Поиск по сайту

Елена Романовская

ИЗ МАМИНЫХ РАССКАЗОВ

Все что я пишу, мне моя мама Раиса Романовская (в девичестве Тейнина), рассказывала на протяжении многих лет. Потом я пыталась сопоставить ее рассказы с рассказом моей тети Аси об эвакуации, документами и фотографиями, который хранились у нее, с рассказами моего двоюродного дяди Наума Данкмана, который живет в Израиле (г. Раанана) и, наконец, со сведениями, полученными в результате беседы с троюродной сестрой моей мамы, Еленой Тейниной, проживающей в Беэр-Шеве.

Итак, известно, что семейство Тейниных с незапамятных времен жило в Горках. Мой дедушка Наум (в семье его звали Лёня) так и говорил маме: «Всегда мы тут жили».

О прадедушке мама знала только, что звали его Яков, и родился он в 1878 году. Он был хорошим садовником и огородником, известным на всю Могилевскую область.

До Октябрьской революции 1917 года был он богатым, но вовремя сообразил, что лучше добровольно сдать свои земли Советской власти. За это ему оставили дом с участком и назначили огородником на этих землях.

Известно, что у него в доме были деревянные полы, а в то время в небогатых домах пол был земляным. Кроме того, мама говорила, что в доме стояло пианино.

Жену прадедушки Якова звали Хася, а сестру Хаси – Рая. Вот почему мою маму и тётю назвали Рая и Хася. Впоследствии, когда моей тете пришло время получать паспорт, в ее свидетельстве о рождении исчезла первая буква, и с тех пор она стала Асей.

Мама всегда говорила, что дед Наум был единственным ребенком в семье. Когда вышла книга В.М. Лившица «Горецкая еврейская община: страницы истории», я обнаружила в списке воинов-евреев, погибших во время Великой Отечественной войны, Тейнина Хаима Яковлевича. И отчество, и год рождения, (1910, близок к году рождения деда Науму – 1907) свидетельствовали о том, что речь может идти только о родном брате моего деда. Мама еще была жива, когда я ей показала этот список, но она продолжала утверждать, что ей ничего не известно о Хаиме. Мне удалось частично разгадать эту загадку. Моя троюродная сестра Елена прислала мне фотографию, на которой на обороте написано: «Братья, г. Горки 1934 г.»

И там, рядом с ее отцом два брата – Наум и Хаим. Хаим окончил Белорусский сельскохозяйственный институт. Но на фото он в военной форме, и Елена утверждает, что он уже тогда был военным. Погиб на фронте в годы Великой Отечественной войны.

Про деда ещё я знаю, что он был одним из первых организаторов комсомольской ячейки в Горках.

Из довоенной жизни деда мне известен интересный эпизод, связанный с Иваном Якубовским, дважды Героем Советского Союза, Маршалом Советского Союза.

Как известно, в семилетнюю школу И. Якубовский ходил из деревни Зайцево, которая находилась почти за десять километров от Горок. Ходил и в стужу и в слякоть. Так вот, если уж очень разыгрывалась непогода, ночевал будущий маршал в доме Якова Тейнина, том самом большом богатом доме, доставшемуся моему деду от его отца.

Якубовский был младше моего деда на пять лет. Потом, естественно, их дороги разошлись. И вот после войны дела привели деда Наума из Горок в Москву. А был он экспедитором-снабженцем, доставал всякие необходимое оборудование для кафедр Белорусской сельскохозяйственной академии.

Точно не знаю, как это было. Вероятно, он написал заранее Якубовскому и тот вспомнил старого знакомого и пригласил его к себе на работу. Дед всю жизнь вспоминал, как в начале его не хотели пускать, но как позвонили в приёмную, то выписали пропуск и повели к генералу.

После беседы Якубовский помог академии, чем мог и проводил его. А через интенданта выписал деду мешок сухарей – время-то было послевоенное и голодное.

И еще была встреча, когда Иван Игнатьевич приезжал в Горки на встречу со студентами и преподавателями Белорусской сельскохозяйственной академии. Якубовский узнал дедушки, зашёл к нему на квартиру. Это произвело большое впечатление на руководство академии города Горок и жителей.

Дедушка Наум женился в 1935 году на Славе Данкман, девушке из очень бедной семьи сапожника из Горок. К тому времени ее родителей уже не было в живых.

Отец, Натан Данкман, умер в 1933 г., а мать и того раньше в эпидемию тифа где-то в 20-годы. Они оставили после себя только одно богатство: десять детей: семь девочек и три мальчика.

О них известно: брат Шлёма первым уехал из Горок, окончив семилетку в 1921 году. Он поступил наборщиком в типографию им. Сталина в Минске, затем учился в партшколе и работал секретарем парткома.

Впоследствии к брату уехала старшая Рива, затем Маня и младшая Сима. Маня вышла замуж и обосновалась в Ленинграде, а Сима оказалась после война в Подмосковье.

Аня переехала в Оршу, Сева был военным и жил в Павловском Посаде Московской области.

Рува погиб на фронте, а его семья была уничтожена в Минском гетто, сестра Соня также умерла в гетто.

В Горках из всех Данкманых остались только Слава, моя бабушка, и Шура, которая вернулась с семьей Тейниных из эвакуации.

Члены этой большой семьи проживают сейчас в самых различных городах и странах. Так, сын Шлёмы, Наум Данкман, живет с семьей в Раанане. Его внук Алекс отслужил три года в израильской армии.

Сын Ани, Владимир Песин живет с семьей в Лос-Анджелесе. Один из их сыновей тоже проживает в США, а другой – в Беэр-Шеве.

Дети Мани живут в Санкт-Петербурге и Кливленде (США), а Севины внуки – в Подмосковье. Сын Шуры жил и умер в Риге, там осталась его семья, а дочери моей бабушки Славы уехали из Горок в 60-е годы.

Моя тетя Ася и семья ее дочери живут в Минске.

Моя мама Раиса закончила Белорусскую сельскохозяйственную акдемию по специальности агрохимик, работала научным сотрудником под началом профессора М.С. Савицкого. В 1964 году она получила должность почвоведа зональной агрохимлаборатории на Новосибирской сельскохозяйственной опытной станции, куда через три месяца приехал и мой папа – Романовский Г.Е.

И на этой станции переименованной впоследствии в Институт растениеводства и селекции они с мужем проработали почти сорок лет до самого отъезда в Израиль в 2003 году.

Ее дочери живут в г. Кфар-Саба (Израиль) и в Торонто (Канада).

В Беэр-Шеве живет Елена Тейнина, дочь двоюродного брата моего деда, который очень любил его и искал после войны. К сожалению, им так и не довелось встретиться, хотя по иронии судьбы Исаак оказался после войны в Новосибирске, где и прожил с семьей до самой смерти, а мои родители с 1964 года до отъезда в Израиль прожили в небольших поселках под Новосибирском.

Был бы в то время Интернет, встретились бы мы все в Минске у моей хлебосольной тетки Аси!

О Великой Отечественной войне моя мама рассказывала: «В начале войны папин друг, русский капитан Андрей Магазинщиков, из уважения к моему дедушке Якову, помог нам доехать до станции Погодино, откуда уходил последний эшелон. Нас, детей, посадили на подводу, а старшие шли пешком. Мама схватила документы и верблюжье одеяло и без оглядки покинула местечко с одной только мыслью – «спасти детей».

Родители отца, мои бабушка Хася и дедушка Яков остались охранять дом и имущество до конца войны. Дед служил в Первую мировую войну и немцев помнил как культурных людей. «Нам, старикам, они ничего не сделают», – говорил старый Тейнин.

Доехали до Погодино: мама с папой, тетка Шура, мы с сестрой и семья дяди Андрея. Солдаты помогли влезть в вагон. Ехали в телячьем вагоне, в страшной антисанитарии. Я в дороге заболела дизентерией и, видимо, потеряла сознание. В вагоне стали кричать: «Выбросите из поезда мертвого ребенка, и так нечем дышать». Мама решительно отказалась оставить меня, мол, хоть похороню сама, и все вышли. Все, включая и семью Магазинщиковых.

Так мы оказались в колхозе «Путь Октября» Утевского района Куйбышевской области (теперь Самарской), не доехав до Сибири, куда направлялся эшелон.

Там папа работал учетчиком, пока его не мобилизовали в армию. С 1943 года он работал по брони на военном заводе, а мама – на хлебокомбинате. На заводе, где работал отец люди недоедали, и мама, чтобы подкормить отца, возила ему на пароме сухари на другой берег. Старшая сестра Ася в школу пошла в эвакуации. Зимой мама закутывала ее в платок и возила в школе на лошади по дороге на работу. Было голодно, приходилось и мерзлую картошку выкапывать, но как-то можно было прокормиться. А летом 1946 года папа и дядя Андрей демобилизовались и увезли всех своих обратно в Горки.

Еще мама вспоминала, что их просили в Утевке остаться, так как рабочих рук не хватало. Но ее отец уперся: «Домой, домой, в Горки».

Так и уехали в голодную Белоруссию. Жители в Горках рассказали, что всех евреев расстреляли. Свидетели расстрела вспоминали, что мой прадед Яков нес свою жену Хасю на руках до ямы – у нее ноги болели. Дом сожгли полицаи. Перерыли весь огород – искали золото. Мебель всю растащили.

После войны нередко дед Тейнин видел то у одного соседа пианино, то у другого ещё что-то из родительского дома, и мама не понимала, почему он не заберет вещи обратно, если они наши.

А еще мама часто вспоминала, как сосед дал ей стакан паречек (красная смородина по-местному) из своего сада, а дед подскочил и выбил у нее стакан из рук.

Ничего он ей не объяснил толком, сказал только, что у них ничего брать нельзя: они забрали наши вещи. Мама вспоминала детскую обиду и недоумение, почему папа не разрешил ей полакомиться. Потом с годами она поняла боль отца и скорбь по убитым родителям.

А что интересно – одеяло, которое бабушка Слава в последнюю минуту перед эвакуацией бросила на телегу в июле 1941 года, мама всюду возила за собой. И оно доехало с нами до Израиля. То самое желтое верблюжье одеяло – единственное материальное напоминание о богатом довоенном доме Якова Михайловича Тейнина.

Когда Тейнины вернулись из эвакуации. Их разместили в доме на ул. Тимирязева: две комнаты и кухня с небольшим садиком. В комнате была печь. В этом доме, кстати, во время войны располагалась немецкая конюшня, и мама помнила, что в комнате торчали крюки, к которым привязывали лошадей.

Мама вспоминала, что бабушка Слава с сестрой Шурой часто пели на идиш.

Дед отлично говорил на идиш, так как и моя бабушка Слава которая в своё время окончила еврейскую школу. Но маму, конечно, идишу не учили.

Бабушка Слава вместе с сестрой Шурой работала наборщицей в типографии. К сожалению, бабушка рано умерла (1954 г.). Она заболела профессиональной болезнью наборщиков, полгода лежала в Минске в больнице, но спасти ее не сумели. Типографию академии в это время возглавлял М.Б. Мейтин – с ним дедушка дружил, ходил в баню и говорил только на идиш.

Как я уже писала, дедушка Наум работал в хозяйственной части академии. Когда ушёл на пенсию, уехал и жил в Минск у своей дочери Аси. Он был так напуган войной и послевоенными преследованиями евреев, что предпочитал об этих событиях помалкивать. Очень боялся за детей. Помнится, когда я приезжала с родителями в Минск и расспрашивала его о прошлом, он никогда ни разу не рассказал. Любой мой вопрос, особенно о войне, вызывал у него поток слез. Дед был очень добрый, и он всегда мне говорил: «Не читай, деточка, про войну, зачем тебе это знать, вон, сколько других детских книжек».

Тётя Ася также боялась произносить слово «маца»: они покупали ее в синагоге на Песах. Угощая нас с сестрой, когда мы гостили в Минске, она говорила нам «Кушайте вафельки».

Местечки Могилевской области

Могилев • Антоновка • Бацевичи • Белыничи • Белынковичи • Бобруйск • Быхов • Верещаки • Глуск • Головчин • Горки • Горы • Гродзянка • Дараганово • Дашковка • Дрибин • Жиличи • Завережье • Кировск • Климовичи • Кличев • Коноховка • Костюковичи • Краснополье • Кричев • Круглое • Круча • Ленино • Любоничи • Мартиновка • Милославичи • Молятичи • Мстиславль • Напрасновка • Осиповичи • Родня • Рудковщина • Рясно • Самотевичи • Сапежинка • Свислочь • Селец • Славгород • Староселье • Сухари • Хотимск • Чаусы • Чериков • Черневка • Шамово • Шепелевичи • Шклов • Эсьмоны • Ясень •

Главная

Новые публикации

Контакты

Фотоальбом

Карта сайта

Витебская область

Могилевская область

Минская область

Гомельская область