Наряду с телегами и верховыми, на Базарной площади замелькали и легкие коляски. Возникли первые постоялые дома, появились лекари и брадобреи, портные и сапожники. Обживать Глубокое начали и местные селяне.
Катились годы, менялись поколения. Однако рожденные уже на литовской земле потомки первопроходцев продолжали числить себя в по существу фантомных землячествах и создавать еврейскую общину не спешили. При этом видимых причин, мешавших ее формированию, не существовало –межземляческие браки практиковались здесь с первых лет основания нового ишува (поселения), а языковый барьер, поначалу оправдывавший сохранение землячеств, был победным шествием языка идиш давно сметен. Более того, без общины традиционные обряды, связанные с выполнением завета «плодитесь и разминожайтесь...» (свадьбы под хупой, помощь повитух при родах, обрезание мальчиков, воспитание и начальное обучение детей, бар-мицвы), обходились каждой семье втридорога. И, тем не менее, община почему-то не создавалась. Не исключено, что, стремясь сохранить свое влияние, единению мигрантов сопротивлялись лидеры землячеств, возомнившие себя «племенными вождями». Как бы то ни было, но еврейская община появилась здесь только в 1569 году – спустя полтора века после основания поселения. Событие это было отмечено сооружением на Базарной площади первой синагоги.
Синагога в Глубоком. Фото 20-х годов XX в.
В отличие от юго-западной части Глубокого, развивавшейся без участия ее сановных хозяев, православные шляхтичи Корсаки, владевшие северо-восточной частью местечка, формированию его исторического облика уделили заметное внимание. История сохранила память о Язэпе Корсаке, принявшем католичество греческого толка, который, наряду с униатском монастырем Св. Базыля в собственном имении Березвечье, основал в Глубоком два костела и католический монастырь ордена босых кармелитов. Первый из них, появившийся в 1628 году, стал – после перестройки и расширения – нынешним костелом Святой Тройцы. В 1640 году завершилось строительство монастыря и второго костела. Во второй половине XlX века этот костел был преобразован в православную церковь Рождества Богородицы. А монастырь прославился тем, что в 1812 году во время похода на Москву в нем останавливался Наполеон. Легенда гласит, что, покидая Глубокое, Бонапарт, очарованный роскошным храмом, изрек: «Жаль, что не могу взять его в Париж. Храму Нотр Дам не стыдно было бы иметь его по соседству».
Вблизи от церкви возвышается колонна в честь принятия 3 мая 1791 года конституции Речи Посполитой – первой конституции в Европе и второй после США в мире.
Говоря о достопримечательностях этого города, нельзя не упомянуть имя стоявшего у истоков возрождения современного иврита Элиэзера Бен–Иегуды (Лазаря Перельмана). Родившийся в 1859 году неподалеку от Глубокого в местечке Лужки, Элиэзер, после иешивы в Полоцке, продолжил свое образование в Глубоком. Там он знакомится с семьей Шмуэля Ионаса, дочь которого Дебора учит его русскому языку. Впоследствии она становится не только преданным другом и сподвижницей этого выдающегося человека, но и его женой.
Интересно проследить за динамикой численности еврейского населения Глубокого в зависимости от ряда социально-политических и военных факторов. Такой анализ стал возможным благодаря обнаружению в Еврейском исследовательском институте, вывезенном накануне войны из Вильно в Нью-Йорк, интересной публикации – «Еврейское население г. Глубокого в цифрах». Она оказалась отчетом о работе, выполненной в 1929 году учителями и учениками старших классов еврейской средней школы Глубокого под руководством Нохума-Шоула Едидовича, отца одного из авторов этих строк. Отчет содержит данные о численности и занятости евреев местечка – по профессиям, полу и возрастным группам. Из него следует, что в 1929 году еврейскую общину Глубокого составляли всего 3603 человека, в том числе в возрасте от 1 до 15 лет – 1172 (32,5%), от 16 до 20 лет – 439 (12,2%), от 21 до 65 – 1781(49,4%) и старше 65 лет – 211 человек (5,9%). Сравнивая число 3603 с результатами переписи населения, проведенной в 1897 году, установившей, что в местечке проживало 4617 евреев, отметим, что за 32 года число глубокских евреев сократилось на 1014 человек – почти на 22%. Что могло вызвать столь заметное уменьшение населения еврейского местечка?
Жители Глубокого:
Шолом Вайштейн
с женой и детьми.
На заднем плане в центре –
Мириам и Нохум-Шоул Едидовичи.
Слияние Литвы с Польшей в единую Речь Посполитую евреи Глубокого практически не ощутили. Зато весьма болезненно восприняли разделы Польши – в результате аннексии польских земель Глубокое оказалось в составе Российской Империи, где польско-литовскими свободами уже не пахло. Последовательно издаваемые российскими самодержцами антиеврейские законодательные акты, имели своей целью подавить национальное самосознание инородцев, ускорить их ассимиляцию и уменьшить численность за счет крещения. В 1791 году указом Екатерины II для евреев была введена черта оседлости. Эти ограничения дополнил Александр I, запретив им жить в деревнях и заниматься арендаторством, а Николай I учредил положение о кантонистах, предусматривавшее набор еврейских детишек на военную службу. Ожидалось, что жизнь евреев облегчат либеральные реформы Александра II, однако 1 марта 1881 года царь-реформатор был убит. Распространенный властями слух, что императора убили евреи, вызвал трехлетнюю волну еврейских погромов, которые с началом ХХ века возобновились. Все это породило невиданную по масштабам эмиграцию в Палестину, Америку и другие страны. Она была остановлена Первой мировой войной, однако сокращение числа жителей местечка продолжалось – армии требовалось пушечное мясо. Существенно возрос отток людей из Глубокого и после уравнявшей евреев в правах Февральской революции – молодежь из черты оседлости ринулась в крупные города учиться. А многих, оказавшихся под влиянием революционных идей, увлекли Октябрьский переворот и последовавшая за ним Гражданская война. Как следствие, даже через восемь лет после завершения Гражданской войны, численность проживавших в местечке молодых людей в возрасте от 16 до 20 лет составляла всего 12,2%.
Еврейская школа в Глубоком. Первый слева в среднем ряду –
директор школы Нохум-Шоул Едидович. Фото 1929 г.
В 1921 году Глубокое оказалось в составе Речи Посполитой, где указом Пилсудского евреям предоставили все гражданские права. И хотя интенсивно заселявшие эти земли ветераны борьбы за независимость Польши («осадники»), относились к евреям безо всякой симпатии, еврейская жизнь в городах, еще недавно входивших в российскую черту оседлости, стала налаживаться. Расцвет национальной культуры и деловой активности 3,5 миллионного еврейского населения Польши коснулся и еврейской общины Глубокого. К началу 1930-х годов в городе функционировало пять синагог, столько же бет-мидрашей (семинариев или домов толкования Учения). Обучение детей и молодежи осуществляли более, чем десять хедеров, две еврейские школы (в одной преподавание велось на идише, в другой – на иврите), еврейский торговый техникум «Хандлювка» (преподавание на идише), иешива, польская школа для еврейских детей с выходным днем по субботам («Шабасувка») и две польские школы и гимназия, осуществлявшие совместное обучение детей разных национальностей и религий. Издавалась газета «Дер глубокер лебн» («Жизнь Глубокого»), активно работала богатая библиотека, в которой, кроме произведений еврейских писателей, можно было найти переведенные на идиш книги классиков мировой литературы – французской, немецкой, английской, польской, русской. Запомнились «Отверженные» В. Гюго, книги М. Рида, Ч. Диккенса, Ж. Верна, М. Твена, Л. Толстого. Действовали сионистская организация, «Бунд», юношеские сионистские отряды «Бейтар» и «Шомер». Огромной популярностью пользовались драматические кружки, хор, оркестр и футбольная команда «Маккаби». В городе работали еврейский банк, касса взаимопомощи, выдававшая нуждающимся беспроцентные ссуды, больница, поликлиника, два кинотеатра – в них, кроме польских лент, демонстрировались, снятые в Америке, еврейские фильмы на идише. Все более заметным становится рост рождаемости – в 1929 году дети составляли уже 32,5% от всей еврейской общины. Однако наиболее убедительным показателем, свидетельствующим о появлении в Глубоком благоприятных для евреев условий жизни, следует считать увеличение всего еврейского населения города. В своей книге о трагедии глубокского гетто братья Михл и Гирш Раяк отмечают, что к началу Второй мировой войны население Глубокого достигло 11 тысяч человек, половину которых – 5, 5 тысяч – составляли евреи. Сопоставив это число с числом евреев Глубокого за 1929 год – 3, 6 тысяч – легко установить, что за предвоенное десятилетие еврейская община выросла на 1,9 тысяч человек или почти на 53%.
Чемпионат Польши по футболу. Команда г. Глубокое.
Пятый слева Я. Фридман. Фото 1938 г.
К концу 1930-х Глубокое становится развитым торговым центром, все больше обретавшим черты европейского города – «маленьким Данцигом», как его назвали братья Раяк. Все чаще город посещают иногородние деловые люди и специалисты – в «Хандлювке», например, лекции читал ученый из Львова. Всему этому не в малой степени способствовала работа банка и кассы взаимопомощи, деловая хватка и энергия таких людей, как Гершон Ледерман, Мойсей Шульгейфер, Залман Рубашкин и другие, высоко развитая благотворительность и налаженное через Крулевщизну железнодорожное сообщение с внешним миром – там, в четырнадцати километрах от Глубокого, можно было пересесть на один из 3–4 поездов, работающих на линии Вильно – Крулевщизна – Полоцк.
После смерти Пилсудского в 1935 году власть в Речи Посполитой оказалась в руках пронацистски настроенных военных и обстановка в стране стала меняться. Постепенно возобновлялось преследование евреев – первые антисемитские акции состояли в обложении налогом кошерного убоя скота и сокращении приема евреев в высшие учебные заведения. Заметно ухудшилось отношение к евреям и в глубокской гимназии – среди преподавателей оказалось несколько членов нацистской партии. Стали сторониться евреев и польские соученики. В 1938 году были отмечены случаи нападения на еврейских школьников фашиствующих молодчиков. В дома евреев стало возвращаться веками знакомое ожидание беды. Тревогу усилили повторявшиеся в разных концах города большие пожары. Как впоследствии выяснилось, поджогами в целях создания паники занимался некий Витвицкий, гитлеровский лазутчик, прижившийся в городе под видом отставшего от гастролировавшего цирка работника.
Между тем Гитлер уже оккупировал Австрию и, опираясь на договор «Молотова – Риббентропа», 1 сентября 1939 года напал на Польшу. Согласно тому же договору 17 сентября в Глубокое вошли части Красной Армии.
Население города встретило новую власть по-разному. Коммунисты, освобожденные из польских тюрем, – с нескрываемой радостью, не догадываясь, что их ожидает скорая гибель в застенках НКВД. Видя в Красной Армии защиту от нацистского порабощения, ее приветствовала и светская еврейская интеллигенция, наивно полагая, что большевики избавят евреев от многовековых бед. Сдержанно отнеслись к приходу Красной Армии купечество, владельцы магазинов, гостиниц, кинотеатров, местных производств. Настороженно встретили безбожную власть служители религий. Однако, несмотря на оттенки отношения к новой власти разных социальных групп, в целом евреи были готовы с ней сотрудничать. В противоположность евреям, поляки встретили русских враждебно – они видели в них участников очередного раздела отечества.
С установлением советской власти в городе были закрыты синагоги, прекращена служба в христианских храмах, распущены все политические партии и еврейская община. В 1940 году стали пустеть полки магазинов – началась национализация предприятий и имущества, классовая селекция горожан. Реальная власть была сосредоточена в руках комиссара из Минска, которому активно помогали избранные в местные органы власти бывшие польские коммунисты. Благодаря их участию в выявлении неблагонадежных элементов, в паспортах многих глубочан появились такие социальные ярлыки, как «бывший фабрикант», «бывший купец», «бывшая торговка», превратившие этих людей в изгоев. Особо неблагонадежных (читай: «наиболее состоятельных») стали депортировать в отдаленные районы СССР, чтобы не мозолили глаза вблизи похищенного у них государством имущества. По иронии судьбы, отправив этих людей в ссылку, чекисты спасли некоторых из них от гибели в гетто...
На фоне репрессивной политики по отношению к «эксплуататорам», обращало на себя внимание толерантное отношение новой власти к детям. Единственной организацией, доступной для школьников присоединенных к СССР западных областей, стала в те годы организация пионеров – комсомол свои двери для «западников» еще не открыл. Поэтому прием в пионеры старших школьников, независимо от их социального происхождения, вызвал повышенный интерес не только детей, но и взрослых. Демонстрацию детского равноправия партийные функционеры сопровождали разъяснением, что «у нас сын за отца не отвечает» и усиленной пропагандой «подвига» Павлика Морозова... Лицемерие всей этой кампании первыми учуяли старые педагоги, разгадав в ней акцию по взращиванию в неблагонадежных семьях ориентированных на повторение «подвига» Павлика юных чекистов... Народ же менее просвещенный воспринял проявления опеки о детях за чистую монету.
С истинным лицом этих партийных опекунов глубочане познакомились после 22 июня 1941 года, когда вся чиновная рать, воспользовавшись имеющимся в ее распоряжении транспортом, из города в панике бежала. Никто из них не пытался помочь глубочанам эвакуироваться, никто не предупредил об опасности, которую нацисты представляют для евреев. 25 июня немногие еврейские семьи, осознавшие масштаб нацистской угрозы, направились по дороге на Полоцк пешком. Подавляющее же большинство, дорожившее своими домами, имуществом и разочаровавшееся в советской власти, решило в городе остаться. Способствовали этому и рассказы людей, переживших Первую мировую войну, о корректном обращении немцев с гражданским населением. В возможность превращения целой нации в банду головорезов поверить было трудно.
Немцы вошли в Глубокое 2 июля 1941 года.*
Гитлеровский план военной кампании против СССР включал специальные задачи, предусматривавшие истребление евреев и коммунистов. Их должны были решать созданные для этих целей айнзацгруппы с привлечением местных антисемитских сил. Как следует из материалов Нюрнбергского процесса, не малая часть местного населения оккупированных районов Польши, Литвы, Латвии, Белоруссии и Украины принимала участие в уничтожении евреев. В ряде мест еврейским погромам придавали окраску актов мести за лояльное отношение «жидов» к советской власти в 1939–1941 годах. Под этим лозунгом немцы и приступили к истреблению евреев и коммунистов в Глубоком в августе 1941 года, начав с расстрела 42 жителей города.
Стремясь оградить еврейское население от насилия оккупантов, Гершон Ледерман, руководитель глубокского юденрата, посчитал необходимым принять меры для установления с ними взаимовыгодных отношений. Он предложил властям разрешить юденрату самостоятельно направлять евреев на выполнение нужных нацистам работ, стал создавать ранее отсутствовавшие в Глубоком производства необходимых немцам вещей, с пониманием откликнулся на готовность фашистов оказывать гетто и его жителям «услуги» за взятки... Не зная, что отныне расправа над евреями превратилась из поощряемой властью разминки штурмовиков в часть утвержденного Гитлером плана «Барбаросса» и, полагая, что «полезных евреев» нацисты сохранят, юденрат продолжал развивать с ними ставший уже бесполезным диалог. Он стал еще более бессмысленным после состоявшейся в январе 1942 года Ванзейской конференции высших чинов СС и СД на которой был доработан и рекомендован к исполнению план «окончательного решения» еврейского вопроса. Теперь уничтожение евреев Европы обрело еще более высокий статус, став государственной задачей Третьего рейха. А это значило, что независимо от плана и хода войны, все евреи оккупированных городов подлежат уничтожению и что приступить к этим акциям следует безотлагательно...
Немецкая гражданская власть появилась в Глубоком в сентябре 1941 года, а вслед за этим там было организовано еврейское гетто. Тогда-то в одном из немецких чиновников, красовавшемся в новеньком коричневом мундире, глубочане узнали своего «цыркача» Витвицкого, обитавшего в городе с середины 1930-х. Похвастав, что пожары в канун войны были делом его рук, он занялся гетто, став его злым духом... К тому времени из ряда местечек восточной Польши, Литвы, Белоруссии, где нацистский беспредел уже состоялся, в город стали стекаться тамошние евреи – обездоленные, потерявшие всех своих близких, чудом выжившие в ходе кровавых акций. В начале 1942 года в Глубоком собралось более 2,5 тысяч беженцев из 42 населенных пунктов. Именно там – к чести глубочан и руководства его юденрата – эти люди находили хотя бы какую-то пищу и место, куда прислонить голову. На фоне пережитых экзекуций, Глубокое казалось им тихой гаванью. Разве все это не свидетельствовало в пользу проводимой глубокским юденратом политики сотрудничества с немцами, не демонстрировало целесообразность сдерживания стремления молодежи к вооруженному сопротивлению, которое могло вызвать насилие со стороны нацистов?
У памятников жертв Глубокского гетто.
М. Ходос, В. Едидович, Ф. Раппопорт. Во втором ряду: Г. Гольдман, Х. Гольдман, А. Плискин, Ф. Ожинская
Даже после состоявшегося 25 марта 1942 года неспровоцированного расстрела фашистами в пригородном лесочке Борок 110 жителей гетто, руководители юденрата от попыток умиротворения немцев не отказались. Эта тщетная надежда нашла свое выражение в насильственном переселении силами еврейской полиции в беднейший район гетто неспособных к физическому труду «бесполезных евреев» – старых и слабых, калек и убогих... Так с согласия юденрата было сформировано гетто внутри гетто, жителям которого предстояло стать искупительной жертвой за сохранение жизни евреям «полезным»... Однако, этих 600 – 700 душ для удовлетворения жажды в еврейской крови арийских сверхчеловеков оказалось недостаточно, и они решили масштаб акции ужесточить и расширить. И 20 июня 1942 года палачи провели в Глубоком казнь 2,5 тысяч евреев – не только «бесполезных». Отбор из всего населения гетто и зверское избиение прикладами, палками и кирпичами каждой отправляемой в Борок партии, немцы осуществляли на футбольном поле. Только в завершение акции к ямам в Борок были отправлены и несчастные из «гетто внутри гетто». Жуткая картина истекающих кровью жертв, размозженных голов, изуродованных лиц и тел взрослых и детей, отчаянные крики избиваемых и их близких на фоне доносящихся из леса пулеметных очередей – все это должно было запугать узников, сломать их волю к сопротивлению. И нет сомнения, что видевшие своих близких в последний раз то ли в «геттто внутри гетто», то ли на футбольном поле, вернулись домой раздавленными. Однако эта массовая экзекуция не только напугала, но и подтолкнула глубочан к более решительным действиям. Наряду с активизацией строительства схронов (убежищ), стали формироваться новые группы сопротивления – оружие многие купили у крестьян заранее. Правда, отсутствие единого руководства эти группы разобщило – одни решили защищаться дома, другие предпочли уйти к партизанам. Здесь уместно напомнить, что в некоторые партизанские отряды евреев принимали неохотно, а в районах, где действовали украинцы или поляки, евреев, скрывавшихся в лесах, грабили и убивали. И, тем не менее, после 20 июня 1942 года из глубокского гетто ушла в лес не одна вооруженная группа, а всего в партизанских отрядах с фашистами сражалось более 60 глубокских евреев. Широкую известность получили боевые дела Якова Рудермана, Миши Козлинера, Хавы Камински, Нохума Лекаха, Бориса Шапиро, Мотки Ледермана, Авнера Фейгельмана, Ципы Соловейчик, Гирша Гордона, Ицхака Блата, Бомы Гениховича, Менаше Копелевича, Переца Гершмана, Залмана Михельмана, Михаила Фейгеля, Залмана и Дона Фейгельсонов, Пини Ожинского, Якова Фридмана, Боруха Таммера и других.
Следует подчеркнуть, что после трагедии 20 июня Гершон Ледерман целесообразность вооруженного сопротивления уже не отрицал. Более того, нельзя исключить, что этот, хотя и осторожный, но умный, решительный и мужественный человек мог бы при соответствующих обстоятельствах рождающееся в гетто сопротивление возглавить. И нас не покидает мысль о том, что когда по требованию немцев он в январе 1943 года сумел своих ушедших к партизанам сыновей из леса вернуть, связь главы юденрата с партизанами насторожила гестаповцев. Не разглядели ли они в нем возможного руководителя еврейских партизан, что и явилось причиной ареста Гершона в феврале 1943 года вместе с семьей?..
Выжившие глубочане из Беларуси, Израиля, Германии, США, России приехали в Глубокое к годовщине уничтожения гетто.
Кадиш у одной из могил. Фото середины 1990-х гг.
Старое еврейское кладбище в Глубоком. Фото 1997 г.
Известно, что Ледермана и его жену немцы казнили, а их сыновьям удалось из-под конвоя бежать. Впоследствии Ирухим, старший сын, погиб. Мотке же, младший, снова оказался в лесу, где во главе небольшой вооруженной группы мстил немцам и их местным прислужникам на свой страх и риск. А в середине августа 1943 года он по заданию Давида Пинцова, командира партизанского отряда, возвратился в гетто. Предстояло заняться подготовкой молодежи к вооруженной поддержке задуманного партизанами нападения на немецкий гарнизон Глубокого. Однако непредвиденное развитие событий трагическую для гетто развязку ускорило. 17 августа действовавший в этих краях полк Родионова из армии Власова, разгромив немецкий гарнизон станции Крулевщизна и прибывших к нему на помощь подразделений глубокского гарнизона, объединился с партизанами. Опасаясь возможности усиления этого местного антигерманского альянса узниками гетто, немцы неожиданно решили депортировать глубокское гетто в Майданек. Но здесь они столкнулись с акцией пассивного сопротивления – вместо сбора у юденрата, узники, надеясь укрыться в зеленеющем за забором спасительном лесу, ринулись на прорыв. Однако плотный огонь окружавших гетто карателей вынудил беглецов, оставляя на улице десятки убитых и раненых, повернуть вглубь кварталов, к убежищам. И хотя преимущество оставалось на стороне карателей, пытающихся автоматным огнем, гранатами и газом людей из схронов выгнать, немцам вскоре пришлось осознать, что задуманная ими депортация в лагерь смерти сорвана. Это, по-видимому, и привело их в ярость, породившую решение, не звучавшее на Земле со времен Торквемады: евреев сжечь. Врачей и ремесленников, торговцев и учителей, матерей и бабушек, мужчин, женщин, мальчиков, девочек и грудных младенцев, всех, без исключения, – сжечь!.. С их домами и имуществом, с их Торой и семейным серебром, с их книгами, альбомами и портретами предков, с их проклятыми схронами, всех и все – в огонь!..
Владимир Едидович.
Гессель Гольдман.
Гетто поджигали профессионально – с низколетящих самолетов. Сбрасывать зажигательные бомбы, одновременно поливая спасающихся от пожара «юден» прицельным пулеметным огнем, очень даже забавно. И весело – под оглушительные звуки марша «Хорст Вессель»!.. А какое зрелище – пылающие кварталы города, сливающиеся в единый громадный костер! Только долго оставаться на небольшой высоте там нельзя было – жарко...
Вместе с языками пламени в раскаленном воздухе возносился к небу крик, стон и плач невинных мучеников. Страшные звуки, которые не умолкнут в веках...
20 августа 1943 года Глубокого, как одного из старейших еврейских ишувов Восточной Европы, не стало.
Сколько человек оставалось в глубокском гетто в канун августовской акции? Тысяч пять или больше? Списки глубочан и нашедших у них приют жителей других населенных пунктов, вместе с юденратом сгорели. Гибель гетто Глубокого, подобно гетто Варшавы и Воложина, где для уничтожения евреев применялась авиация, остается одной из наименее исследованных страниц гибели восточноевропейских евреев. Трудность исследования этих трагедий вызвана не только крайне ограниченным числом чудом выживших свидетелей, но и скудностью информации, которой они располагали. Многое ли могли увидеть и осмыслить люди, оказавшиеся внутри гигантского костра?..
А братские могилы этих мучеников долгие годы оставались без присмотра и надгробных знаков – в стране государственного антисемитизма о замученных евреях напоминать избегали.
Но времена изменились и в священных местах упокоения бывших узников глубокского гетто появились памятники – два в лесочке Борок и один на бывшей улице Легионовой. Они воздвигнуты благодаря инициативе и упорству Рахили Иоффе (Клебановой) из Израиля, заботе, настойчивости и личным средствам Артура Льва из Германии. Существенную помощь им оказали Залман и Дон Фейгельсоны из США и Лейб Иоффе из Израиля. Пусть им всем за эту мицву (доброе дело) воздастся.
Прощаясь с погибшим городом нашего детства, в земле которого, вместе с прахом тысяч глубочан и их соседей покоится прах наших самых близких, мы низко склоняем головы перед их светлой памятью.
* Период немецкой оккупации освещен на основе книг братьев Михла и Гирша Раяк, Якова Суховольского и рассказов других жителей Глубокого, чудом уцелевших в сожженном нацистами гетто.
|
|
ENG 
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com