Поиск по сайту

 RUS  |   ENG 

Аркадий Подлипский
«ОРШАНСКИЙ ПОГРОМ»

Константин Карпекин
«ОРШАНСКИЕ СИНАГОГИ В 1920-е гг.»

Виктор Юранов
«ТРАГЕДИЯ ОРШАНСКОГО ГЕТТО»

Яков Беккер
«ГОДЫ ВОЙНЫ»

Аркадий Шульман
«ПОРОДНЕННЫЕ ВОЙНОЙ»

Борис Литорович
«ПРОФЕССИЯ – ЗАЩИЩАТЬ ЛЮДЕЙ»

Марк Ашкенази
«НА СТАНЦИИ ОРША»

РОЗЫСК РОДСТВЕННИКОВ

Ася Иткин
«А ИДИШЕ МАМЭ»

Александр Шульман
«ЕВРЕЙСКИЙ АЛЬБОМ»

Орша в «Российской еврейской энциклопедии»


Яков Беккер

ГОДЫ ВОЙНЫ

воспоминания детства

ОРШАНСКИЕ КАРТИНКИ

1

Яков Беккер.
Яков Беккер.

Как простые смертные начинают писать романы, повести, мемуары? И когда? В двадцать, в сорок? А что если в шестьдесят или даже в семьдесят? А мне давно уже хочется, всю жизнь, да никак не решусь осуществить свою юношескую мечту.

Начну, как когда-то в советских анкетах. «Я, Беккер Яков Аронович, родился 21 декабря 1934 года в городе Орше Витебской области, в семье рабочего-портного...». Это потом уже, когда мне стукнуло лет четырнадцать или пятнадцать, подарила мне моя двоюродная сестра, красавица Аделина, на день рождения книгу, не помню уж какую, с надписью «Соимениннику великого Сталина», проникся я, комсомольский активист, ослепленный, как и все мои сверстники, культом личности, сознанием собственной своей важности, но только лет через пятьдесят до меня здесь, на земле Израиля, дошло как я к тому же еще «свят» и «приближен» к самому Господу Богу. Судите сами: дед мой по отцу Исаак, отец Арон, сам я Яков, а мать Рахиль – все как «вынутые» из Торы!

В ту декабрьскую ночь – самую длинную в году, в лютый мороз, какого давно уже не бывало в Белоруссии, – моя бедная тридцатитрехлетняя мама корчилась в муках, рожая третье, самое непутевое свое дитя (что, конечно, выявилось не сразу, а спустя целых три или четыре года, не говоря уже о более зрелом возрасте). Не могу ручаться, что именно так оно и было, но думается мне, что отец потоптался какое-то время у дверей роддома, замерз хорошенько и вернулся домой, где дедушка Исаак прохаживался из угла в угол в гостиной и бормотал скороговоркой молитвы, восхваляя Всевышнего и выпрашивая у него мальчика. И Всемогущий услышал его и воздал...

Ко дню моего рождения моей сестре Ане было десять, а брату Зяме – восемь лет, во время второй мировой войны они достигли призывного возраста, что и сыграло роковую роль в короткой жизни Зямы: он пропал без вести на фронте в октябре 1943 г. И сестра Аня всю войну провоевала, была не раз на волосок от гибели, но фортуна оказалась к ней милостивой. Да и мне грех жаловаться – как поведала мне однажды мама, я вообще родился случайно, сбой какой-то произошел в запланированном родителями прерывании этой беременности: спохватились – а уже поздно. Теперь-то мне думается, не иначе, как Всевышний их надоумил и не дал мне умереть еще в зародыше...

Родители мои родились в местечке Смольяны, отец – в 1897 г., а мать – в 1900-м. Ни бабушку, ни дедушку по линии мамы я в живых уже не застал. Кое-что мама рассказывала мне о своем отце – дедушке Лейзере. Был он кузнецом, отличался неимоверной силой и здоровьем и умер в возрасте ста трех лет. Проволоку он откусывал зубами, и когда его пытались образумить, недоуменно спрашивал: «Да как же это кость может болеть?»

Из многочисленной маминой родни был я знаком с дядей Ночей Шарфом – родным маминым братом, его женой Двосей и их детьми, моими двоюродными братьями и сестрами: Мишей, Зиной, Гисей, Фаиной, Леной – с некоторыми из них виделся, может быть, раз или два в жизни. Были у мамы и двоюродные и троюродные братья и сестры, со всеми она переписывалась, все ей присылали фотографии детей, внуков. Где только они не жили: и в Орше, и в Таганроге, и в Одессе, и в Новоград-Волынске, и в Минске, и даже в Америке – почти никого из них я не знал и вечно путал, кто есть кто.

Родители отца – бабушка Сима и дедушка Исаак, также родом из Смольян, – до войны жили с нами в Орше. Дедушка вечно поглаживал свою седую бороду и шептал молитвы, бабушка отличалась библейской красотой, умом, интеллигентностью. Первой в семействе родилась дочь Гинеся, отец был вторым и нарекли его Аре Иче Лейвикс, мама всегда звала его Аре, Арке, Ареле. Всего в их семье было десять детей, и отец уже в возрасте одиннадцати лет – так, по крайней мере, он мне рассказывал – вынужден был взять в руки портняжную иглу, начать учиться шить. И портной из него получился – от Бога! На мои детские вопросы, как же они жили, как кормились и т.д., отец всегда отвечал очень скупо:

– Хлеб всегда был, и стоила буханка в лавке одну копейку. И какой это был хлеб!

– И что же, один хлеб вы, что ли, кушали?

– Ну, почему же? Мать приносила из лавки ведро селедочного рассола, который черпала прямо из бочки – он и копейки не стоил, – наливала его в большое блюдо, нарезала хлеб, все садились за стол, макали хлеб в рассол и ели...

– И это все? А мясо? А рыбу?

– Случалось – ели.

Никогда я не мог понять отца – правду он говорит или шутит. И братья отца – мои дяди Борис и Юлий – также были шутники, юмористы и очень любили разыгрывать не в меру любопытную детвору – меня и моих многочисленных двоюродных братьев и сестер. Это Боря и Дора – дети дяди Юлия и его вечно больной жены Хаси, Софа и Лиля – дочки папиной сестры Фиры и ее мужа Иосифа, Ася и Лиля – дочки тети Ривы и ее мужа Гриши. Все жили в Орше, ходили время от времени друг к другу в гости.

Была еще у отца сестра Хьена – маленькая, щупленькая, болезненная. Жила она одно время со своим мужем Иосифом в маленькой комнатушке, в одном доме с нами. Иосиф – жгучий брюнет с пышной шевелюрой и хитрыми выпуклыми глазами – прихрамывал на одну ногу и не расставался с палкой-стэком. Работал он продавцом в лавке и любил хвастаться своими «гешефтами». Говорил он ужасно громко, гримасничал, жестикулировал и при этом так брызгал слюной, что все старались держаться от него подальше. Мама звала его «Йошке-тумул». Он любил играть со мной, старался поцеловать в губы и при этом напускал полный рот слюны. Я долго потом отплевывался.

2

Яркие картины далекого «довоенного» детства до сих пор хранятся в моей памяти. Помню и виды Орши – тихого провинциального городка, который в ночь на 22 июня 1941 года начали разрушать немецкие бомбы, а к концу войны весь он представлял собой сплошные развалины и пепелище. В 1944-м году, пролетая над Оршей, моя сестра Аня, служившая в военно-транспортной авиации, с трудом разглядела на этом кладбище два или три уцелевших домика и среди них – наш (!?), дом № 4 по бывшей улице Пушкинской, в котором немцы устроили солдатскую столовую.

Помню этот одноэтажный продолговатый деревянный домик, правую половину которого – если смотреть анфас – занимала наша семья, а левую – соседская, запомнившаяся мне двумя своими собаками. Одна из собак, злая-презлая, бело-рыжая, содержалась на цепи, другая – черная (звали ее Марсик) была общей любимицей, мы с ней дружили. Но однажды мои ласки показались ей чрезмерными, и она куснула меня, да так, что следы зубов остались вдоль брови и снизу от глаза... Справа от дома располагались большие деревянные ворота и калитка. Открываешь калитку – слева крылечко и вход в дом, справа – большой куст желтых астр и рядом деревянный забор, отделявший наш двор от соседского, принадлежавшего семье Клушиных. Узкая вымощенная кирпичами дорожка вела в глубину двора, часть которого занимал сарай, а основное пространство – грядки, где мать выращивала всяческую зелень и мак. Кажется, росли вдоль забора два-три фруктовых дерева.

Любил я кататься по кирпичной дорожке на трехколесном велосипедике. Однажды, кажется, мне и трех лет не было – напали на меня гуси и стали щипать пампушки, свисавшие с сиденья, я барахтался, лежа на спине, и визжал на весь двор, пока не прибежала мать и не прогнала гусей.

С Клушиными мы дружили, особенно я. Их младшая дочь Верочка нянчилась со мной, учила читать, иногда я пропадал у них целый день и не хотел уходить домой. Все Клушины, за исключением сына Гриши – ровесника брата Зямы, были очень толстые, особенно тетя Хася. Их старшая дочь Фаня запомнилась тем, что однажды утопила в корыте целый щенячий выводок и при этом хохотала на весь двор.

Улица Пушкинская – деревянные одноэтажные домики с палисадничками и двориками, напротив нашего дома – старое заброшенное еврейское кладбище, какой-то десяток могил с проржавевшими железными оградами. За кладбищем – обрыв, на склонах которого так приятно было копаться в чистом днепровском песочке, карабкаться по крутым отвесам. Здесь можно было поиграть в прятки, в войну, а то и пролезть в поповский сад и погрызть зеленых яблок или слив. Старшие пацаны устраивали дерзкие набеги на этот фруктовый сад, кончавшиеся обычно, при появлении попа с берданкой, стремительным бегством. Ужас как все боялись этой берданки, которую поп заряжал солью.

Другая улица, которая была мне знакома – Вокзальная, где дома были каменные, и покрыта она была брусчаткой. По ней отец ходил на работу в свою мастерскую. Однажды гуляли мы с дядей Борей по этой улице, и вдруг выскочила из подворотни маленькая коричневая собачонка и чуть не цапнула меня за ногу: дядя Боря встретил ее нападение ударом ноги, да так, что собачка описала в воздухе замысловатую траекторию, как хороший футбольный мяч.

Помнится и другой, гораздо более печальный эпизод, связанный с этой же Вокзальной. Что-то тревожное происходило в нашей семье, что от меня скрывалось. И вот однажды взволнованные родители выбежали из дома, а через некоторое время и я вслед за ними; смотрю, спешат они в сторону Вокзальной. И я прокрался вслед за ними и увидел плотную серую людскую колонну, двигавшуюся в сторону от вокзала, в сопровождении конных охранников с винтовками. Люди, стоявшие на тротуарах, пытались войти в контакт с теми, кто был в колонне, всучить им какую-нибудь еду, что-то сказать, охранники им не давали, теснили их крупами лошадей. И вдруг я услышал крик: «Анечка, Анечка!!!», и увидел, как женщина, с вытянутыми вперед руками, бросилась в сторону колонны, а конный конвоир преградил ей путь и поднял лошадь на дыбы. Женщину оттащили, а оттуда, куда она рвалась, послышался отчаянный девичий, почти детский крик: «Не верьте им!!! Ничему не верьте! Все это вранье! Это провокация...а-а-а-ция!»...И вот уже хвост колонны, и я бегу домой, боясь попасться на глаза родителям и унося новые для меня слова, которые я слышал в толпе и смысла которых не понимал: «заключенные», «враги народа». Но почему, же мне показалось, что женщиной этой была моя мама? А Анечка? Не наша ли это Анечка? Но она, же учится в Москве, в техникуме?

Вся эта грустная история, эта первая семейная трагедия, связанная с Анечкиным арестом, тщательно от меня скрывалась, и лишь спустя много лет я узнал о ней из рассказа самой Анечки... Но это особая и совсем не детская история, и речь о ней впереди.

3

Лет с четырех стал я ходить в детский садик, где мама работала воспитательницей. Очень мне там понравилась одна девочка, Томочка. Мы с ней подружились, и однажды я ее поцеловал в щечку. Мое детское ухаживание вызывало восторг у воспитательниц, и они вечно надо мной подтрунивали. Разучивали с нами стишки, и среди них: «Два сокола ясных на небе витали, первый сокол – Ленин, второй сокол – Сталин», – почтение к вождям прививалось с самого малого возраста.

Однажды во время послеобеденного мертвого часа я подговорил одного мальчика, и мы, притворившись спящими и усыпив бдительность воспитательниц, вскочили, прокрались через дырку в заборе и побежали к берегу Днепра, где я смело шагнул в воду и стал заходить «по шейку». Силой течения меня потянуло вглубь. Тут, испугавшись до смерти, я рванулся и каким-то чудом, изрядно хлебнув речной водицы, выкарабкался – и оказался в руках у подоспевшей вовремя нянечки. Мокрого и дрожащего от холода, приволокла она меня и моего товарища в «группу», куда сбежались и нянечки, и директор. Дети повскакали с коек, вдруг появилась мама и бросилась ко мне – я лежал, завернутый в одеяло, и похныкивал под аккомпанемент обрушившихся на меня криков и причитаний...

Иногда нас водили на прогулку по городу. Время было тревожное, предвоенное, над городом иногда появлялись немецкие «рамы» – самолеты-разведчики, которые «висели» в воздухе и вели аэрофотосъемку, и тогда нас уводили в бомбоубежище. Появились беженцы из Польши. Некоторое время у нас дома ютилась еврейская семья – портной Альтер, его жена и двое детей. Отец помог Альтеру устроиться на работу в свою мастерскую.

Однажды проснулся я ночью, разбуженный голосами из гостиной, и понял, что у нас гости. Я узнал голос дяди Бори, вскочил со своей кроватки и направился в гостиную. Мое появление вызвало восторг взрослых, исключая маму, которая накануне с трудом уложила меня спать. Дядя Боря усадил меня к себе на колени, и тут я познакомился с его женой, очень похожей на цыганку, красавицей тетей Соней, и своей очень красивой двоюродной сестричкой Аделиной, которым – кто мог тогда знать об этом? – предстояло пережить годы войны в оккупированном немцами Львове и чудом уцелеть.

Помню, как я пытался принять участие в разговоре взрослых, споривших, будет ли война с Гитлером и если будет, то когда, и наконец, произнес, много раз повторявшееся и по радио и в подслушанных разговорах: «Ну, если немцы на нас нападут, ну-у-у, мы им дади-и-и-м!!!»

22 ИЮНЯ, РОВНО В 4 ЧАСА ОРШУ БОМБИЛИ...

4

Точно датированным событием в моей жизни, ярко сохранившимся в памяти во многих деталях, стало нападение фашистской Германии на Советский Союз в ночь на 22 июня 1941 года. Ни взрывы бомб, ни грохот зениток, доносившийся издали и сотрясавший наш ветхий домишко, не разбудили меня, спавшего сладким и крепким сном. С трудом растормошила меня мама и, полусонного и полуодетого, потащила куда-то в темноте из дому. Мы перебежали улицу и оказались на кладбище возле вырытых накануне в земле «щелей», где мать, по-видимому, хотела укрыться. Но там уже было полно народу. Откуда-то из темноты раздался вдруг голос отца: «Садитесь под дерево и сидите тихо!» Мы с мамой сели под дерево, и тут я, кажется, окончательно проснулся и стал понимать, что происходит. Да, это была бомбежка, настоящая ночная бомбежка мирно спавшего города, и я стал различать и гул круживших над ним самолетов, и лучи прожекторов, и глухие взрывы бомб, и резкие удары зенитных орудий, и вспышки осветительных ракет – вот они вдруг посыпались и зависли в воздухе над нашей улицей, осветив ее всю, и виден был силуэт низко летящего и выбрасывающего их самолета – но, видимо, ничего интересного немецкий летчик для себя не обнаружил, и бомбометания, к счастью для нас, не последовало. Взрывы, все более редкие, доносились, в основном, со стороны железнодорожной станции и центральных районов города, вскоре стали видны в начавшем уже сереть небе отсветы полыхавших там пожаров.

Наконец рассвело, самолеты улетели, и стало до ужаса тихо. Люди выбрались из «щелей» и прочих укрытий – согбенные, униженные, пришибленные – и стали собираться у края речного обрыва, откуда был виден сплошной пожар – горел центр города. Узнавали издали горящие здания: банк, военкомат, магазины, кинотеатр, горсовет... Многие только вчера еще гуляли там, наряженные, с детьми, ели мороженое, пили лимонад и пиво – и вот оборвалась вдруг так внезапно эта тихая мирная жизнь. Вот она – ВОЙНА!!! Это ответ на все споры и гадания...

Дальнейшие события этого страшного утра припоминаются, как кадры кинофильма. Все то же, но только при солнечном освещении. Из распахнутых ворот нашего дома выходят какие-то дяди, держа в руках носилки с песком, а на песке лежит узкая округлая продолговатая железка с сужающимся носом - авиабомба. Один из мужчин, лицо которого показалось мне знакомым, обращается к родителям:

– Эту бомбу мы нашли у вас на огороде. Если бы она взорвалась, от вашего дома ничего бы не осталось, да и от вас тоже. Дер гот хат гератовет гутен иден, Рохеле.

Вот и еще одно странное шествие: двое мужчин с ружьями в руках ведут под конвоем третьего, с поднятыми высоко вверх руками. Видно, как стволы ружей упираются в спину конвоируемого – немецкого диверсанта, одетого в гражданскую форму. Кто-то видел, как он подавал световые сигналы летчикам. Да ведь и я видел эти светящиеся красноватым цветом и уносившиеся с земли в небо ракеты и слышал странный трубный звук, сопровождавший их полет, но, конечно же, ничего не понимал... Так вот что это было – сигналы с земли немецким летчикам.

Снова вдруг рокот моторов, все смотрят в небо, прикрываясь от солнца руками, и я смотрю туда же, вслед за взрослыми и вижу две серебристые точки, стремительно приближающиеся и увеличивающиеся в размерах. И вот уже кто-то распознал в одном из самолетов советский истребитель, который нагонял стремившегося уйти от его атаки и уступавшего ему в скорости немца. И эта атака удалась – дымная трасса явно обозначилась в чистом, сверкающем от солнца, голубом небе. Поплатившийся за наглость немецкий самолет стал терять высоту, исчез из поля видимости, и вскоре послышался отзвук далекого глухого взрыва. Раздались вопли восторга, аплодисменты, крики «ура-а-а» и, конечно же, вопросы и гадания на тему: где же были наши самолеты ночью и почему дали немцам спокойно бомбить? Может быть, думали, что это провокация? Между тем советский наш самолет стремительно и гордо описал в небе победный вираж и вскоре растворился в небесной голубизне...

Все стали расходиться по домам. И мы вошли в свой дом: отец, мать, Зяма и я. Появились бабушка Сима и дедушка Исаак – старенькие, беззащитные, кроткие. Видно, во время бомбежки никуда они не выходили. Отец был немногословен когда, обращаясь ко всем, вдруг резко взмахнул рукой, как отрубил:

– Все! Уходим! Ничего не берем, все оставляем! Через три дня немцы будут здесь. Рахиль, берем деньги, документы, пару легких одеял, кое-какую одежду и на пару дней еды, а там видно будет...


Местечки Витебской области

ВитебскАльбрехтовоБабиновичиБабыничиБаевоБараньБегомль Бешенковичи Богушевск БорковичиБоровухаБочейковоБраславБычихаВерхнедвинскВетриноВидзыВолколатаВолынцыВороничи Воропаево Глубокое ГомельГородок ДиснаДобромыслиДокшицыДрисвяты ДруяДубровноДуниловичиЕзерищеЖарыЗябки КамаиКамень КолышкиКопысьКохановоКраснолукиКраснопольеКубличи ЛепельЛиозноЛужкиЛукомльЛынтупыЛюбавичиЛяды Миоры ОбольОбольцы ОршаОсвеяОсинторфОстровноПарафьяновоПлиссаПодсвильеПолоцк ПрозорокиРосицаРоссоны СенноСиротиноСлавениСлавноеСлобода СмольяныСокоровоСуражТолочинТрудыУллаУшачиЦуракиЧашникиЧереяШарковщинаШумилиноЮховичиЯновичи

RSS-канал новостей сайта www.shtetle.comRSS-канал новостей сайта www.shtetle.com

© 2009–2020 Центр «Мое местечко»
Перепечатка разрешена ТОЛЬКО интернет изданиям, и ТОЛЬКО с активной ссылкой на сайт «Мое местечко»
Ждем Ваших писем: mishpoha@yandex.ru