Поиск по сайту

ИСТОРИЯ СЕМЬИ СТАРОСЕЛЬСКИХ

Семен Старосельский.

Я родился 28 апреля 1935 года в местечке Шумилино Витебской области. Впрочем, уже тогда это селение называлось поселком городского типа. Мои родители были простыми, как называлось в то время, совслужащими. Но с рождением в семье шестого ребенка мать стала домохозяйкой.

Из своих дедушек и бабушек я очень смутно помню только дедушку со стороны отца. Типичный шолом-алейхемский персонаж: сухой, слегка сутулый старик лет 70–75, с редкой бородой и усами, в лапсердаке и кепке с широким околышем. Дед жил в Полоцке и наезжал к нам в гости. Первым делом он брал меня на руки и всего обцеловывал, и его жесткие и пахнущие табаком усы нельзя было не запомнить, как и угольно-черные глубокие глаза, какое-то не поддающееся описанию тепло, идущее от него. Душой ребенка я понимал – этот человек, несмотря на то, что колется усами, – глубокий родич (говоря по народному). А откуда он взял эту фамилию – приходится только догадываться. Вы наверняка знаете станцию Старое Село… Но это другая тема. Дед погиб вместе со всеми полоцкими евреями осенью 1941 г.

Отец мой, Израиль Рувимович Старосельский, родился в 1899 году в деревне Мишневичи Сиротинского района Витебской области. Воспитывался еврейской общиной как сирота (мать умерла при родах). Начальное образование: умение читать и писать отец освоил в хедере при синагоге. Примерно, когда ему исполнилось 13 лет, община направила его в Ригу, где он был определен местной общиной в ученики на фабрику, изготавливающую кожаные чемоданы, дамские сумочки и т.п. Здесь он научился искусно вырезать из заготовок выкройки для этих изделий. Был отмечен руководством, получал (в конверте!) солидные по тем временам деньги… Вон он, мой незабвенный отец тех лет, смотрит со стены на меня – старика юношей, почти мальчиком, но в тройке, с цепочкой к жилетке, и рукой в кармане, как деловой человек. Ах, если бы не эта проклятая война! – вспоминал он этот период впоследствии, имея ввиду Первую мировую войну.

Старосельский Израиль Рувимович с сыновьями Семеном и Яковом,
Шумилино, 1950-е гг.

Отец вернулся на родину; жил в семье отца, который к этому времени был женат вторично и имел уже двоих детей. Но, будучи самостоятельным человеком, отец сам зарабатывал себе на жизнь, арендуя панский сад на летний период, а на осень и зиму подавался на случайные заработки в Сиротино или на станцию Шумилино, которая была построена в начале 20 века на железнодорожной линии Витебск – Полоцк. Именно сюда – на станцию Шумилино, – я так полагаю, хлынуло в 1916 – 1920 гг. еврейство из близлежащих деревень и местечек. Именно этот поток превратил станцию Шумилино в поселок городского типа (если официально) или точнее – в клейнштетел (если не официально).

Но вернемся во второе десятилетие ХХ века. В это время отец встретил мою мать – урожденную Софию Яковлевну Масарскую, с которой они пошли под хупу в 1918 г. и прожили 46 трудных, но мне кажется, счастливых лет.

Мама родилась в 1901 г. в местечке Сиротино. Она была 15 и 16 ребенком в семье, так как она родилась в двойне. Трудиться начала с восьми лет. Работала в услужении у богатых евреев в лавке женской галантереи. В этом возрасте мама хорошо владела счетами, научилась читать и писать по-русски. Так она стала специалистом.

Софья Яковлевна Массарская(Старосельская) (в центре).

Ее родителей я знаю только по отрывочным воспоминаниям мамы. Именно эти воспоминания позволяют мне восстановить и образы моих дедов по материнской линии, и образ их жизни. Дед Яков был религиозным, умным человеком. Очень любил семью и делал все, чтобы вырваться из предельной бедности. Он пользовался авторитетом не только в еврейской общине, но и среди белорусов, поляков и русских. Мать вспоминала такой случай. Был конфликт между управляющим панским имением и всем населением местечка. Суть дела мама не помнила. Но она рассказывала, что на общем собрании всего населения местечка было решено направить ходатая к пану. А пан в то время жил в Крыму. И ходатаем был избран Янкель. Не известно, каким образом пан узнал, что к нему поездом по важному вопросу едет сам(!) Янкель. Но известно, что навстречу посланнику был направлен фаэтон, и пан лично выслушал Янкеля. По результатам этих переговоров было принято решение, которое пан отразил в письме управляющему. Письмо было вручено деду. Видимо, решение устроило обе стороны. Может быть, поэтому в бурные дни февраля 1916 г. на фоне еврейской «левизны» дед произнес фразу: «Подождите! Вы еще вспомните Николашку!»

Бабушку мою звали Эстер. Конечно, она была любящей и заботливой мамой. Все дети ее выросли здоровыми и относительно успешными, благодаря своему трудолюбию, аккуратности и стремлению овладеть специальностью. Так мать вспоминала, что один из ее старших братьев любил играться с сестричками; он не только шил им тряпичные игрушки, но и перешивал одежонки от старших сестер к младшим. Наверняка, эти качества послужили им хорошим основанием для становления их более чем благополучного существования там, в Америке, куда они эмигрировали один за другим (уже со своими семьями) в первые 20 лет ХХ столетия. Один из них (можно догадаться который) стал владельцем фабрики по пошиву дамской одежды. Ну, кто, как не он в 1932 г. прислал 72-х летней матери Эстер полис на выезд к нему в Америку. Правда, бабушка прожила после выезда не долго. В одном из немногих писем на родину она писала, что очень скучает по «нашей широкой природе, тишине и родным лицам. А здесь, в Нью-Йорке, я сижу на 17 этаже, как сорока на кусте, целый день одна, в квартире, как наше сиротинское поле…»

К сожалению, я не знаю даже имен моих американских родственников. Зато советских я знал и помню: тети Лея, Бася, Циля; дяди Мотя, Липа. У каждого из них своя судьба, перечеркнутая или исковерканная войной.

В целом евреи довоенного Шумилино представляли одну большую семью. В начале 30-х годов, по словам матери, в Шумилино существовал еврейский колхоз. Но он вскоре распался. Примерно, к этому времени относится открытие школы-десятилетки и упразднение властями синагоги и хедера, в котором учился мой старший брат Яков. Он родился в 1922 г. и, по его воспоминаниям, успел поучиться в хедере. Я помню, он сносно читал (чтоб никто не видел) ивритский текст. Но основной язык общения и личного письма был, конечно же, идиш. И не только у евреев. Я помню несколько случаев, когда уже в послевоенные годы, родители, встречаясь с простыми крестьянами, деревенской интеллигенцией – знакомыми и друзьями своей молодости, – запросто разговаривали на идиш. А вот старшее поколение евреев (например, тетя Лея, ее муж Меер-Ицек Добромысловы) плохо изъяснялись на русском.

Давид Маркович Добромыслов.

Работали евреи преимущественно ремесленниками в различного рода кооперациях, продавцами в магазинах, занимались закупкой продуктов питания, скота, вторсырья и т.п. у населения; кто имел своих лошадей занимался извозом всевозможных строительных материалов от станции Шумилино на строящийся на Добейских мхах брикетный завод (тогда – в 1,5-2 км от Шумилино).

Конечно же, вступающее в жизнь молодое поколение евреев (естественно, комсомольцы), закончившие десятилетку, уезжали в крупные города на учебу, шли в Красную Армию или на месте устраивались в учреждения.

По политическим воззрениям евреи Шумилино были четко «левоориентированными».

Поэтому принимали деятельное участие во всех советских праздниках. Одно из моих первых впечатлений детства – это Первомай 1941 г. Демонстрация, флаги, улыбки на лицах, вперемежку «…уходили комсомольцы…» и «…фар дем лебен фар дем найем, фар дем либем хавер Сталин…» (за новую жизнь, за любимого товарища Сталина – перевод с идиш). A после демонстрации я видел много родных и близких лиц у ларька, бурно беседующих за кружкой пива. А немного позже я как почти взрослый человек пошел в клуб железнодорожников, где мои незабвенные двоюродные сестрички (дочери дяди Моти) пели со сцены: «…врагу мы скажем: нашу Родину не тронь…». Но помнится и такое. Ранняя весна, снег, солнце во все окна нашего большого зала, посреди которого раздвинутый стол, за столом суетятся молодые женщины и девушки все в муке, руководят ими мама и тетя Циля, а у печи командует дядя Гриша (муж сводной сестры отца), специально приехавший из Витебска.

Пейсах! А через несколько дней – эрстер сейдер (первый седер), большое застолье, родные лица. Конечно, чтение молитв (как теперь я понимаю) и, конечно, тревожный вопрос в разговоре: «Что будет? Яков только начал служить, а кругом шепчут – быть войне».

А спустя примерно две недели я наблюдаю такую картину. К нам в дом приходят соседские и те самые русские женщины, которые качали у нас мацу, нарядно одетые, с корзиночками в руках: «Христос воскрес! Соня Янкелевна!» и трижды целуются с мамой. В Шумилино не было православной церкви. Церковь (очень красивая) находилась в деревне Лесковичи, в 5 км от Шумилино. Звон колоколов отчетливо слышен был в Шумилино.

У меня было очень много родственников в Шумилино. Все фамилии – Масарские, Уздины, Добромысловы, Казанские, Татарские – находились родстве с фамилией Старосельские. Посмотрите, пожалуйста, на карту Белоруссии. Вы найдете на ней населенные пункты, из названия которых проистекают названные выше фамилии. Значит, там мои корни! И эти корни основательно подрубил фашизм.

Старосельский Яков Израильевич
довоенная фото
во время службы на границе.

C началом Великой Отечественной войны отец был призван в ряды Красной Армии, а брат Яков, к тому времени политрук заставы, где-то под Равва-Руской вел первые бои с фашистами. Остальная часть семьи – мама, старший брат Зяма (1932 г.), я и младший брат Давыд (1939 г.), благодаря настойчивости тети Леи и особенно ее сына Давыда – инвалида финской войны, бежали из Шумилино на одной подводе. Домой, буквально на пепелища, семья вернулась в феврале 1946 г.

Шумилинских евреев, не сумевших убежать от нашествия, расстреляли 19 ноября 1941 г., недалеко от брикетного завода. Среди них – девятнадцать моих родственников. Были среди исполнителей расстрела и полицаи. Недаром мой двоюродный брат – Аркадий (Абба) Масарский – офицер Советской Армии, – одним из первых ворвавшийся в Шумилино, несколько дней разыскивал предателя по фамилии Богатырев. Именно он – Богатырев со товарищи – расстрелял семью Аркадия (тети Баси). Но тогда сволочей найти не удалось. Их разыскали несколько позже. В году, примерно, 1951 – 1953. Их судили, но насколько я помню, большого резонанса не было; им, кажется, дали различные сроки. Для проживавших в то время шумилинских евреев обидней всего было ежедневно встречаться с людьми, сотрудничавшими с немцами, ничего не сделавшими для спасения людей вообще. А нам, пацанам, каково было зреть, как сын Богатырева лихо гонял на велосипеде по улицам городка, в то время, как иметь свой велосипед было для нас запредельной мечтой.

Из евреев, стоящих на смертном бруствере, чудом спаслась одна девушка – Рая Татарская, моя, кажется, троюродная сестра. Она была легко ранена; упав в яму, потеряла сознание, а очнулась от падающей на нее земли. Она быстро поняла, что единственный шанс для нее уцелеть, – это терпеть и молчать. И, несмотря на продолжающуюся стрельбу, крики и стоны умирающих, она молчала, притворившись мертвой, и терпела весь ужас обстановки. Через несколько часов она выползла из могилы. Было уже достаточно темно, и она через кусты ушла в сторону ловжанских лесов, набрела на деревеньку. Там люди еще жили по прежним представлениям, ни немцев, ни их прихлебателей в деревне еще не было. Ее приютили. А спустя определенное время, Рая ушла в партизанский отряд.

Семья Старосельских.

После войны она жила в Ленинграде, где у нее был брат Нисим. Оба они в разное время приезжали в Шумилино и бывали у нас в доме. Последний раз я видел Раю летом 1964 г. Она приехала в Шумилино с мужем и дочерью на своей машине.

Надо сказать, что несмотря на тяжелую оккупацию, мое Шумилино сопротивлялось фашистам. Подробно об этом в свое время (1955 – 1958 гг.) писала «Комсомольская правда». Моей семье было особенно приятно, что среди героев шумилинского комсомольского подполья значилась Наташа Герман, – старый и искренний друг семьи.

Но вместе с тем, мне очень обидно, что о такой легендарной фигуре как Рувен Масарский, так называемая, широкая общественность ничего не знает! (Дай Б-г, чтоб я ошибался!) А ведь жива (хочется верить) его послевоенная жена – Надя и их сын – Михаил. На момент моего отъезда из Шумилино они еще проживали в городе и могли много рассказать о военных подвигах Рувена.

Я с большим трудом насчитал четырнадцать фамилий еврейских семей, проживавших в первые послевоенные годы в Шумилино.

Мой незабвенный отец (с кем-то приехавшим из Витебска) летом 1946 г. восстановил все уцелевшие надгробия на старом еврейском кладбище. Они же положили первые простые камни на месте расстрела фашистами евреев Шумилино.

Да благословенна и вечна пусть будет память о них!

Семен (Соломон) Старосельский
г. Бат-Ям, Израиль

Местечки Витебской области

Витебск• Альбрехтово• Бабиновичи• Бабыничи• Баево• Барань• Бегомль• Бешенковичи• Богушевск• Борковичи• Боровуха• Бочейково• Браслав• Бычиха• Верхнедвинск• Ветрино• Видзы• Волколата• Волынцы• Вороничи• Воропаево• Глубокое• Гомель• Городок• Дисна• Добромысли• Докшицы• Дрисвяты• Друя• Дубровно• Дуниловичи• Езерище• Жары• Зябки• Камаи• Камень• Колышки• Копысь• Коханово• Краснолуки• Краснополье• Кубличи• Лепель• Лиозно• Лужки• Лукомль• Лынтупы• Любавичи• Ляды• Миоры• Оболь• Обольцы• Орша• Освея• Осинторф• Островно• Парафьяново• Плисса• Подсвилье• Полоцк• Прозороки• Росица• Россоны• Сенно• Сиротино• Славени• Славное• Слобода• Смольяны• Сокорово• Сураж• Толочин• Труды• Улла• Ушачи• Цураки• Чашники• Черея• Шарковщина• Шумилино• Юховичи• Яновичи

Главная

Новые публикации

Контакты

Фотоальбом

Карта сайта

Витебская область

Могилевская область

Минская область

Гомельская область