Ольга Яковлевна Ноткина, руководитель Витебского отделения Белорусского общественного объединения евреев – бывших узников гетто и нацистских концлагерей, малолетний узник Колышанского гетто
О. Я. Ноткина на открытие памятника
погибшим евреям в Колышках.
Местечко Колышки находится на востоке Витебской области в Лиозненском районе, в 20 км от райцентра Лиозно.
Уже в конце XIX века Колышки были крупным еврейским местечком, расположенном на пути из Витебска в Смоленск. По статистике 1897 года в Колышках проживало 1127 евреев, что составляло 71,9% от общего количества населения. Колышки развивались как торговый и ремесленный центр. Люди выращивали картофель, овощи, лен. Работали сапожниками, портными, кожевенниками, кузнецами, извозчиками. Был парикмахер, красильщик. Изготавливали плетенные изделия; корзины, лапти, бочки, ложки. Эту продукцию продавали на кирмашах (ярмарках), которые проводились в Колышках два раза в год, возили в Смоленск, Витебск, Рудню.
Колышки всегда оставались самым еврейским местечком. По переписи 1939 года численность евреев составляла 67,4%, это был самый высокий процент по всей области. (Витебск – 22,2%, Полоцк – 21,8%, Сураж – 15,4%). Здесь была двухэтажная синагога. До 1938 года работала еврейская семилетняя школа. С 1926 по 1935 годы работал Колышанский национальный совет, где все делопроизводство, собрания, совещания проводились на языке идиш.
Наша семья постоянно проживала в Колышках. Состояла она из семи человек: родителей и пятерых детей – четыре дочери и сына.
Отец, Ноткин Яков Ильич, работал кузнецом в разных колхозах по найму. Как хороший специалист он был всегда востребован.
Мама, Ноткина Марья Львовна, была домохозяйка, а мы, дети, учились в школе. Две мои старшие сестры окончили школу еще до войны и уехали в Витебск продолжать учебу.
У нас был большой дом в центре Колышек, большой двор с хозпостройками и достаточным для семьи хозяйством, без которого в сельской местности было не прожить.
Война ворвалась в нашу жизнь как смерч, самая жестокая, самая кровопролитная война XX столетия.
Солнечное летнее утро 22 июня 1941 года не предвещало беды. Мы, отец, сестра и я отправились в лес заготавливать дрова на зиму.
Обратно возвращались по Лиозненской улице, на которой жила наша тетя Лиза, сестра отца. Вдруг видим, выходит на середину улицы наша двоюродная сестра Роза Фомина и говорит: «Германия объявила войну нашей стране».
Через неделю на фронт ушли почти все мужчины, даже снятые с воинского учета, в том числе и мой отец. А 10 июля 1941 года гитлеровцы оккупировали Колышки. Их приходу предшествовал бой за местечко, который длился целый день. Во время боя был разгромлен и сожжен центр местечка: почта, сельмаг, магазины, жилые дома, в том числе и наш.
Сейчас трудно себе представить, что некогда это было крупное, красивое, все в зелени местечко, где в дружбе, в мире и согласии проживали люди разной национальности, и никогда не было национальных конфликтов. Эвакуироваться почти никому не удалось. Во-первых, потому, что никто не предполагал, что немцы зайдут так далеко, во-вторых, из-за отдаленности от железной дороги (20 км) и отсутствия транспорта.
Фашисты сразу открыли полицейскую управу, назначили старосту и приступили к решению нацистского варианта «еврейского вопроса». Все евреи – местные и беженцы из Витебска – оказались сразу в гетто. Территория их передвижения была ограничена, евреев обязали носить на одежде желтые нашивки с шестиконечной звездой. Местному населению запрещалось укрывать евреев. За непослушание грозил расстрел. Жизнь в гетто была типичной для таких мест: скученность, пять семей в одном доме, бесправие, голодные и больные люди, лишенные медицинской помощи и лекарств. Были случаи заболевания сыпным тифом. Таких больных фашисты расстреливали сразу.
Фашистские пособники – полицаи зверствовали, упиваясь властью, они отбирали последнее, что еще оставалось в еврейских домах, и грозили, что скоро всех убьют. Напоминали, что в соседних местечках Сураже, Яновичах, Добромысле, Рудне евреев уже убили, «скоро возьмутся и за вас». Полицаи расстреливали, избивали без причины, по каждому пустяку. Просто так, на улице, на ходу расстреляли Мину Амромину и Григория Фомина, молодого мужчину – беженца из Витебска Зяму полицаи расстреляли за то, что он не так быстро снял понравившиеся им сапоги, а потом сняли их уже с мертвого. Моего двоюродного брата 15-летнего Хаима Бляхера избили до полусмерти за то, что он имел глупость надеть пилотку (советскую), найденную на поле после боя. Пожилого человека Вульфа Мерзляка избили до полусмерти за то, что не показал, где живут коммунисты. Его родного брата пожилого человека гоняли долго вокруг дома, а потом ударили прикладом по голове, и он упал и умер, – за то, что у него не было нужного им табака. Пятеро мужчин были убиты за то, что осмелились пойти в деревню побираться.
В таких условиях мы прожили почти девять месяцев. Это была страшная жизнь. Здесь каждый день и каждый час гуляла смерть. На самое страшное нас ожидало впереди.
17 марта 1942 года на рассвете карательный отряд фашистов в белых маскировочных халатах на лыжах оцепил местечко плотным кольцом. Что было дальше, написал мне в своем письме очевидец, мой одноклассник Петя Липшин (Петр Фадеевич), проживающий ныне в г. Минске, который попытался спасти своего друга, еврейского мальчика Мотю Златина. Вот выдержка из этого письма.
«…Да, это было жуткое утро 17 марта 1942 года, когда каратели окружили Колышки. Они начали сгонять все население на базарную площадь – и русских, и евреев, но затем всех русских отпустили по домам, а евреев заперли на колхозном дворе. Мы, пацаны, я, младший брат и Мотя Златин, спрятались у нас в подполье, а мать осталась нас караулить. И когда немцы всех согнали на площадь, мы уже думали, что они не вернутся, и детское любопытство взяло верх. Только мы втроем вылезли из подполья, как вошел полицай Романовский, который сразу бросился к Моте и за воротник потащил его на улицу. А моей матери пригрозил, чтобы мы сидели дома, пока он не придет. Но мы перебежали в сарай и там спрятались на сеновале. На счастье, в это время разведка нашей армии со стороны Понизовья застрочила из пулемета. Каратели засуетились и начали поджигать все еврейские дома. И кто прятался в подвалах, начали выскакивать, а немцы тут же расстреливали их. Очень многих убили: и детей, и особенно слабых стариков. Видимо из-за паники полицай Романовский больше на нашу улицу не вернулся, так мы остались в живых.
О. Я. Ноткина на 145-летии
Колышанской средней школы.
Это был кошмар: все вокруг в огне, кругом стрельба и немцы спешно построили всех евреев в колонну и погнали в направлении Лиозно, и по дороге обессилевших пристреливали. На второй день наши мужчины и подростки подобрали всех убитых евреев, свезли на еврейское кладбище и захоронили их всех в большую братскую могилу.
Так мы пережили тот кошмарный день».
Письмо П.Ф. Липшина является правдивым описанием тех трагических событий, которые пережила и я.
Вместе с мамой, сестрой и братом мы спрятались в погребе одного из домов, и просидели там с 8 утра и до 16 часов дня. Внезапно почувствовав дым, мы поняли, что дом горит. Тогда мама сказала: «Ну что, дети, давайте обнимемся, все равно погибнем». Но сестра, которая была на четыре года старше меня, сказала: «Нет, мама, давайте выйдем. Пусть лучше нас расстреляют, чем мы сгорим заживо». (Я до сих пор испытываю ужас, вспоминая этот разговор мамы с 16-летней сестрой).
Когда мы вышли, к счастью из-за дыма нас не заметили, а может потому, что карателей уже поблизости не было. Мы перебежали и спрятались в сарае во дворе. Там мы просидели, пока колонну евреев повели в направлении Лиозно, где их расстреляли на завтра 18 марта 1942 года, близ деревни Адаменки. А мы пошли в противоположную сторону в Понизовье, где стояли советские войска. Оттуда нас отправили в советский тыл.
В этот страшный день погибло 20 моих родственников, В том числе и многодетная семья сестры моей мамы, матери-героини Белы Бляхер и ее семеро детей. А ее муж и старший сын погибли на фронте.
Моя мама прожила после этой трагедии 32 года, и не было дня, чтобы она не вспоминала и не сказала: «Подумать только, из такой большой семьи не осталось никого!» и ежегодно зажигала поминальную свечу. Теперь это делаю я.
В этот же день погибли семьи маминого брата и папиной сестры по пять человек в каждой. Погибла моя двоюродная сестра, моя одногодка, моя лучшая подруга, нам было по 13 лет. Перед войной мы закончили пять классов.
Всю жизнь меня не покидала мысль о необходимости увековечить память погибших узников Колышанского гетто, но по разным причинам осуществить эту мечту не удавалось. И только в 2003 году, спустя 61 год после трагических событий, благодаря помощи добрых, отзывчивых, чутких людей удалось осуществить эту мечту.
За прошедшие более шестидесяти пяти лет выросло уже два поколения новых, счастливых людей, не видевших войны и, конечно, далеко не все знают сейчас о страшной трагедии, которая произошла 17 марта 1942 года в местечке Колышки.
Лучшая награда для тех, чья жизнь оборвалась в Великую Отечественную войну, – это наша память о прошлом, о нашей истории, прежде всего для того, чтобы не допустить подобного кошмара в будущем.
|
ENG 
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com
О. Я. Ноткина на открытие памятника
О. Я. Ноткина на 145-летии