Поиск по сайту

 RUS  |   ENG 

Электрон Добрускин
«ВСПОМИНАЯ МЕСТЕЧКО ДОБРОМЫСЛИ»

Аркадий Шульман
«УНЕСЕННЫЕ ВЕКОМ»

Джордж Фомин
«ТО, ЧТО ПОМНИТСЯ»

Марина Фазулина
«О СУДЬБЕ ДОНИ АЛЬТМАНА И ЕГО ДЕТЯХ»

Рема Никитина
«САМЫЕ ВКУСНЫЕ ЛЕПЕШКИ»

Добромысли в «Российской еврейской энциклопедии»


Аркадий Шульман

УНЕСЕННЫЕ ВЕКОМ

Деревня с названием Добромысли. Наверное, здесь у людей рождались добрые мысли, поэтому и назвали так населенный пункт. Сегодня – это центр сельского совета Лиозненского района, а когда-то известное еврейское местечко с богатой историей.

Про это местечко много говорится в хасидских рассказах.

Въезд в Добромысли.
Въезд в Добромысли.

По меньшей мере, дважды на довольно продолжительный срок в Добромыслях останавливался реб Борух – отец основоположника ХАБАДа и первого Любавичского раввина Шнеура-Залмана.

Здесь жил праведный и довольно странный еврей реб Авраам-Беньёмин. (Впрочем, праведники всегда кажутся странными окружающим). Он не гнался за богатством, хотя работал, не покладая рук. В его хибарке никогда не было вдоволь еды, но в пятницу вечером, проходя мимо его окон, можно было почувствовать, что такое настоящая субботняя радость. Реб Авраам-Беньёмин всегда был весел, добродушен и в хорошем настроении. Когда его сочувственно спрашивали, как он поживает и каковы его дела, реб Авраам-Беньёмин отвечал:

– О чем тужить? Мой старшенький паренек Шломо учится в ешиве, Довид-Арье и Хаим-Элияу – в хедере, а малыши учатся понемногу голодать...

Одним из первых раввинов Добромыслей (в еврейской традиции Добромысли) был Малкиэл-Цви, он умер в 1630 году и его место занял тридцатилетний сын Танхум-Шмуэл.

Любимцем добромыслянских евреев стал зять Танхума-Шмуэла – реб Гавриел. Умный, добрый, веселый, он учил добромыслянских евреев, как избегать сплетен, говорил, что это яд, отравляющий жизнь. Учил, как улучшать отношения не только между мужей и женой, но и между соседями.

Реб Гавриель был раввином до 1730-х годов. После его смерти раввином местечка стал его зять реб Зевулул-Мордехай. Внук реб Гавриеля был женат на дочери гаона (мудреца) из соседнего местечка Бабиновичи реб Тувья Ашера.

Я подробно останавливаюсь на раввинских династиях, вошедших в историю, потому что хасидское учение, философия рождались здесь.

К добромыслянскому обществу были приписаны предки художника Марка Шагала. Его дед Довид-Мордух Еселев Шагал родился в 1825 году и приехал в Лиозно из Добромыслей, отец художника Хацкель, родившийся в 1863 году, также числился добромыслянским мещанином.

О Добромыслях я читал в письмах Джорджа Фомина. Он живет в Соединенных Штатах и серьезно занимается исследованием своей родословной. Его добромыслянского прадеда звали Мойше-Смул Альтман, а прабабшуку – Рива (Ребекка). Они жили в Добромыслях с середины XIX века. Мойше-Смул был кузнецом. Его семья состояла из пяти сыновей и одной дочери – по крайней мере, столько дожили до взрослого возраста. Дед Джорджа – Гдаля Шмуйлович Альтман (около 1880–1941), и его бабушка Хава Ароновна Альтман-Скобло (около 1880–1941) жили всю совместную жизнь в местечке Добромысли. Оба были усердными тружениками в поле, на скотном дворе, на сенокосе.

Джордж, опросивший свою многочисленную родню, написал мне: «Незадолго до войны Добромысли были небольшим местечком, примерно из ста домов с двумя основными улицами, без электрического освещения. Население, в большинстве, было еврейским.

Вокруг стоял хороший густой лес. Водохранилище, которое существует в Добромыслях сейчас, возникло после войны. Тогда протекала небольшая речка Черница. В ней в изобилии водились раки – вспоминают полные ведра такой добычи. В реке можно было купаться, судя по сохранившимся фотографиям. На лето приезжали дачники.

Связи с Витебском были довольно прочные: добромысляне уезжали туда для обучения, работы, переселялись, создавая семью, но при этом не забывали о родных местах, часто навещая родственников в Добромыслях».

Электрон Добрускин в детстве тоже не раз бывал в Добромыслях, где жила его многочисленная родня. И посещения местечка остались в его воспоминаниях.

«На лето после моего 4-го класса мы не поехали на юг, и меня отправили в Добромысли – небольшое местечко в глухих белорусских лесах. Туда надо было ехать поездом и сойти на станции Лиозно, не доезжая немного до Витебска. Там уже ждал возчик с телегой. Через несколько часов (а на телеге без рессор это долго) по проселочной дороге сплошным сосновым лесом добирались до местечка. Сосновый бор с толстым мягким ковром из иголок, веселая речушка под песчаным обрывом – так я это и запомнил. Все местечко – две пересекающиеся улицы. Одна улица еврейская, другая – белорусская. На пересечении стояла пожарная каланча, магазинчик и что-то административное. Недалеко от нашего дома на улице был колодец, за домами шли огороды с картошкой и, наверно, еще с чем-то. Корова была не у нас, а у соседей, но слово сепаратор узнал тогда – на нем сливки делали. По двору бегали куры, и их громко кормили. А в печи делалось топленое молоко с удивительно вкусной толстой пенкой. Удивительной потому, что обычная молочная пенка была детским моим кошмаром. И сейчас, в начале уже девятого десятка, с трудом переношу один только ее вид. Кроме обычной пищи, в этой печи пекли невероятно вкусное – под названием бисквит. Какой был дом, сколько комнат – не помню. Но была там (запомнил!) небольшая комната, вроде чулана с дощатыми стенами и зачем-то поднимающейся крышей. Комната имела странное и, на мой взгляд, даже немного неприличное название – «сука». Дом, насколько сейчас понимаю, вела хозяйка – Эстер. Что делал по дому ее муж Шмул (наверно, Самуил) не запомнил. Зато запомнил, что по утрам он долго молился, раскачиваясь. С тех времен помню: «Барух ата Адонай…» (Благословен ты, Господи…) Но, вероятно, он вполне участвовал в домашнем хозяйстве – к нему обращались с неотложными хозяйственными вопросами даже во время молитвы. И неверующие «дачники», жившие летом в доме, посмеивались – как ловко он отвечал жестами, не прерывая молитвы и раскачивания. Шмул, должно быть, был мамин троюродный брат с материнской стороны.

У них было семеро детей – фамилия Итигины. Старшие получили высшее образование и жили в Ленинграде и других больших городах. Младшие – Рохеле, тогда старшая школьница, и Мейшке, примерно мой ровесник – жили с родителями. Мне кажется, что Рохеле, смутно помню – круглолицая, веселая и какая-то очень милая. Хотя на меня, мелкоту, особого внимания, должно быть, не обращала. С Мейшке мы дружили, но про него помню только, что был худенький. Так же и у соседей старшие дети, как правило, кончали институты и жили в больших городах. А летом со всей своей мелкотой приезжали из городов сюда. Как на дачу.

На речку детей водили редко, пасли в лесу – там утонуть было негде. Туда и шли, обычно с утра, все приезжие со своими и местными родственными детьми, с подстилками и гамаками…»

Сейчас от старого местечка практически ничего не осталось, или вернее сказать, мало что осталось.

Мы встретились с людьми, которые помнят довоенные времена, заглянули в те уголки, которые как-то напоминают местечко.

Но в первую очередь навестили местное начальство, зашли в сельский совет. И не только для того, что отметить командировки.

Управляющая делами Добромыслянского сельского совета Галина Николаевна Берестовская – местный человек. Здесь родилась, здесь ходила в школу. Сегодня в Добромыслях живет не так уж много уроженцев этих мест. И хотя населенный пункт небольшой, сюда, особенно в начале девяностых годов, приезжали люди со всего теперь уже бывшего Советского Союза.

Улица в Добромыслях.
Улица в Добромыслях.

– Старые довоенные Добромысмли – это две улицы Горбовская и Бабиновичская, – сказала Галина Берестовская. – Старых домов в Добромыслях не сохранилось. В годы войны был сильнейший пожар. Немцы подожгли местечко. Тогда уцелело всего три дома. Да и старожилов, местных добромыслянских, можно по пальцам пересчитать.

Вера Антоновна Ольшаникова, ей скоро исполнится девяносто лет. Но дай Бог ей здоровья, у нее хорошая память.

Мария Сидоровна Витковская, сейчас живет у дочки в поселке Октябрьском под Витебском.

У нас жил, работал прекрасный человек и замечательный педагог Михаил Моисеевич Богомолов. Участник Великой Отечественной войны, историк, краевед. Я училась у него. С третьего класса мы занимались под его руководством краеведением. Помню классную комнату, снизу доверху заставленную серыми папками. Это была переписка с нашими земляками, их детьми, внуками. В школе хороший музей. К сожалению, Михаила Моисеевича уже нет с нами. И никто, по большому счету, не продолжил его дело.

Я пытался выяснить, где находится архив Михаила Моисеевича, бесценный для краеведения, но никто мне так и не смог ответить на этот вопрос.

Стояли солнечные дни бабьего лето. По главной улице деревни, ныне агрогородка, мы отправились к Вере Антоновне Ольшаниковой. Рядом с добромыслянским сельсоветом больница, которой могут позавидовать иные города, клуб, вполне современный, не только с клубными комнатами и актовым залом, но даже с тренажерным залом. Школа, в которой правда, с каждым годом становится все меньше учащихся, но и внешним видом, и по оснащению она на самом современном уровне.

Вера Антоновна грелась на солнышке. Сначала отнекивалась от разговора, ссылалась на память, но потом разговорилась.

– Я родилась в 1921 году в деревне рядом с Добромыслями, но сюда бегала в школу, она была в конце Добромыслей. Четыре года училась здесь, а в пятый класс ходила уже в Перамонте, там двор пана Аперы отдали под школу. До войны окончила школу и три курса Лужеснянского сельскохозяйственного техникума, по специальности агроном-полевод. Нас отправили на практику после третьего курса, но война началась. Во время войны я жила в Перамонте.

– Какие были Добромысли до войны? – спрашиваю я.

Вера Антоновна на несколько секунд задумалась, а потом сказала:

– До войны здесь жило мало русских, почти одни евреи. Дома еврейские были хорошие, почти все деревянные, но на высоком фундаменте. Два дома были со вторым этажом. (Показывает место, где они стояли, там теперь растут деревья). Зимой хозяева жили только на первом этаже, а летом приезжало много евреев из Москвы, Ленинграда, они им сдавали второй этаж. У нас считалось дачное место. Люди ходили в сосновый лес, пили парное молоко, вешали в саду свои гамаки.

Местные евреи работали портными, сапожниками. Помню портного Хаима. В магазине евреи работали. Разными делами занимались, но бездельников среди них не помню.

На Спаса – это 19 августа – ежегодно в Добромыслях была большая ярмарка. Съезжались отовсюду: и с деревень, и с местечек. Продавали, покупали, приезжали узнать новости, поговорить. Праздник был большой. Ярмарка была и на улице, и на площади, где пожарная стояла. Это считалось центром местечка.

– Русские и еврейские дети ходили в одну школу? – спрашиваю я.

– В конце двадцатых – начале тридцатых годов была еврейская школа, стояла на горе. Там учились четыре года. С пятого класса все ходили в одну школу. Жили дружно.

– Была синагога, еврейское кладбище? – вопросов у меня много.

– Церковь помню, стояла на горе, а синагоги не помню. Может, и была, молились где-то евреи, но я тогда не интересовалась этим. Еврейское кладбище было (показывает в сторону моста через речку Черница), до войны на этом кладбище хоронили, а сейчас от него ничего не осталось. Все памятники куда-то растащили. Те, кто родились после войны уже и не знают, что такое было.

– Как немцы захватили Добромысли?

– Помню, нам листовки бросали – уходите в лес. Целыми семьями люди подались в лес. Полицаи появились в Добромыслях как-то сразу. Они ходили в лес и выгоняли нас оттуда. Я с братом спряталась в болоте, а маму с сестрой они схватили.

– Что стало с евреями?

– Их расстреляли.

– Как это произошло?

– Гнали их с того края Добромыслей, где еврейское кладбище было, и шли они по дороге на Лиозно. Больных, лежащих тянули на ватных одеялах. Говорили, что евреев заставили самим себе копать яму. Потом стали стрелять, и даже, кто живой еще был, туда падал, один на одного.

– Кто-то из евреев спасся, убежал?

– Да, убежали. Роза такая была. Она пошла на Горбово, на Любавичи, там старик одинокий жил. Он ее принял. А когда наши освободили, Роза уехала в Ленинград. Она после войны много раз приезжала.

Памятник Советским солдатам, погибшим при освобождении местечка Добромысли.
Памятник Советским солдатам, погибшим
при освобождении местечка Добромысли.

Когда советские войска освободили Добромысли, и люди стали возвращаться к родным очагам, только печные трубы стояли на месте домов. Жили в землянках, строились.

Вера Антоновна первые послевоенные годы работала старшим агрономом в МТС, воспитывала детей, потом снова работала по специальности.

Бои за Витебск шли 9–11 июля 1941 года, к Смоленску немецкие войска подошли 16 июля, а в районе Лиозно, окруженные советские части еще сопротивлялись в течение той же недели. Можно полагать, что немцы появились в Добромыслях с 12 по 16 июля 1941 г.

На восток успело уйти совсем мало местных жителей. В основном, те кто предпринимал подобные попытки, были вынуждены вернуться обратно, как это произошло с семьей Альтманых. О ней мне написал Джордж Фомин: «Дед и бабушка Альтманы вместе с несколькими односельчанами решили уйти от опасности. Делалось это по давней крестьянской привычке солидно: уложили узлы и сундуки на телегу, привязали сзади корову и покатили, не торопясь, на восток по малоезженным лесным дорогам. Трехлетнюю внучку Людочку несли на руках, что для пожилых людей занятие тяжелое. Результаты такого передвижения сказались уже через 2–3 дня, когда обнаружилось, что германская армия на танках по магистральным путям прошла далеко вперед. Поразмыслив, беженцы решили вернуться к своим домам, что им удалось».

Жительница Добромыслей Вера Трофимовна Шолохова на одиннадцать лет моложе Веры Антоновны Ольшаниковой. И естественно, ее воспоминания скромнее. Но важны любые, казалось бы незначительные детали. Из них складывается образ времени, которое отстоит от нас более чем на 70 лет.

– Я жила рядом с Добромыслями в деревне. Помню, как с бабушкой носили сюда яблоки евреям. Денег не было. Рады были любой копейке. Первый класс я окончила до войны здесь в Добромыслях. Школа одноэтажная деревянная стояла по левой стороне, как ехать на Бабиновичи. Учительницей у нас была Рита Яковлевна Смирнова.

– Что вы слышали о расстреле еврейского населения?

– По рассказам немцы расстреляли евреев за кладбищем.

По всей видимости, Вера Трофимовна вспомнила о первых расстрелах евреев. Вот как о них пишет Джордж Фомин.

«Довольно быстро появились формирования полицаев. Сначала это были не местные, а привезенные из деревни Вишняки, но вскоре к ним добавились добромыслянские жители.

Почти сразу же начались акции по уничтожению евреев. В первые облавы попадали те, кто не успевал спрятаться. Забирали только мужчин.

Из семьи Янкеля Лейбовича Фомина увели сына Моисея, а его младший сын Солик укрылся в ботве на картофельных грядах. Схваченных мужчин-евреев отвели за окраину Добромыслей (упоминается мост через реку) и там расстреляли на открытом месте. Полицаи были пьяные и поленились удостовериться – все ли мертвы. Когда они ушли, Моисей, который оказался только ранен, выбрался из-под тел и приполз домой. Его сестра Нехама, студентка Минского мединститута, приехавшая домой на летние каникулы, стала его лечить, пряча от облав в погребе. Через какое-то время соседи заметили Моисея и донесли в полицию. За ним пришли и увели – на этот раз – навсегда.

…Облавы по вылавливанию прятавшихся евреев-мужчин проводились в местечке регулярно, преимущественно по ночам, чтобы застать жителей врасплох.

Через некоторое время поблизости от Добромыслей были найдены трупы двух немецких солдат. Немецкие власти решили отыграться на евреях и организовали массовую казнь невинных людей, не считаясь ни с чем: были схвачены и согнаны в один из домов старики, женщины, малые дети. Их продержали без еды и питья взаперти несколько дней, в течение которых к ним еще и еще добавляли евреев, выловленных в лесу, отысканных в погребах и других укрытиях.

Ежедневно по 10 заложников уводили из дома на расстрел».

Издевательства и расправы над евреями продолжались до осени 1942 года.

Электрон Добрускин в своих воспоминаниях описывает, как погиб его друг: «Мейшке Итигин окончил 9-й класс, был секретарем школьного комитета комсомола. Так обычно делали – школьного лидера, отличника, в 9-м делали секретарем. В 8-м, мол, еще мал, в 10-м – надо в институт готовиться, а из 9-го – в самый раз. Рохеле к тому времени вышла замуж за Хонона Свайнштейна и они с годовалым сыном жили в Минске. Хонон ушел сразу на фронт рядовым, вернулся капитаном. После войны приехал в Минск. Узнал, что Рохеле с их сыном погибли вместе со всеми евреями города, и поехал в Добромысли, узнать, что сталось с родными. Убили всех. Спаслась чудом одна женщина. От нее Хонон и узнал. Мейшке, то ли, как комсомольскому секретарю, то ли как отличнику, то ли просто так, отрезали все и закопали по шею в землю. Так и умер».

Осенью 1942 года полицаи и немцы провели повальную облаву и всех задержанных евреев собрали в колхозный сарай на окраине Добромыслей. И уже из колхозного сарая их под охраной тех же полицаев и немцев повели на казнь.

Из письма Джорджа Фомина: «Пока толпу перегоняли к месту казни, маленькую Людочку Альтман дед с бабушкой сумели выбросить из колонны на обочину в сторону наблюдавших односельчан, и кто-то подобрал ее, быстро унес и спрятал. Однако, нашелся доносчик, указавший, что укрывают еврейского ребенка. Девочка погибла.

…Среди расстрелянных оказались многие мои родственники Альтманы: бабушка и дедушка Хава Ароновна и Гдаля Шмуйлович, братья Гдали – Лейба и Юда с женами, сыновья Лейбы – приехавший на выручку Хаим и его брат Соломон Лейбович с женой Дыней, дети Юды – дочь Соня и сын Симон, жена Льва Даниловича с четырьмя детьми, и еще люди, упоминания о ком не сохранились».

Надежда Алексеевна Попелковская, председатель Добромыслянского сельского исполнительного комитета, на эту должности заступила в 2002 году. Буквально, за несколько дней до этого недалеко от дороги Лиозно – Добромысли был поставлен памятник погибшим добромыслянским евреям.

Еще был жив свидетель чудовищного преступления Иван Ильич Баранов. Попелковская пригласила его в сельсовет, они сели на машину и поехали к памятнику.

Памятник поставили немного ближе к Лиозно и ближе к дороге, – сказал тогда Иван Ильич. И показал место, где был расстрел. Там и сегодня еще видны следы ямы, которая стала братской могилой для 112 человек.

Попелковская подробно расспросила Ивана Ильича Баранова о событиях того страшного дня. Вот что он рассказал: «Мы с отцом грузили дрова на телегу. День был холодный. Вдруг слышим голоса, шум, плач. Видим, идут люди. Многие были связаны друг с другом веревкой. Я был на той стороне дороги, где водоем, а они – на противоположной. Пригнанные мужчины докапывали ямы. Их охраняли немцы и полицаи. А потом стали стрелять. Я был еще пацаненок. Мне стало страшно, я кинул отца, коня, телегу и с криком побежал в деревню. Потом мне рассказывал отец, что не все сразу были убиты, в яму падали раненные, и слышались оттуда стоны, и земля несколько дней шевелилась».

Памятник на месте расстрела евреев местечка Добромысли.
Памятник на месте расстрела евреев местечка Добромысли.

Я принимал участие в установке памятника. Когда с председателем Лиозненского райсовета Тамарой Дрилёнок и художником, автором проекта, Борисом Хесиным выбирали место для памятника, решили поставить его на видном месте. И для большой сохранности, и чтобы был виден с дороги.

Мы подъехали к памятнику в будничный день. У камня, на котором выбит магиндовид и менора, и написано «Осенью 1942 года здесь расстреляно 112 евреев – жителей местечка Добромысли», лежал букет желтых роз.

– Приезжают внуки, родственники погибших, – сказала Надежда Попелковская. – Была из Минска Любовь Ефимовна. Она родилась в Добромыслях. Внучка погибших. А потом уже и ее дети из Москвы приезжали.

Немногим добромыслянским евреям удалось спастись. В их числе и родственники Джорджа Фомина. Вот что он пишет: «Блюма и Нехама смогли выбраться незамеченными из Добромыслей и уйти на восток. В итоге, они оказались в г. Вышний Волочок Калининской области, где и остались жить. Нехама завершила медицинское образование и проработала врачом в Вышнем Волочке всю свою жизнь. Здесь она вышла замуж и родила двух дочерей.

За добросовестный труд Нехаме – Нине Яковлевне Альтман (1920–2001) – было присвоено звание «Заслуженный врач РСФСР».

Солик Фомин скрывался от облав в лесу, где ему через какое-то время повезло встретить партизанский отряд, к которому он примкнул. Солик активно участвовал в диверсионных акциях против оккупантов, подрывал железнодорожные пути, и своей отвагой обратил на себя внимание.

Он пробыл в партизанах до прихода наступавших советских войск в 1944 году, когда партизанские отряды стали вливаться в ряды регулярных воинских частей…

После войны Янкель Лейбович (1897–1975) отыскал Блюму и Нехаму в Вышнем Волочке и прожил с ними остаток своей долгой жизни. Также в Вышнем Волочке поселился после службы в армии и Солик. Там он продолжает жить и сейчас вместе с двумя сыновьями и их семьями».

Добромыслянские евреи ушли в вечность, но память о них должна оставаться, хотя бы пока живы их внуки.

Добромысли, сентябрь 2010 г.


Местечки Витебской области

ВитебскАльбрехтовоБабиновичиБабыничиБаевоБараньБегомль Бешенковичи Богушевск БорковичиБоровухаБочейковоБраславБычихаВерхнедвинскВетриноВидзыВолколатаВолынцыВороничи Воропаево Глубокое ГомельГородок ДиснаДобромыслиДокшицыДрисвяты ДруяДубровноДуниловичиЕзерищеЖарыЗябки КамаиКамень КолышкиКопысьКохановоКраснолукиКраснопольеКубличи ЛепельЛиозноЛужкиЛукомльЛынтупыЛюбавичиЛяды Миоры ОбольОбольцы ОршаОсвеяОсинторфОстровноПарафьяновоПлиссаПодсвильеПолоцк ПрозорокиРосицаРоссоны СенноСиротиноСлавениСлавноеСлобода СмольяныСокоровоСуражТолочинТрудыУллаУшачиЦуракиЧашникиЧереяШарковщинаШумилиноЮховичиЯновичи

RSS-канал новостей сайта www.shtetle.comRSS-канал новостей сайта www.shtetle.com

© 2009–2020 Центр «Мое местечко»
Перепечатка разрешена ТОЛЬКО интернет изданиям, и ТОЛЬКО с активной ссылкой на сайт «Мое местечко»
Ждем Ваших писем: mishpoha@yandex.ru