Выдержки из мемуаров
члена союза архитекторов СССР,
уроженца города Бешенковичи
Запрудского Моисея Борисовича (1892–1975 гг.)
1905 год вошел в историю как год первой революции в России.
Моисей Борисович
Запрудский.
Лично для меня, 1905 год явился началом моей трудовой деятельности и понимания всей окружающей в то время обстановки революционного движения.
Весною 1905 года я окончил народное училище в своем родном небольшом городке Бешенковичи.
Это училище было открыто в 1900 годах в населенных пунктах городского значения, а для сельских местностей – волости, были школы «приходские», где преподавали и «закон божий». Ученики нашего училища были в основном из еврейского населения, и поэтому этого предмета («закон божий») не было. Экзамены по окончании училища производились вместе с «приходской школой», которая находилась при Бешенковическом волостном управлении. Выпускными экзаменами руководил учитель Гневко, как старший учитель волостной приходской школы и инспектором по нашему району.
От него я получил в мае 1905 года удостоверение об окончании Бешенковического народного училища, где было указано «успешно». Эта оценка означала, что можно было продолжить образование: городское училище, гимназию или другие учебные заведения, которые давали право при их окончании на аттестат зрелости.
При окончании народного училища мне еще не было полных 13 лет и нужно было принять решение: продолжить дальше мое образование или передать меня на 3 года в учение какой-нибудь профессии в город Витебск (губернский центр). Этот вопрос стал главной темой на «семейном совете».
Мамаша моя придерживалась мнения, что меня нужно отправить для учебы в уездный город Лепель, в городское училище. Отец же придерживался противоположного мнения. Он подходил к этому вопросу более реально. Его рассуждения действительно были убедительны: нас было шесть братьев. Самые старшие из братьев двое были устроены на работу в Риге (Дуббельне) на лесопильном заводе и специализировались по лесу. Эти два брата не могли помогать семье, т.к. они добивались самостоятельного существования.
Третий брат, из старших меня, Илья, тоже был уже устроен на работу в Витебске. Моложе меня были еще два брата: Генрих и Юрий, которым было тогда 10 и 7 лет и их нужно было воспитывать до моего возраста и затем думать об их устройстве в жизнь.
Из этих рассуждений отца вытекало, что дать мне дальнейшее образование в другом городе экономически будет невозможно. Слушая эти рассуждения, мне казалось, что отец прав в своей оценке невозможности моей учебы при помощи родителей.
В самом деле, доходы моего отца состояли из очень мизерного заработка его основной профессии «котляра»: эта профессия в переводе на чистый русский язык означала «холодный кузнец». Он чинил котелки (для варки пищи тогда служили чугунные котелки), сковородки и прочие кухонные предметы. Кроме того, мой отец состоял в музыкальной группе местных музыкантов. По нашему времени такая музыкальная группа называется «ансамблем». Это были профессиональные музыканты – целая фамилия Фидельманов. По значению этой фамилии можно судить, что предки этих музыкантов были скрипачами, т.к. «фидель» значит по-немецки «скрипка», а фидельман – человек, владеющий искусством скрипача.
Хотя мой отец не принадлежал к этой фамилии, он состоял членом этой группы и играл на одном из инструментов и кроме того был «распорядителем» при оркестре на таких больших торжествах как свадьба в богатых домах или других торжественных событиях такого порядка, куда приглашались музыканты. Эта профессия у отца была подсобная, т.к. свадьбы или другие торжества в небольшом городке бывали не постоянно, а раз-два в месяц. Оплата музыкантам делилась пропорционально роли в оркестре. Первая скрипка получала больше, вторая – меньше и т.д.
Отец получал от такого вечера всего несколько рублей, несмотря на то, что он был руководящим лицом в распорядке этих вечеров.
Я помню, как в детские годы интересовался этими вечерами, и отец брал меня с собой послушать оркестр и посмотреть на «церемонии» этих свадебных вечеров.
Отец надевал черный сюртук, накрахмаленную рубашку с манжетами и галстук. Он был выше среднего роста и в таком «аристократическом» одеянии он выглядел настоящим артистом. И это было для меня тем более любопытно, что в обычное время отец был одет мастеровым человеком того времени, ведь это было в последние годы прошлого столетия и начало нашего двадцатого века, когда в таком маленьком городке с еврейской беднотой музыканты считались людьми «не от мира сего».
Чтобы представить себе насколько все эти доходы от этих двух профессий были незначительны, что весною каждого года, когда на Западной Двине – нашей реке начиналась навигация, грузились баржи (как их называли тогда «лайбы»), отец нанимался грузчиком на этих баржах и таскал с берега мешки с зерном. Эта работа была сезонная и давала дополнительный заработок. Все эти работы вперемешку не обеспечивали большую нашу семью более или менее приличным существованием.
В нашей семье дети не воспитывались в строгом религиозном духе, как в других семьях того времени, но праздники по традиции должны были соблюдаться. Это означало, что к празднику нужно пошить всем ребятам новые костюмы или обувь и подготовка к праздникам (ежегодно) требовала значительных затрат. Чтобы покрыть эти чрезвычайные затраты закладывали ростовщику (богатому купцу, который за проценты давал деньги на время взаймы) ценные вещи: машинки, заметные часы (которые одевали на шею на золотой цепочке в торжественных случаях), самовар, подсвечник, а затем после праздника постепенно все эти вещи нужно было выкупить. Так жила наша семья на протяжении многих лет, дети подрастали, а ведь всех детей было у матери десять человек (в наше советское время наша мать могла быть «Мать-героиня». Из восьми сыновей осталось шесть живых и две дочери. К счастью, дочери были самые старшие, и они вышли замуж, и ушли из нашей семьи, а сыновья по паре выпускались в жизнь, как уже было сказано выше.
При этих условиях планы моей матери о моем дальнейшем образовании были явно не реальны, но она продолжала свою линию в этом вопросе и искала для меня преподавателя из студентов, которые могли меня подготовить в течение лета 1905 года для поступления в городское училище. Она нашла такого студента по фамилии Копейкин. Этот студент «реального училища» приехал домой на каникулы, и он взялся без вознаграждения (бесплатно) меня готовить.
Среди студентов того времени (особенно еврейского населения) было много революционеров и многие из них были уже «вечные студенты», это означало, что их исключили из учебных заведений за революционную деятельность или они сами ушли, чтобы заниматься подпольной (нелегальной) работой среди рабочих масс.
Среди друзей этого моего преподавателя Копейкина было много таких «вечных студентов» и мне представилась такая возможность оказаться в среде этих революционеров. Мой возраст уже был вполне достаточен, чтобы понять, чем занимаются эти взрослые молодые люди и чего они хотят, и к тому же они меня привлекали к некоторым делам, которые подростку легче выполнить: разносить и передать в разные места литературу подпольную и чистить и припрятывать оружие (это были пистолеты «Смит-Вессон» и других систем, были и не огнестрелки в виде «нагаек», резиновые с пружинами с наконечниками из олова). Это оружие необходимо было подготовить для отрядов самообороны, занимаясь т.н. подготовкой к поступлению в городское училище, я всем ходом события видел, что не время заниматься учебой, когда кругом идет бурное движение, и назревают события.
В это время я уже занимался как будто учебой, отец продолжал искать для меня место в Витебске, чтобы меня сдать на 3 года для изучения ремесла и для этого ездил в Витебск, где находился мой старший брат Илья, и с ним вел советы на этот счет.
Так закончилось лето 1905 года.
Я вспоминаю те годы.
Когда я учился в школе в 1903-1905 гг. были два учителя: вначале был учитель по фамилии Яшунер. По всем признакам он был в ссылке в нашем районе, т.к. он по субботам являлся в полицейское управление, которое помещалось недалеко от нашей Виленской улицы на площади, и мы, ученики ходили смотреть вернется ли он обратно. Мы этого учителя очень любили, и он отвечал нам тем же. Он нас не наказывал за мелкие проступки и учил нас хорошо.
Его все же куда-то услали, и его сменил другой по фамилии Сидлер. Этот новый учитель нас избивал линейкой по ладоням острой стороной и таскал за уши за самые мелкие проступки. Ставил на колени в углу на виду у всех и оставлял в школе без обеда. По всем манерам обращения с учениками еврейского происхождения мы видели в нем антисемита-черносотенца. Так дети 10-12 летнего возраста уже понимали разницу между социалистом Яшунером (всех ссыльных тогда считали социалистами) и Сидлером, в котором мы видели тирана антисемита-черносотенца. Все ребята по домашним разговорам взрослых знали, что черносотенцы это те, которые устраивают погромы, а социалисты это те, которые против царя и городовых. Эта политграмота сама воспринималась детьми и злоба против царя и черносотенцев зарождалась еще с детства, несмотря на то, что нас заставляли в школе каждый день петь гимн «Боже царя храни», а про себя мы пели «Боже царя хорони».
Вспомним то время, когда началась Русско-японская война, в начале 1904 года.
Из нашего небольшого городка многие были мобилизованы и отправлены на войну в Манчжурию и Порт-Артур. Я провожал нашего соседа печника Генкина (мне тогда было менее 12 лет), и мы все соседи и даже дети проклинали царя за эту войну, т.к. все считали, что это никому не нужно, и никто не молился за победу, и только желали, чтобы наши солдаты вернулись домой целыми и невредимыми.
**********
1914 г.
Я получил назначение в город Тверь (теперь город Калинин) – в этом городе я должен был научиться воевать в самый минимальный срок, а такой срок считался примерно месяц. Ехать к месту службы можно было из Лепеля всей группой мобилизованных и можно было ехать в одиночку, а место сбора наметили город Полоцк, чтобы от туда организованно ехать до города Твери в сопровождении соответствующей «охраны».
Воспользовавшись такой возможностью, я заехал в свой родной город Бешенковичи (который лежит на пути из Лепеля в Полоцк и дальше), чтобы попрощаться с родными и старушкой матерью (отец умер раньше в 1910 году, а мать жила одиноко в своем маленьком домике на Виленской улице). В родном городе жила тогда семья моей старшей сестры Гольманы, а остальные находились в разных местах.
**********
В день моего проезда через Бешенковичи я застал торжество в семье сестры (у Гольманов) там родился сын Илья (в этот день ему присвоили имя) и я попал на самое «крещение», там застал всю родню. Мне предоставили самую почетную роль: подержать младенца на подушке в момент провозглашения молитвы и церемонии обряда. Мой извозчик, который должен был меня доставить на станцию, «сиротливо» стоял во дворе. И мне нужно было поскорее управиться с прощанием. Я ведь уезжал на войну и проводы, как правило, сопровождались слезами, а те времена родные плакали и «оплакивали» уезжающих. У меня была такая удачная возможность уехать «без слез» и я этой возможностью воспользовался. Поздравив всех родных по случаю рождения моего племянника, я выпил рюмку вина, быстро одевшись, не дав никому опомниться, выскочил и сел в санки (на улице уже была зима 1914-1915 годов) и велел извозчику быстро выезжать со двора, и через десяток минут мы уже переезжали реку Западную Двину, а за нами остался мой родной городок, где я родился, учился и провел свое безрадостное детство.
**********
1918 год. Возвращение из австро-венгерского плена.
В Витебске мы зарегистрировались в «Военпленбеж» (военный комиссариат), и там нас приняли довольно приветливо, ведь мы первые и сами вернулись из плена.
Мы получили по одному серебряному рублю на расходы, пока мы устроимся на работу.
Был конец ноября 1918 года, а пароходы еще идут по Западной Двине. Значит, я могу из Витебска добраться до Бешенковичи (всего 60 км) на пароходе, и в тот же день я отправился к себе на родину в Бешенковичи.
Пароход идет по течению быстро и к вечеру подошел к пристани Бешенковичи. Во все времена всегда много встречающих на пристани. Есть постоянные встречающие, которые никого не ждут, а так просто идут встречать пароход. В числе таких на пристани оказались мои племянницы (дочери моей сестры) из семьи Гольман. Они меня узнали среди многих прибывших с пароходом, и эта неожиданная встреча всех обрадовала. Я направился к Гольманам, которые жили по главной набережной улице, близко к пристани. Там я узнал, что старушка-мать жива. Пару дней я отдыхал и рассказывал родным о своем путешествии из плена и о годах, прожитых там.
В течение нескольких дней моего безделья я ближе познакомился с политической обстановкой городка и района Бешенковичи. Советская власть еще не вступила в свои права: работающие не организованы в профсоюзы. Население в своем большинстве как будто ничего не делает, но люди живут и питаются. Это значит, что имеются запасы продуктов или снабжаются нелегальным путем, это и есть «спекуляция» обменом с деревней вещей или промышленными товарами на сельскохозяйственные продукты.
Действительно труженики живут очень плохо, у них нет продовольственных запасов, они не имеют вещей, чтобы менять на продукты, но как-то существуют, работают швейники, сапожники и другие ремесленники.
Как и кем осуществляется власть. Есть «Ревком», назначенный уездной властью. Состав «Ревкома» из местных бедняков. Исполнительная власть, которая следит за порядком, это милиция. Борьбу с контрреволюцией, с явно выраженной спекуляцией ведет уполномоченный ЧК и народный судья, который разбирает дела. Более серьезные дела и нарушителей направляются в губернский город Витебск.
Партийная большевистская организация состоит из трех человек, известных в городе деятелей: начальника милиции тов. Мухина, уполномоченного ЧК т. Фидельмана (моего школьного товарища) сына местного музыканта и фотографа Фидельмана А.Б., народного судьи Снежко, тоже местного. Из этих трех товарищей я знаю по моим детским годам двух (Фидельмана и Снежко), нужно встретиться и обсудить, что они могут мне поручить, что главное в организации советской власти. Можно ли дальше наблюдать и ничего не делать. Уехать совсем отсюда в большой город Витебск, где уже установилась прочная советская власть и там найти себе работу. Совесть подсказывает, что это будет не честно по отношению к своему родному городу, району, где я родился. Нужно испробовать свои силы возможности только в родном месте. Итак, решено, нужно приступить к работе.
**********
В 1918-1919 гг. Запрудский Моисей Борисович занимал четыре поста в г. Бешенковичи:
1. Член Ревкома.
2. Заведующий уездного отдела народного образования.
3. Уполномоченный РОСТА по Бешенковическому району.
4. Заместитель казначея потребительского кооператива.
**********
Оказавшись при сложившихся обстоятельствах в родном городе в такое время 1918-1919 годах, когда гражданская война вступила в самую острую фазу, при всем этом нужно было устроить и свою личную жизнь, встретить такую подругу, которая могла бы со мной разделить все невзгоды того времени. Сравнительно в короткий период была решена и эта проблема. Я женился на местной девушке, которая отвечала всем этим требованиям.
В марте месяце 1919 года состоялась регистрация брака с Татьяной Михайловной. Мы поселились в маленьком домике, который состоял из одной комнаты 15-18 квадратных метров. Чтобы стать независимым в продовольственном отношении в будущем, к осени и зиме 1919-1920 гг. мы с женой взяли участок земли, сами его обрабатывали под картофель. Мы показали пример другим, что советские работники могут и должны в трудное время для страны позаботиться о своем обеспечении продуктами питания. Нашему примеру последовали и некоторые другие.
1919 год вошел в историю, как год гражданской войны. Белогвардейские армии, возглавляемые генералами: Колчаком на востоке России, на юге Деникиным, на северо-западе Юденичем и Родзянко и кулацкими восстаниями, организованные эсерами Савенковым, Антоновым и др.
В этом году продолжалась иностранная интервенция: на севере французами, на востоке американцами и японцами, на юге англичанами. Кроме того бандитскими армиями Махно, Балахновичем и др. антисоветскими бандитами.
Иностранные державы с главными вдохновителями Англией и Францией в течение одного года вооружили белую Польшу (которая родилась после 1-ой мировой войны) и Польша осенью 1919 года начала войну против Советской России.
Наш уезд самый близкий к границе был занят в самый короткий период. Был занят уездный город Лепель и другие населенные пункты нашего уезда.
К этому времени наши советские войска задержали наступление Польши недалеко от нашего городка, и, следовательно, в Бешенковичи сконцентрировались все штабы военных частей и уездные советские руководящие органы власти.
Прошел год как я вернулся из Венгрии и оказался в центре всех мероприятий по организации советской власти в мирной обстановке, и оказался в центре военной обстановки.
Здесь же, наконец, было оформлено мое партийное положение: выдан партийный билет, т.к. все организации были уже в нашем городе.
В течение 1920 года среди многих событий, которые в обстановке общего напряжения были и такие, которые называем семейными. В марте у нас родился сын. В нашем маленьком домике стало веселее, появился третий член семьи.
**********
Все же должно было случиться народное бедствие и в нашем родном городке Бешенковичи. Какое-то подразделение воинской части, которое было расквартировано там на сеновале, где спали красногвардейцы, от неосторожного обращения с огнем при курении, загорелся дом на окраине города. Огонь по ветру направился на город, дома все деревянные и пожар принял грандиозные размеры, что потушить его не было возможности. Пожар продолжался всю ночь и день, сгорел почти дотла от конца в конец (случайно остались несколько домов).
Утром в уездном центре Лепель, где я находился, мы узнали, что горит Бешенковичи. Мы находились от Бешенковичи на расстоянии 60 км, и не могли им помочь огнетушительными средствами. Было уже поздно спасать, и у нас в центре тоже не было достаточно средств, а автомашин не было у пожарных, которые пользовались пожарными лошадьми.
Мое положение как уездного начальника управления по безопасности было бедствием огромного значения, но к тому же в Бешенковичи находилась моя семья – жена и маленький двухлетний сын. Живы ли они, уцелели ли в этом огне, я не знал.
В полдень мне сообщили, что грузовая автомашина Исполкома доставила из Бешенковичи жену и сына, что остались в лесу они на окраине города, т.к. они не появиться в город в ночном белье (жена была одета в пальто сверху на ночной рубашке, а мальчик завернут в одеяло в ночной рубашке).
В срочном порядке нужно было достать одежду погорельцам. Выяснились подробности, каким образом они были вывезены из бушующего пожара и доставлены в г. Лепель. Накануне этого дня, под вечер заезжала к нам во двор (где жила моя семья в Бешенковичах) автомашина Исполкома, которая везла продукты из Витебска для детских учреждений г. Лепеля. Шофер и представитель, везшие продукты, заночевали в нашей квартире. Ночью, когда начался пожар и огонь распространился на этой улице вблизи нашего дома, все проснулись и стали заводить машину, жена в ночной рубашке и сверху пальто выбежала узнать, как выбраться из горящей улицы. Шофер, не дождавшись возвращения жены, схватил спящего ребенка, завернул его в одеяло, выехал с машиной со двора, проскочил через горящую улицу и пылающий кругом город и на окраине остановился. Жена вернулась к своему домику, который уже горел, а машины во дворе уже не было. Она побежала до окраины и нашла машину. Можно себе представить эту картину и самочувствие жены, когда все оставлено в огне и к тому же нет ребенка, но надежда, что им удалось захватить ребенка, она нашла в себе мужество и выдержку искать, но не терять самообладание. Счастливая случайность, что автомашина Исполкома оказалась во дворе и спасла мою семью.
Вот мы неожиданно оказались вместе, но у нас ничего нет. Все, что у нас было, сгорело и любимая собачка сына, которую мы почему-то назвали «Мильераном» (по имени тогдашнего антисоветского реакционного ренегата – президента).
Нам очень трудно было разжиться самым необходимым, но мы не горевали о потерянном, нам предстояло впереди путешествие по Сибири и много невзгод, но такой путь в жизни мы избрали добровольно.
**********
Я распростился с товарищами в Лепеле. Мне вручили благодарственные письма – отзывы от уездного Исполкома, от профсоюзных и кооперативных организаций. Я с семьей (с женой и 4-х летним сыном) выехал в Сибирь, и с нами выехал с семьей старший брат Илья. Это было летом 1924 года в июле месяце.
**********
В ноябре 1924 года у Запрудского М.Б. родилась дочь Социлия.
В 1925 г. В Барнауле организовал и возглавил союз жилищной и строительной кооперации.
В 1930 г. строил поселки в Кемерово и в Прокопьевске для шахтеров Кузбасса.
В 1931 г. организовал проектную организацию в Новосибирске для проектирования рабочих поселков в Кузбассе.
С 1932 по 1937 г. в Ленинграде руководил проектной организацией «Горстройпроект» в системе Наркомата тяжелой промышленности, которым руководил Серго Орджоникидзе.
В годы до Великой Отечественной войны и во время войны работал на Ижорском заводе. В составе Ижорского батальона защищал Ленинград.
После войны до 1956 г. занимался вопросами гражданского строительства.
**********
В Бешенковичах в годы немецкой оккупации расстрелян Гольман Бейнус-Бер, по профессии шляпник – муж сестры Запрудского М.Б., семья Иоффе – муж и два сына второй сестры, инвалиды. Сами сестры умерли еще до войны. Погиб также брат жены.
На фронте был тяжело ранен и умер в госпитале от ран сын Запрудского М.Б. – Михаил.
1967 г.
**********
В настоящее время в Сакт-Петербурге проживают внучка, внук и правнуки Запрудского М.Б.
Подготовил к печати Станислав Леоненко,
заведующий фондами Бешенковичского районного историко-краеведческого музея.
|
|
ENG 
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com