Герман Иванов
(Германия)
СПАСЛА ФАМИЛИЯ ИВАНОВ
Вспоминать те четыре страшных, кровавых года никому не хочется, но память о тех 1418 днях и ночах, в течение которых длилась Великая Отечественная война, передается из поколения в поколение: от дедов к внукам, от родителей к детям.
В обращении немецкого командования солдатам говорилось: «У тебя нет сердца, нервов, на войне они не нужны. Уничтожай в себе жалость и сочувствие, потому что они не нужны на войне…». И убивали всех, но только евреев потому, что они евреи.
Во время войны русские, белорусы, украинцы относились к евреям по-разному: одни – помогали убивать, другие – были безразличны, третьи – несмотря на опасность, спасали и оказывали посильную помощь, не корысти ради, а от простой человеческой доброты и сочувствия.
Моя мать, Зельдина Лана, родилась в городе Горки в рабочей семье Зельдина Юды Израилевича и Гинды Лазаревны.
Их дом находился на улице Бруцеро-Ерофеевской. Это была большая еврейская семья: пять девочек и один мальчик.
Сын, Зельдин Израиль, окончив 9 классов, добровольцем ушел на фронт, где стал офицерском и был убит на Курской дуге. Трех сестер, бабушек, оставшихся в живых, судьба разбросала по свету: Роза живёт в США, Аня, участница Великой Отечественной войны, – в Беларуси, в городе Орша, а Галина – в Израиле.
Мать, окончив педагогическое училище, вышла замуж за Шифрина Мордухая, окончившего педагогический институт, и совместно с отцом уехала преподавать в средней школе в село Благовичи Чаусского района Могилевской области.
Там нас и застала война. В ту пору мне было 6 лет. Через село проходила магистраль Москва – Минск. По ней голодные и измотанные, не имеющие никакой информации, шли солдаты. Никто не знал, где сегодня проходит линия фронта.
Все ругали генералов Тимошенко и Павлова. При появлении немецких самолетов все бросались в рассыпную. В один из дней заградительный отряд был снят и днём через деревню пошли немецкие танки.
Через несколько дней родители решили уехать в Горки к родителям матери. Но вскоре они узнали, что родителей нет в городе, их дом вместе с другими был сожжен. Поэтому было решено ехать в местечко Горы Горецкого района, где жила двоюродная сестра отца, Гуревич Мирра, с мужем Самуилом, у которых был свой большой деревянный дом в центре местечка.
Прошел 71 год, я из маленького мальчика превратился в седого, пожилого мужчину, но память по-прежнему хранит тот ад, который в течение 27 месяцев оккупации ощутили моя мама и я.
Июль – октябрь 1941 года. В местечке Горы было создано гетто. Все евреи, в соответствии с указаниями немецких властей, под страхом смертной казни должны были носить звезду Давида и не покидать место проживания.
Мать сама не пришила метку ни себе, ни отцу. Она убедила его не носить метку и говорила, что мы русские беженцы Ивановы. Мать, в отличие от отца, не была похожа на еврейку. За несколько дней до расстрела со стороны Горок были слышны пулеметные очереди, шли разговоры, что там 7 октября 1941 года расстреливают евреев.
Люди думали, что делать, чтобы спастись. В ночь перед расстрелом Гуревичи, оставив дом, решили скрыться у знакомых белорусов, живущих на краю местечка. Утром, когда большинство еще спало, мать разбудила меня и стала одевать, собираясь со мной и отцом бежать.
Отец в это время, по просьбе родственников, закапывал их ценные вещи во дворе дома.
Около 7 часов утра 19 октября 1941 года возле дома остановился грузовик, из которого высыпали молодые полицейские и немцы. 2 полицейских вошло в наш дом. В это время в доме были мама и я. Они спросили, кто есть в доме и евреи ли мы.
Мать, сообразив, сказала, что она русская беженка Иванова, а я ее сын. Мы здесь снимаем комнату, и она показала им комнату, в которой мы жили. Полицейские собирались уходить, как вдруг открылась дверь и в комнату с криком: «Лана, что произошло?» – вбежал отец.
«Юда!», – сказали они и погнали нас на улицу. Мать сказала отцу: «Иди медленнее», а мне – беги к русским детям. Я выскочил из дома на улицу и увидел двигающихся в мою сторону детей, за ними – взрослых, и побежал к ним. Я не делил людей по национальному признаку. Так я попал в колонну, которая двигалась от мельницы, и пошел впереди нее. Всех гнали к сельской управе, где были большая сельская библиотека и полицейский участок. Они находились на соседней улице, через два дома от нашего.
Так как моя мать была русая, не похожая на еврейку, и из местных её никто не знал, она сказала, что она русская беженка Иванова, её отпустили, дав ей в сопровождающие немца, чтобы по дороге домой не забрали снова.
Когда колонна, охраняемая немцами, поравнялась с нашим домом, я увидел мать и бросился к ней с криком: «Мама, мама». Немец, сопровождающий колонну, схватился за ружье и крикнул: «Юда», но мать объяснила ему, что я её сын, не еврей, и меня не тронули. В этот день все собранные около управы евреи были выведены за пределы села и расстреляны во рву около льнозавода.
Среди расстрелянных были и Гуревичи, выданные кем-то из местных жителей. Мой отец и еще 300-350 невинных людей были убиты только за то, что они были евреями. Местные жители говорили, что земля, которой были засыпаны мертвые и живые люди, колебалась и дышала, и из-под неё доносились стоны и проклятия. Так продолжалось три дня. Семь дней мы не выходили из дома, на восьмой день мать разрешила мне выйти на улицу. Я пошел к соседскому мальчику, отец которого был агрономом в колхозе. Немцы сохранили это хозяйство. Мальчик мне рассказал, что полицаи задержали около библиотеки, рядом с которой был полицейский участок, пять хорошо одетых в костюмы мужчин. Их сначала заставили произнести скороговорку: «На горе Арарат растет крупный, красный виноград», а затем произвели осмотр на наличие крайней плоти, после чего отвели ко рву и расстреляли разрывными пулями.
Вскоре на рынке мать познакомилась с несколькими женщинами из глухой смоленской деревни Лучки Краснинского района Смоленской области, которые ночью забрали нас и вывезли из Гор. Это было связано с тем, что мать знала двое учительниц, которые во время учебы, находясь в Горках, покупали у ее родителей молоко и могли узнать и выдать немцам или полицаям.
Впереди были еще два долгих, страшных года оккупации и смертельной опасности. Но это уже другая история.
Сейчас Герман Мордухович Иванов (в действительности Шифрин) проживает в Германии, а эту фамилию он сохранил, так как она спасла ему жизнь.
Кстати, он двоюродный брат известного российского актёра-юмориста Ефима Шифрина.
|
|
ENG 
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com
