Поиск по сайту

Илья Туник

О РОДНЫХ

Дрисса – была родиной моего прадедушки и дедушки по материнской линии. Здесь жили бабушка – мама моей мамы – и другие мои родные. Но о них позже.

А пока немного о Дриссе и ее истории. С 25 января 1962 г. – это г. Верхнедвинск. Он находится на месте слияния рек Дрисса и Западная Двина. Расположен в 70 км от Полоцка и в 175 км от Витебска. Железнодорожная станция на линии Полоцк – Даугавпилс.

В литературных источниках первые упоминания – в 1388 г., когда о время междоусобной войны Дриссенский замок захватил и поджег князь Андрей Полоцкий. Летописное название города – Дрись, Дрисса, Дриза. Согласно археологических исследований Дрисса существовала значительно раньше. В 1503 г. она упоминается в договоре между Великим князем Великого Княжества Литовского и Великим князем московским Иваном III, как волость, подчиненная Полоцку (Полоцк тогда находился в составе Великого Княжества Литовского). В 1563 году город захватили войска Ивана IV Грозного. В 1583 году Стефан Баторий (король польский, полководец) освободил Дриссу. В разрушенном городе в 1586 году насчитывалось только пять домов.

После 1-го раздела Речи Посполитой в 1772 году Дрисса вошла в состав Российской империи. В 1776 г. стала центром Дриссенского уезда. В 1797 г. в Дриссе проживало 1310 жителей. В войне 1812 года под Дриссой находились укрепленные позиции русской армии. Предполагалось здесь дать Наполеону, по плану Фуля (Пфуля), генеральное сражение. План осуществлен не был, но бои здесь были крепкие. В одном из них близ местечка Клястицы погиб генерал-лейтенант Я.П. Кульнев (1763 – 1812 гг.). В этом бою русские войска одержали победу, но Кульнев был смертельно ранен. Клястицы (теперь Кульнево) находятся примерно в 40 км от Дриссы.

С середины XIX века город застраивался согласно генерального плана 1838 г. К 1864 г. здесь 28 кварталов, 2 площади. В 1866 г. недалеко от Дриссы прошла железная дорога Полоцк – Двинск (нынешний Даугавпилс). Железнодорожная станция стала одним из основных пунктов вывоза льна за границу.

Согласно переписи 1897 г. в городе было 4328 жителей, а в 1905 г. – его население составило 5750 человек, стояло 525 деревянных и 25 кирпичных домов. Население города состояло наполовину, а может быть и больше, из евреев. Так по переписи 1897 г. в Дриссе проживало 2856 евреев (67,39% от общего населения). В городе работали 14 кустарных предприятий, городское и приходское училище, низшая ремесленная школа, были больница, аптека. Были костел, православная церковь и две синагоги. При Советской власти в начале тридцатых годов они были закрыты. Население города занималось, в основном, ремеслом и торговлей.

В феврале – ноябре 1918 г. Дриссу оккупировали германские, в сентябре 1920 г. – польские войска. В марте 1923 г. Дриссенский уезд ликвидирован, а 17 июля следующего года образован Дриссенский район, центром которого стала Дрисса. 3 июля 1925 года населенный пункт получил статус местечка. С 27 сентября 1938 г. Дрисса – город. В 1939 г. население 2,7 тыс. жителей.

До Первой мировой войны Дрисса, по-видимому, была оживленнее. С западной стороной Западной Двины город соединял мост. Во время гражданской войны мост был разрушен, а Западная Двина стала государственной границей с Польшей. В Дриссе была пристань, по Западной Двине ходили пассажирские и грузовые пароходы. Дрисса была небольшим центром торговли продуктами сельского хозяйства и главным образом льном. В 20-е годы и в начале 30-х, по Западной Двине сплавляли лес – плоты шли с красными флажками (наши) и красно-белыми (польские). Потом это прекратилось. С 1937 г. вдоль берега реки были установлены двойные ряды колючей проволоки со вспаханной полосой между ними. В Дриссе была пограничная застава.

Промышленность в Дриссе ограничивалась льнозаводом. Во времена НЭПа были мелкие лавочки (частные), работали ремесленники. В 30-е годы вместо частных лавочек стали кооперативные, ремесленников объединили в артели…

В 20-е годы в Дриссе одна школа, вначале восьмилетняя, потом десятилетка. Преподавание велось на белорусском языке. В конце 20-х появилась еще еврейская школа-восьмилетка, в которой преподавание велось на языке идиш. В конце 30-х годов ее закрыли.

Хозяйственная жизнь в городе была заторможена, главным образом, вероятно, из-за приграничного положения. Приезжать можно было только по специальным пропускам. И кто мог, из города уезжали в Витебск, Минск, Ленинград. Молодежь уезжала учиться.

В городе становилось веселее и оживленнее летом, когда студенты приезжали на каникулы. Главная улица города до революции называлась Новомосковской, а после – Советской. Была вымощена булыжником – примерно до середины своей длины, дальше дорога была грунтовой. Эту часть улицы называли «Пески». Так вот, около середины этой улицы, шедшей параллельно Западной Двине был сквер. В сквере сохранился памятник – память о войне с Наполеоном в 1812 году. Памятник в виде четырехгранной усеченной пирамиды был изготовлен в городе Вильно в 1912 году. Его увенчивала голова императора Александра I. Во время революции и гражданской войны голова была отстреляна.

В сквере собиралась молодежь, парни и девушки сидели на скамейках, пели, шутили, играли. С другой стороны улицы, как раз напротив сквера, было футбольное поле. В 20-е годы и в начале 30-х на нем играли в футбол. По воспоминаниям моего двоюродного брата Залкинда Рапопорта, в 1937 году во время избирательной компании на этом поле построили трибуну, состоялся митинг, с трибуны держал речь Народный комиссар внутренних дел Белоруссии Берман. Позднее он был расстрелян, как «враг народа». Году в 1938 в одном конце футбольного поля, которое к тому времени засадили деревьями, построили танцплощадку. Вечерами играл духовой оркестр, молодежь танцевала.

В сентябре 1939 года, Красная Армия перешла границу с Польшей (в соответствии с договором, заключенным с Германией), чтобы «освободить» Западную Белоруссию от польского ига. Девять красноармейцев, не умевших, по-видимому, плавать, при переходе через Западную Двину утонули. Их похоронили на этом футбольном поле, которое позже стало сквером. Я тогда был ребенком, но помню церемонию похорон, траурный митинг. Залпы салюта, звуки траурной музыки. Было много людей, я был с кем-то из взрослых и переживал вместе со всеми. Помню также, что за этим сквером находилась Ленинградская улица, на ней были здания почты, милиции, народного суда. В зале суда перед похоронами были выставлены для прощания гробы с погибшими красноармейцами.

В связи с Ленинградской улицей у меня сохранилось еще одно тяжелое детское воспоминание. Улица была без дорожного покрытия, весной и осенью рядом со сквером стояла глубокая грязь, по бокам были дощатые деревянные тротуары. Я еще был совсем маленьким ребенком и однажды стал свидетелем, как на этом месте лошадь сбросила седока и втаптывала его копытами в грязь, а он сильно кричал. Это оказала на меня ужасное впечатление и помнится до сих пор.

В начале Великой Отечественной войны 3 июля 1941 года город оккупировали немецко-фашистские захватчики. За время оккупации здесь погибло 769 человек. Это были евреи, которые не успели или не смогли эвакуироваться из города. За время войны было разрушено и сожжено много домов. Дрисса была освобождена 12 июля 1944 года войсками 2-го Прибалтийского фронта. Воинов, погибших при освобождении Дриссы, похоронили в братской могиле в том же сквере, где похоронены пограничники. Там сейчас создан мемориал. На еврейском кладбище, на месте зверски убитых немцами жертв еврейского гетто, стоит памятник.

После войны город постепенно восстановлен, созданы микрорайоны новых жилых домов. Восстановлены старые, построены новые производства. Древний город развивается и хорошеет. В 1959 г. в городе 3,6 тыс. жителей, в 1770 г в Верхнедвинске насчитывалось 4,9 тыс. жителей.

Чтобы познакомиться с достопримечательностями теперешнего Верхнедвинска, нужно его посетить.

И еще нельзя не упомянуть, что в Дриссе родился еврейский художник XIX – начала XX в., академик живописи Исаак Львович Аскиназий.

Улица Советская в Верхнедвинске начинается у места слияния рек Дрисса с Западной Двиной. Недалеко от начала улицы, на стороне прилегающей к Двине, в своем доме жил мой дедушка – отец мамы. В то время, когда он был живым, я не знал, как его звали, а называл просто дедушкой. Так же я не знал, как звали бабушку. Имена их мне несколько лет тому назад назвал мой двоюродный брат Залкинд Рапопорт, у нас были общие дедушка и бабушка по линии матерей.

Дедушка Шеел (Саул) Бен Исроэл Иоффе
и бабушка Шейна Михелевна Эмануэль.

Дедушку звали Шеел (Саул), по документам Шевель Нохимов Иоффе. Отец дедушки, мой прадедушка – звали его Исроэл-Нохем – в 1899 году уехал в Палестину. До этого он развелся с женой, в Палестине женился, а в 1909 году умер. Он оставил семье большой дом, в котором жил дедушка. О роде занятий прадедушки ничего сейчас неизвестно и спросить не у кого. По мнению тоже же моего двоюродного брата, прадед занимался продажей зингеровских швейных машинок, то есть был дилером, как сейчас говорят.

Дедушка хорошо пел и его по праздникам приглашали быть кантором (хазаном) в синагоге. Он играл в шахматы, в молодости даже увлекался ими, научил этой игре свою старшую дочь Соню, а она в дальнейшем – своих детей Залкинда и Михаила. Оба они увлекались шахматами, участвовали в турнирах, интересовались шахматной литературой.

Дедушку я помню. Он был высокого роста, с большой бородой. Был очень религиозен, знал и понимал Талмуд, ходил молиться в синагогу, соблюдал все религиозные законы и традиции.

Помню дом дедушки, он был довольно большой, на высоком фундаменте с подвалом – сохранился до сих пор. До революции дедушка держал постояльцев; мама говорила, что у них жили землемеры. С приходом Советской власти дом национализировали, оставили дедушке с бабушкой в этом доме всего две комнаты. Дедушка на дому чинил часы.

Бабушку – мамину маму – звали Шейна Михелевна (так в документах), девичья фамилия ее была Эмануэль. Ростом она была гораздо ниже дедушки. В 20-е годы у дедушки с бабушкой была корова, и все домашние работы были на плечах бабушки. Она была тоже очень набожна и молилась дома. Родом была из Режецы (Резекне, Латвия). В 20-е – 30-е годы Латвия была заграницей, связь с заграницей в эти годы была криминалом, никакой связи с бабушкиной родиной не было. Так что неизвестно, оставались ли там какие-либо родственники.

Когда мне было около шести лет, а моей сестре Лиле четыре года, меня отправили на 40 дней жить к дедушке и бабушке. Дело в том, что Лиля заболела скарлатиной и, чтобы я не заболел, меня изолировали от сестры на заразный период. Мне очень нравилось жить у дедушки и бабушки. Они были очень добры ко мне, особенно дедушка. Мне нравилось смотреть, как он разбирает и чистит (промывает бензином) часы. Иногда мне перепадали кое-какие детали от часов: колесики, пружинки, крышки и т.п., и я любил с ними играть. У бабушки была швейная машинка фирмы «Зингер» и я любил ее тайком крутить. Мне у них нравилось и меня с трудом и со скандалом забрали от них домой.

Мои дедушка и бабушка в начале войны были заключены в Дриссенское гетто. Они не смогли эвакуироваться из города. Когда немцы стали подходить к Дриссе, дядя Цала – муж маминой сестры тети Сони, выехал с ними на лошади. По рассказам очевидцев по дороге у дяди Цалы украли хомут от упряжи, они не смогли дальше ехать. Их настигли немцы, и они вынуждены были вернуться обратно.

Всех евреев, оказавшихся в городе, согнали в несколько домиков в начале улицы Советской, окружили район колючей проволокой, так образовалось гетто. Мужчин из гетто водили на земляные работы. Дядя Цала имел возможность удрать в лес к партизанам, но он не мог оставить стариков. В гетто Цала Рапопорт возглавлял общину.

2 февраля 1942 года всех обитателей гетто вывели на еврейское кладбище и расстреляли. Рассказывали, что незадолго до этого дедушка упал с лестницы и сломал ногу.

Далее привожу выдержку их Акта районной комиссии города Дрисса от 6 апреля 1945 года «О выявлении и расследовании преступлений немецко-фашистских захватчиков на территории района». Этот акт находится в Национальном архиве Республики Беларусь и опубликован в книге «Память. Верхнедвинский район». «…В феврале месяце 1942 года в г. Дрисса в специальном лагере было собрано 769 человек еврейского населения, после пыток и издевательств все они вместе с детьми были согнаны на еврейское кладбище, где группами по 10–15 человек заводили в заранее подготовленную яму размером 20х4 метра и расстреливали из автоматов и пулеметов. Детей бросали в яму живыми, расстреливали на лету. Раненных и недобитых живыми засыпали песком».

Мама Геся Савельевна Иоффе.

Мою маму звали Геся Савельевна (так и по документам) фамилия ее была Иоффе, после замужества фамилию она не меняла. Она была младшей дочерью у родителей. Родилась она 7 сентября 1896 года в городе Дрисса. У нее была сестра Соня, в замужестве – Рапопорт. Она была на 6 лет старше мамы. Звали мы ее тетей Соней, по паспорту – Сифра Шевелевна. Обе сестры учились в прогимназии (были тогда такие учебные заведения и соответствовали 4-м классам образования). По-видимому, мама продолжила учение в гимназии (этого я точно не знаю, но, кажется, мама об этом говорила), т.к. была она достаточно грамотной, имела хороший почерк, красивый слог в письмах, разбиралась в литературе, поэзии, до последних дней жизни много читала. В 1916 году мама стала работать в частной аптеке Рейнсона в качестве аптекарской ученицы, где проработала да 1923 года. С июля 1923 г. по январь 1924 г. училась на фармацевтических курсах в гор. Витебске и, как записано в свидетельстве, была удостоена квалификации фармацевта со всеми вытекающими из этого правами и преимуществами, присвоенными данной квалификации». А с августа 1924 г. стала управляющей Дриссенской аптекой Белаптекоуправления.

Тетя Соня с сыном Засей(Залкиндом).

Мою мама звали Геся Савельевна (так и по документам), фамилия ее была Иоффе, после замужества фамилию она не меняла. Она была младшей дочерью у родителей. Родилась 7 сентября 1896 года в городе Дрисса. У нее была сестра Соня, в замужестве – Раппопорт. Она была на шесть лет старше мамы. Звали мы ее тетей Соней, по паспорту – Сифра Шевелевна. Обе сестры учились в прогимназии (были тогда такие учебные заведения и соответствовали 4-м классам образования). По-видимому, мама продолжила учение в гимназии (этого я точно не знаю, но, кажется, мама об этом говорила), т.к. была она достаточно грамотной, имела хороший почерк, красивый слог в письмах, разбиралась в литературе, поэзии, до последних дней жизни много читала. В 1916 году мама стала работать в частной аптеке Рейнсона в качестве аптекарской ученицы, где проработала до 1923 года. С июля 1923 г. по январь 1924 г. училась на фармацевтических курсах в гор. Витебске и, как записано в свидетельстве, была удостоена квалификации фармацевта со всеми вытекающими из этого правами и преимуществами, присвоенными данной квалификации». С августа 1924 г. стала управляющей Дриссенской аптекой Белаптекоуправления.

Судя по сохранившимся фотографиям и по моим детским воспоминаниям, мама в юности и в молодости была очень красивой. Она была красивее тети Сони. Тем не менее, тетя Соня вышла замуж в 25 лет, а мама – только в 35. Я как-то спросил маму, почему она такая красивая и хорошая так долго не выходила замуж? Наверное, было достаточно молодых людей, которые предлагали ей руку и сердце? Буквального ответа я не помню. Но я так представляю, что она была скромной и застенчивой девушкой, не доверяла мужчинам. Возможно, она ждала «своего принца». И этот «принц» явился в 1930 г. в образе моего будущего отца, когда он стал заведующим Дриссенской райбольницей. В это время работало всего два врача. Одним из них был хирург Оскар Григорьевич Плисан. Он влюбился в мою маму. К этому времени он уже успел развестись со своей первой женой. По маминым словам, он был достаточно хорош собой, умел ухаживать и покорять женские сердца. Но мама ему не поверила, отклонила предложение. По видимому, мама все же питала к нему взаимные чувства. Потому что в будущем, когда он уже уехал из Дриссы (стал преподавателем, доцентом Минского медицинского института на кафедре урологии), они переписывались, причем он писал втайне от своей второй жены. Даже когда они стали совсем старыми, в письмах он не переставал восхищаться мамой. Некоторые из писем сохранились. Так в письме от 24.VII.1972 г. он писал: «Вы передо мной такая же милая и хорошая, какой я Вас знал… Мне приятно и трогательно о Вас помнить, много, очень много хорошего Вы для меня сделали. Но видите, как жизнь складывается, быть может, в совместной жизни было бы, нам много разочарований, а может быть и горестей. Сейчас наши чувства не запятнаны и, мне думается, какой бы Вы не оказались при встрече, я с тем же нежным чувством, с той же симпатией к Вам отнесся бы». Привожу эти строки не потому, что хочу копаться в интимной переписке, а для того, чтобы сказать, что мама действительно заслуживала таких красивых слов. Ее просто нельзя не любить, такой очаровательной, чистой, доброй она была. Но было так, как было. Ей тогда было уже 35 и нужно было выходить замуж. Мама была зав. аптекой, папа – зав. больницей, они общались по работе. Папа сделал ей предложение, мама согласилась. В 1931 году они поженились, в возрасте 36 лет она родила меня, в 38 – сестру Лилю.

Папа Макс Абрамович Туник.

Как я уже писал, отец не был «королевских кровей», он был сыном сапожника, но, к слову, не умел держать молотка в руках, по хозяйству дома ничего не делал. Мама рассказывала, что однажды, в начале их совместной жизни, она послала его к колодцу за водой, так он вернулся без ведра, утопил его в колодце. Больше мама его за водой не посылала и не только… Жили они достаточно дружно, особых ссор между ними я не помню. Мама была на семь лет старше отца, но, тем не менее, пережила его на 20 лет (отец умер в 1972 году, мама – в 1992 году). Отец уделял больше внимания работе, чем семье. До войны, по роду своей деятельности, родители большую часть суток находились на работе: отец в больнице, мама в аптеке. Иногда оба они приходили с работы в 12 часов ночи (когда по радио играли «Интернационал», как теперь гимн). Поэтому они вынуждены были держать домработницу. Мама, конечно, заботилась о домашнем хозяйстве. По складу характера она была «совой» и любила заниматься домашними делами поздно вечером или, даже, ночью. Была она трудолюбивой, но все делала медленно, аккуратно, не спеша. Наверное, это было у нее не только от рождения, но и от работы фармацевта. Тогда ведь в аптеках было мало готовых лекарственных форм, лекарства надо было готовить, а это требует особой тщательности, аккуратности, точности, неторопливости. Мама была доброй, незлобивой, ласковой с нами – детьми. И сейчас еще помню колыбельную песню, которую она мне пела: «Спи моя радость усни…». Не помню, чтобы она повышала на нас с сестрой голос. Будучи уже совсем старенькой она жила у нас в Полоцке, но никогда не вмешивалась в дела нашей семьи, хотя за нас всегда переживала. Утром она вставала, тщательно и не спеша умывалась и расчесывала волосы, потом неторопливо завтракала. Еду она аккуратно раскладывала на тарелке, небольшими порциями, ела немного, неторопливо. Чай она любила пить в прикуску, перед чаепитием аккуратно раскалывала куски сахара на небольшие кусочки.

Мама и папа. 1970 г.

У мамы была обширная переписка с родными, друзьями, знакомыми. У отца почерк был некрасивый, неразборчивый. Бывали случаи, когда выписав рецепт, потом сам не мог разобрать, что написал и тогда обращался к маме: «Мама, посмотри, что я написал?» И мама расшифровывала его «иероглифы». Наверное, на папин почерк наложило отпечаток обучение в еврейской школе: буквы у него получались остроконечные, прямоугольные, с большим количеством палок и крючков, как в еврейском алфавите. Но, несмотря на это отец врач был прекрасный и недаром ему одному из первых в республике присвоили звание «Заслуженного врача». После войны, когда он вернулся с фронта в чине майора с орденами и медалями, он как-то в шутку сказал, что если б у него был лучший почерк и большой рост, он давно бы стал генералом. Все важные бумаги, письма, исходящие из нашей семьи были написаны мамой. Воспитывала нас с сестрой в детстве домработница. Но было воспитание и от мамы. Если есть у меня что-то хорошее, то это от мамы. Она сама была очень честной, справедливой, независтливой и приучала к этому нас.

Теперь о родственниках по линии отца. Сведения о них у меня в основном отрывочные и не всегда претендуют на точность.

Родители отца.
Дедушка Абрам Мордухович
имени бабушки не знаю.

Больше всего я могу рассказать о дяде Яше – папином брате. Он получил высшее сельскохозяйственное образование, скорее всего в Минске. До войны дядя Яша работал агрономом, где – не знаю. В начале войны он был направлен на учебу в артиллерийское училище, после окончания которого был отправлен на фронт и всю войну провел в окопах, на передовой, был минометчиком. Первая его семья – жена и дети погибла в гетто, по-моему, в Орше. После войны дядя Яша работал директором совхоза, кажется под г. Горьким. Вторично женился на женщине с ребенком. Жену звали Раисой Захаровной, дочь ее дядя Яша удочерил, а потом у них родился общий ребенок, тоже дочка. Жену и детей он очень любил, в жене, как говорится «души не чаял». Где-то в году 1949 или 1950 он вместе с женой впервые приезжал в Дриссу. Меня тогда в Дриссе не было, учился в Витебске, в мединституте. По рассказам моей сестры и мамы, отношение дяди Яши к жене было столь нежным и трепетным, что буквально носил ее на руках. Также с любовью он относился к обеим своим дочерям Розе и Майе. Вообще дядя Яша по характеру был очень добрым человеком. Во время войны он получил ложное известие о смерти мамы. Мы с Лилей жили тогда в эвакуации (в Башкирии) с тетей Соней – маминой сестрой. Дядя Яша сразу же прислал нам очень взволнованное письмо и деньги, просил тетю Соню, чтобы она нас не бросала, обещал нас забрать к себе и усыновить. В 1955 году по призыву партии дядя Яша едет на целину. Его назначают директором зерносовхоза «Западный» в Кокчетавской области Казахстана. Совхоз был большой, где-то более 200 тысяч гектаров пахотной земли, было много сельскохозяйственной техники, только тракторов и комбайнов было около сотни. Дядя Яша рассказывал, что когда он приехал, там была голая степь, еще снег не сошел. Съехался народ самый разный со всего Советского Союза, были и бывшие преступники, освобожденные из тюрем. Жили в палатках. Сразу же было выпито все спиртное, которое можно было приобрести в округе. Пили даже разведенную пудру, не говоря уже об одеколоне. За спиртным посылали машину за 150 – 200 километров. И, конечно, на этом фоне начался разгул преступности. Нужно было чем-то занять людей, отвлечь от пьянства и преступлений. Дядя Яша велел собирать по степи камни для очистки будущих полей. Были созданы партийная и комсомольская организации. Однажды он узнал, что бывшие заключенные проиграли его в карты и собирались убить. Комсомольцы на собрании приняли решение тайно охранять директора, но он не сразу об этом узнал. Связались с правоохранительными органами района и бандиты были арестованы и увезены с территории совхоза. В дальнейшем на этом месте был построен благоустроенный поселок с больницей, школой, магазинами и другими учреждениями быта. Совхоз собирал рекордные урожаи зерновых. За высокие показатели в работе Яков Абрамович Туник – директор совхоза «Западный», был награжден орденом Ленина и ценным подарком, мотоциклом с коляской. В одной из своих речей генсек ЦК КПСС Н.С. Хрущов упоминал его имя. Вот передо мной пожелтевший лист совхозной газеты «Хлебный край» от 10 марта 1957 года. На первой странице статья «Награда за доблестный труд». В ней сообщается о награждении директора совхоза Туника Я.А. орденом Ленина, а также группы работников совхоза орденами и медалями «За успехи в освоении целинных и залежных земель».

Дядя Яша. Фото 29.05.1945 г.

Дядя Яша был в Дриссе во время отпуска в 1957 году, и мы с ним общались. Он приглашал меня к нему в совхоз на работу в больнице, но я поехать не осмелился, и вряд ли меня отпустили с моей тогдашней работы в сельской участковой больнице (на станции Бигосово). Когда дядя Яша вышел на пенсию, он вместе с женой переехал в Гомель и несколько лет работал агрономом. В последний раз в Дриссу он приезжал в 1972 году, когда умер отец.

Дядя Яша, его жена Раиса Захаровна
и дочь Роза. Фото 1955 г.

Моя сестра, Лилия Максовна Туник (по мужу – Сосновик), родилась 12 мая 1934 года в гор. Дрисса Витебской области. У нее были рыжие волосы с веснушками на лице. Роста была среднего, полноватая в отрочестве и юности, потом похудела. Учиться начала в 1941 году во время эвакуации в Башкирию, училась в средней школе с. Андреевка Илишевского района, затем продолжила учебу в г. Дрисса. Училась прилежно на «4» и «5». Я ее считал «зубрилкой», потому что если что-нибудь не понимала, заучивала на память. Школу закончила с серебряной медалью. Поступать решила в Минске, в институт народного хозяйства им. Куйбышева. Это происходило в 1951 году во время разгара антиеврейской компании («борьбы с космополитами», а затем в связи с «делом врачей–вредителей»). Когда она подавала документы в приемную комиссию, ей открытым текстом сказали: «Девушка, тебе сюда не поступить». Но она не поверила и стала сдавать вступительные экзамены. Конечно, ее «завалили». Тогда она поехала в Даугавпилс и подала документы в учительский институт на факультет русского языка. Отлично успевала, даже латышский язык быстро освоила, окончила институт с «красным дипломом». Институт давал неполное высшее образование. Пединститут в дальнейшем она закончила заочно. Направили ее работать в Луначарскую среднюю школу Дриссенского района, учительницей русского языка и там она познакомилась с директором школы Сосновиком Иосифом Рафаиловичем, который сделал ей предложение, и в 1960 году они поженились.

С Иосифом я познакомилась еще во время своей работы в Бигосово Дриссенского района в 1955 году. Я в то время заведовал Бигосовской участковой больницей, а он работал в Бигосовской средней школе. Мы были, так сказать, представителями местной интеллигенции, общались во время работы. Однажды меня пригласили на дом к больному, около дома стоял Иосиф и в шутку науськивал («куси-куси») на меня бродячую собаку. Собака была безобидная и незлобная, но «шутка» его мне не понравилась. Тем не менее, мы продолжали общаться, иногда вместе с коллективом школы отмечали праздники. Потом я узнал тяжелую историю его детства, она отложила нехороший отпечаток на его характер. Иосиф родился 25 декабря 1929 года на территории Западной Белоруссии в д. Германовичи Шарковщинского района. Тогда это была Польша. Отец Иосифа – Рафаил, был крупным землевладельцем, являлся помещиком. Окружавшие крестьяне его не любили за грубый характер. Когда в 1939 году Красная Армия вошла в Западную Белоруссию, кто-то из недовольных крестьян написал на него донос в НКВД, что он является «врагом советской власти». Его арестовали, а затем вместе с женой и сыном выслали в Казахстан. Иосифу тогда было 10 лет.

Илья Максович Туник.

В Казахстане семья испытала голод, холод и нужду. Отец заболел дизентерией и умер. У отца Иосифа был брат – дядя Семен. До революции он владел несколькими аптеками в Санкт-Петербурге, которые с приходом советской власти национализировали. После революции дядя Семен жил в д. Граверы недалеко от Даугавпилса, где у него во владении была небольшая сельская аптека. С приходом Советской власти в Латвию заведовал этой аптекой. После ареста брата он хлопотал и поручился за него. Тем не менее, Иосифа и его маму, Хасю Абрамовну освободили из ссылки только в начале 50-х годов. Они стали жить у дяди Семена в Граверах, а затем переехали в г. Краслава в Латвии. После окончания школы, чтобы поступить в институт, Иосиф вступил в ряды КПСС. Учился в Минском пединституте, после окончания которого работал учителем в д. Бигосово Дриссенского района, а затем директором Луначарской средней школы недалеко от Дриссы. Вскоре после женитьбы Иосиф и Лиля переехали в Дриссу (Верхнедвинск), стали жить в доме наших родителей по ул. Ленинградской, 38 и работать в школе № 2 учителями русского языка. Позднее Иосиф стал директором вечерней школы Верхнедвинска. 16 мая 1961 года у них родилась дочь Алла, а 23 февраля 1966 года – дочь Жанна.

У брата отца Иосифа – Рафаила, как я уже написал, дяди Семена, был сын Иосиф Семенович – «Ося друйский», – так его называли в Друе (местечко на границе Миорского, Браславского районов и Латвии), потом он переехал жить в Витебск. По профессии был учителем. У него было трое сыновей: от первой жены Борис и Яша, от второй жены – Гриша. Яша – Яков Иосифович, – о котором сейчас идет речь, родился в Германовичах, в гетто, в 1941 году. Яшу (Янека) удалось вынести из гетто, его укрывала в деревне, с риском для жизни, белорусская женщина – Маня Казаченок. Она когда-то работала санитаркой в аптеке в Германовичах у дяди Семена. Тетя Маня спасла Янеку жизнь, за что он ее чтил и считал второй матерью. Марии Казаченок было присвоено звание «Праведницы Народов Мира», умерла она два года тому назад, в 2008 году. В мирное время Янек успешно, с отличием, закончил среднюю школу и медицинский институт, много лет работал заведующим травматологическим отделением Новополоцкой горбольницы, был опытным специалистом, его очень уважали в городе, неоднократно избирали в городской Совет, ценили как специалиста в соседних районах. Говорю о нем в прошедшем времени, потому что он умер в 2002 году от онкологического заболевания – опухоли кишечника. Яков вырастил двух прекрасных сыновей: Льва и Бориса – оба работают врачами травматологами в Новополоцкой больнице, продолжают дело отца.

Местечки Витебской области

Витебск• Альбрехтово• Бабиновичи• Бабыничи• Баево• Барань• Бегомль• Бешенковичи• Богушевск• Борковичи• Боровуха• Бочейково• Браслав• Бычиха• Верхнедвинск• Ветрино• Видзы• Волколата• Волынцы• Вороничи• Воропаево• Глубокое• Гомель• Городок• Дисна• Добромысли• Докшицы• Дрисвяты• Друя• Дубровно• Дуниловичи• Езерище• Жары• Зябки• Камаи• Камень• Колышки• Копысь• Коханово• Краснолуки• Краснополье• Кубличи• Лепель• Лиозно• Лужки• Лукомль• Лынтупы• Любавичи• Ляды• Миоры• Оболь• Обольцы• Орша• Освея• Осинторф• Островно• Парафьяново• Плисса• Подсвилье• Полоцк• Прозороки• Росица• Россоны• Сенно• Сиротино• Славени• Славное• Слобода• Смольяны• Сокорово• Сураж• Толочин• Труды• Улла• Ушачи• Цураки• Чашники• Черея• Шарковщина• Шумилино• Юховичи• Яновичи

Главная

Новые публикации

Контакты

Фотоальбом

Карта сайта

Витебская область

Могилевская область

Минская область

Гомельская область