ЛИОЗНО ВРЕМЕН МОЕГО ДЕТСТВА
Самсон Григорьевич Сусед, 1922 года рождения. После института работал инженером-экономистом, сначала в Риге, с середины 1960-х годов в Витебске.
Это интервью я взял у него в конце 1990-х годов.
Самсон Григорьевич Сусед.
– В Лиозно жил мой дедушка Сендер-Нохим Просмушкин. Моя бабушка Песя Евсеевна Эйдельштейн, из деревни Билево, сейчас это район Витебска. Она родилась в семье кантонистов, то есть тех, кто двадцать пять лет служил в царской армии. Ее предка в армии крестили, но когда после службы он пришел домой, вернулся в иудейскую веру. У Эйдельштейнов был надел земли в Билево, они построили дом. Бабушка вышла замуж за деда, и они приехали в Лиозно.
Это было типичное еврейское местечко. Я знаю о нем больше по семейным рассказам. В Лиозно жили представители власти: полицмейстер, жандарм, почтмейстер. В Лиозно жил фельдшер Иванов. Это было местное медицинское светило. Лиозненские жители считали, что Иванов может вылечить от всех болезней. А если Иванов не сможет вылечить, значит, никто не сможет. Иванов работал в Лиозно и после революции. И меня он лечил, когда я гостил у бабушки.
Приезжал я туда каждое лето.
В центре городка стояла большая церковь. Дедушка жил во флигеле, в глубине земельного участка, как раз напротив церкви.
Бабушка родила восьмерых детей, двое из них умерли в младенчестве. Выросли четыре сына и две дочки. Парни стали обустраиваться в Лиозно.
Григорий Сусед.
Дедушка построил заезжий двор с магазином, у него был ледник. Это значит, сруб закопали в землю. Зимой сыновья рубили лед на реке, свозили в этот сруб и перекладывали лед соломой. Когда крестьяне приезжали на базар, ярмарку, туши мяса, которые они не успели продать, складывали в этом леднике. Дедушка за это имел какие-то доходы. Амбар у него был для муки, зерна – хранили у него, и за это он брал деньги. Держал дедушка лошадь, корову, у него было хозяйство. Причем всего он достиг, добился своими руками и головой.
Старший сын Гирш, занимался торговлей. Он скупал лошадей в Лиозно, грузил их в товарные вагоны и отправлял в Петербург. Этим он продолжал заниматься и во время НЭПа. Жил зажиточно. Построил красивый двухэтажный дом на Вокзальной улице недалеко от деда. Первый этаж был из кирпича. А позднее купил дом под Ленинградом в Павловске и перебрался туда. Жена у него была из Бешенковичей – Сара Юдовина.
У них было три сына. Лева погиб на железной дороге. Саша – шофер, воевал, после войны какое-то время жил в Лиозно. Младший, Лейзер – танкист, погиб в 1941 году.
Второй сын Сендера-Нохима – Самуил погиб в годы войны под Сталинградом.
Хаим, до революции работал сторожем у помещика Хлюстина, его поместье было неподалеку в Адаменках. Сторожил сад. В годы войны воевал. В эвакуации погиб его сын Давид.
Евсей тоже воевал, вернулся с войны старшим лейтенантом. Его дети живут в Соединенных Штатах Америки.
Сара Менделевна Просмушкина – мама Самсона Григорьевича.
Моя мама Сара, познакомилась с отцом Григорием Суседом в Лиозно. Его послали туда работать в милицию. Он был начальником в этой организации. Папа получил образование, окончил коммерческое училище. Потом воевал на фронтах Первой мировой войны, устанавливал Советскую власть в Витебске, служил в ЧК.
В Лиозно он остановился жить у деда. Там познакомился с мамой. Маме было 18 лет, папа был постарше. Он не мог сделать религиозную свадьбу в Лиозно. А мама и ее родители настаивали на этом. И они сделали хупу в Ленинграде, чтобы не было огласки.
В Лиозно были две синагоги, обе деревянные.
Меня впервые привезли в Лиозно в три года. Дедушка каждое утро ходил в синагогу. Иногда меня брал с собой. Туда приходили все наши родственники. Они вначале обменивались новостями, а потом молились.
В субботу после синагоги все собирались у деда дома на праздничный обед. Во главе стола сидел дед, потом сыновья, зятья, невестки. Мы, внуки, сидели с краю стола. У каждого было свое место.
Дедушка наливал рюмку вина, говорил благословление, потом передавал рюмку жене, детям, она шла по кругу. Потом все начинали кушать.
У деда в доме жили бедные родственники. Малка была сиротой. Дедушка взял ее в дом, выделил отдельную комнату, кормил, поил. В Лиозно жила девушка Дора, позднее она стала учительницей. Ее отец уехал в Америку на заработки и пропал. Дора с мамой остались без средств к существованию. Дед взял их в дом, и они жили у него года три.
Такие обычаи были во всех еврейских домах.
Во дворе дедушкиного дома было много всяких хозяйственных построек, и только небольшой кусок земли был отведен под огород. За ним смотрела бабушка. Она смотрела за коровой, в хозяйстве были куры. За лошадью смотрел дед или его сыновья.
Сара и Григорий Суседы – родители Самсона Григорьевича.
Соседями деда был мастер, изготавливавший шапки, его так и звали кирзнер, что в переводе с идиша означает шапочник. С другой стороны жили Меерзоны, наши дальние родственники. Когда в феврале 1942 года фашисты расстреливали евреев Лиозно, мальчик Меерсон убежал из-под расстрела. Попал к партизанам. Мстил за погибшую семью, и сам погиб. Его отец после войны вернулся с фронта.
Я помню, как у дедушки на праздник Йом-Кипур во дворе делали обряд Каппара. Брали петуха и крутили его над головой. Тем самым от людей отгоняли болезни. И над моей головой крутили молоденьким петушком. А рядом стояла беременная женщина и держала в руках куриное яйцо.
Когда пришла революция в Лиозно, мало кто понял, что это такое и какое будущее ждет людей.
Появились комитеты бедноты, в которых было немало евреев. Однажды комбеды пришли к деду и сказали:
– Мендель, ты никого не эксплуатировал, но ты зажиточный человек. Продай нам свое хозяйство, мы будем строить кооператив.
Дедушка на них посмотрел и ответил:
– Я с большевиками дел иметь не хочу.
Он не понимал, что такое большевики, какое строится государство. Новая власть конфисковала у деда все имущество: корову, лошадь, все строения. Дедушку с бабушкой просто выбросили на улицу. Сыновья уже разъехались, кто в Москву, кто в Ленинград. Дедушка, проживший всю жизнь в Лиозно, не захотел уезжать. Их приютила одна белорусская семья. Они жили в домике на берегу реки Мошна. Дед пользовался большим авторитетом в местечке. Белорусская семья отвела для жизни дедушке часть дома, кровать, стулья, самовар. И не взяла за это деньги. Дедушка ходил ежедневно смотреть на свою усадьбу, на то, что построил за свою жизнь. От переживаний он стал болеть. И вскоре он умер. Похоронили его на еврейском кладбище в Лиозно.
На похороны деда собрались все родственники. Я с двоюродным братом после похорон пошел на базар. Крестьянин увидел нас и сказал: «Шиндеренка внуки приехали». И все стали на нас смотреть.
Еврейское кладбище в Лиозно было огорожено деревянным забором. Была постройка, где обмывали покойников, одевали их в саван. Когда хоронили, глаза закрывали черепками, брали гусиное перо и лицо мазали взбитым яйцом, в наволочку насыпали песок. Выкапывали яму, обкладывали досками и сверху накрывали досками, а на голову посыпали землю из Иерусалима. И закапывали. На могиле ставили островерхую доску, на которой писали, кто здесь погребен. Потом уже ставили на могилу мацейву.
После смерти деда, бабушка переехала жить к нам в Витебск, затем – к невестке в Ленинград. Умерла в эвакуации в 1942 году.
Последний раз я был в Лиозно в 1965 году. Никого из моих родственников там уже не было. Целый день ходил по городу, по местам знакомым с детства. На вокзале от старой станции осталась одна водокачка и грузовая платформа, откуда дядя Гриша грузил лошадей для отправки в Ленинград.
Узнала меня только одна пожилая женщина. Лиозно жило другой, незнакомой мне жизнью.
Записал Аркадий Шульман
|