Аркадий Шульман
«Из записных книжек»
ЧТОБЫ СОХРАНИЛАСЬ ПАМЯТЬ
Эта встреча состоялась в середине 90-х годов теперь уже прошлого XX века. Одной из старейших членов Полоцкой еврейской общины Соре-Риве Лившиц (девичья фамилия Алуф) исполнялось 98 лет. Впрочем, дня своего рождения, как многие евреи и неевреи, родившие в те годы, она не знала. Но, когда выдавали паспорт, в нем записали дату, которая, по мнению работника паспортного стола, соответствовала действительности (на каком основании? – на этот вопрос мог ответить только он один) и у Соры-Ривы появился день рождения. Руководители Полоцкой еврейской общины, а тогда это был Филипп Завт и его заместители, пришли поздравить ветерана. Я решил в тот день записать хотя бы небольшое интервью, на сколько хватит сил у пожилого человека, с Сорой-Ривой Лившиц.
Говорила она тихо и медленно, но память у нее была цепкая, она воспроизводила жизненные эпизоды, которые происходили много десятилетий назад.
Сора-Рива Лившиц с фотографией своих родителей.
Фото середины 1990-х гг.
«Отец был сапожником. Звали его Хона Моисеевич. Он дома шил понемножку. В двадцатые годы, когда свернули НЭП, ему пришлось пойти работать в артель. Он был верующим человеком, но приходилось работать и по субботам, и ничего поделать он не мог. Мама, ее звали Малка, была домохозяйкой. Работы у нее хватало. У родителей было десять детей: шесть девочек и четыре парня.
Я была – старшая. Потом шли сестры, четверо младших детей – братья.
Родители ходили в синагогу. Она находилась там, где сейчас средняя школа №3. В Полоцке в то время было много синагог, сейчас ни одного здания не сохранилось. Синагога, куда ходили родители, была деревянная, двухэтажная, бима была в центре. Каждый молящийся имел свое постоянное место. В детстве нас папа водил в синагогу. Помню праздники в синагоге – Симхат-Тору: все танцуют, радуются. Все делали по закону. Второй этаж был для женщин. Раввином был прекрасный человек по фамилии Хайкин, он был членом Полоцкой городской думы. Когда у родителей родился первый мальчик – седьмой ребенок в семье – раввин присутствовал на обряде обрезания. Это было в 1913 году. А через год раввин Хайкин умер. И моему брату, который родился после его смерти, дали имя в память о раввине – Берл-Моте, как будто раввин был членом нашей семьи.
Дома, конечно, разговаривали на идиш, русский язык родители знали, но переходили на него только когда говорили с русскими людьми. И то, часть наших нееврейских соседей, свободно говорила на идиш
Помню, когда шел суд над Бейлисом, когда его обвинили в ритуальном убийстве, будто он добавлял в мацу кровь христианского младенца, все кругом говорили об этом. Наш сосед, заготовщик, получал газету из Петербурга, и со всей улицы собирались у него, и он читал вслух статьи, а потом обсуждали это.
До революции в Полоцке были богатые евреи. Кого я помню? Минц – торговал мануфактурой, Будняцкий, Коц, Лифшиц – галантереей, Шлозберг – обувью. Он даже в Америку по торговым делам ездил.
На Рош-а-Шона и Йом Кипур в Полоцк приезжал хазан (кантор). Его в синагогу ходили слушать по билетам.
В школе я не училась. Девочки в небогатых семьях редко учились в школах, это мальчиков обязательно учили. Меня с детства отдали в ученье портнихе. На идиш я научилась читать от одной пожилой женщины. Приходила она и учила девочек читать. Я на обед никогда не ходила, а училась этих полчаса читать. Вообще стремление к учебе было большое. Грамотных людей уважали. Но надо было что-то зарабатывать.
Моя мама умерла в сороковом году.
Странный сон я видела накануне войны. Я тогда же о нем рассказала, и родственники это могут подтвердить. Как будто пришла ко мне мама, которая умерла недавно, и говорит, что будет большая война. Что надо всем нам скорей убегать из Полоцка. Это было в пятницу. А в воскресенье началась Великая Отечественная война.
У меня много родственников погибло в Полоцком гетто. Сестра Пешке с мужем, четверо их детей и свекровь. Все мои братья были на фронте.
Муж Абрам был слабый здоровьем, его в армию не взяли. Мы и трое наших детей успели уйти на восток. Муж погиб в эвакуации в Кировской области. Работал на заводе. Послали за фуражом. И он попал под машину. Осталась одна в чужом краю с малыми детьми. Слава Богу, люди помогли, мы пережили войну и вернулись в Полоцк. Наш домик сохранился. Мы заселились в него, к нам из эвакуации возвращались родственники, которым было негде жить, и в послевоенные годы нас жило 24 человека в этом домике.
Я, конечно, пошла работать. Надо было ставить детей на ноги.
Я всегда соблюдала субботу, даже в эвакуации, никогда не ела трефное. Скажите, раз выбирала что есть, значит неплохо жили… Ела картошку, бураки, капусту, а иногда и голодная сидела.
После войны в Полоцке не было синагоги, люди молились в частных домах. Миньян собирался, даже когда за это были неприятности. Сначала мы молились на одной улице, потом перешли в дом на Лепельскую улицу. Там жил один мужчина с дочерью. Я ходила, молилась. Мне было о чем просить Б-га. Я сшила для свитка Торы одеянье из плюшевой ткани и расшила его серебряной нитью.
У меня дома хранились два молитвенника. Я купила их в Полоцке после войны. Как молитвенники пережили войну – не знаю. Наверное, кто-то их брал с собой в эвакуацию. Когда в начале девяностых в Полоцке снова образовалась еврейская община, я отдала их, чтобы они были полезными для людей».
Вот такой разговор состоялся у меня пятнадцать лет назад в Полоцке. Давно нет среди нас простой женщины Соры-Ривы Лившиц. Но пускай память о ней сохранится, – и для этого я опубликовал фотография, сделанную тогда, и эти записи.
|
|
ENG 
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com