Воспоминания Игоря Абрамовича Баранова
С Игорем Абрамовичем Барановым мы встретились в Витебской благотворительной организации «Хасдей Давид», которая оказывает помощь ветеранам войны и труда, узникам гетто и инвалидам.
Игорь Абрамович поставил в угол комнаты палочку, без нее ему ходить трудно, достал из сумки фотографии, документы и мы стали беседовать.
Игорь Абрамович Баранов. 2007 г.
– Сегодня всю ночь не спал, как закрою глаза, сразу вижу гетто, – сказал Игорь Абрамович.
– Сколько же Вам было тогда лет? – спрашиваю я.
– Я родился в Витебске в 1931 году. Отец был рабочий на фабрике «Знамя Индустриализации». Его звали Абрам Шмуйлович. Мама Лия Израилевна работала в магазине продавцом. Мне дали имя по дедушке.
В Витебске мы жили до 1941 года. Я успел окончить два класса школы. 4 июля 1941 года отец пошел на работу, и там ему вручили повестку на призывной пункт. Он вернулся домой, попрощался с нами, снял фуражку – одел мне на голову, сунул руки в карманы и пошел. Больше мы его не видели.
Мы хотели эвакуироваться, пошли на вокзал с мамой, сестрой (она с 1935 года – Паша Абрамовна Баранова), бабушкой, двоюродной сестрой, теткой отца – всего нас было восемь человек. На вокзале услышали разговоры, что американцы открыли второй фронт, и скоро конец войне. Мы поверили (многие поверили в это) и вернулись обратно домой. Очень скоро выяснилось, что это слухи, кто их распускал – то ли провокаторы, то ли люди выдавали желаемое за действительное – но многие семьи из-за этого не смогли уйти из города и погибли здесь.
7 или 8 июля мы все же решили уйти из Витебска пешком. Город уже горел. От пожара рушились, и падали крыши домой. Общественный транспорт уже не работал. Магазины были открыты, но в них не было продавцов. Люди шли, куда глаза глядят. Гражданские, военные – все смешались в одной многотысячной толпе. В городе отсутствовала какая-либо власть. И началась паника.
Мы пошли на Усвяты. Почему решили идти именно туда? У моей тетки муж был директором ватино-ватной фабрики – Хаим Михайлович Сандлер. Его родители жили в Усвятах. Он был образованным, авторитетным человеком. В семье его мнение было главенствующим. Сандлер сказал, что война будет длиться недолго, немцев разобьют (все были в этом уверены), а это время надо переждать в Усвятах. Потом мы вернемся в Витебск. «В Усвятах вас не тронут, – так он говорил. – В маленьких местечках немцам, если они туда доберутся, делать будет нечего».
Мы отправились пешком, и Сандлер шел вместе с нами. Шли мы, по-моему, трое суток, через Сураж, на пароме переплыли реку Западная Двина. Хаим Михайлович привел нас в дом родителей и хотел тут же вернуться в Витебск. Он же был директором фабрики, членом партии и не имел право без разрешения городского начальства покидать Витебск. Кроме того, Хаим Михайлович был очень ответственный человек. Ему говорили, что все городское начальство уже покинуло Витебск. Но он твердо решил идти. Вышел из Усвят, но вскоре вернулся обратно. Все дороги уже были перерезаны фашистами.
Абрам и Лия Барановы.
Мы хотели из Усвят идти дальше на восток, думали, отдохнем чуть и пойдем. Но 13 июля 1941 года, я помню этот день, мы сидели и в окно смотрели, вдруг видим, по улице едут два броневика – немцы заняли местечко, и мы остались в Усвятах.
Жили у родителей Хаима Сандлера, у них был свой дом. Мама Сандлера – Хана, отец – Михаил. Там жило восемь человек из Витебска.
Через некоторое время немцы сделали гетто. На окраине Усвят есть озеро и там четыре улицы: Малая Набережная, Горького, Гвардейская и 25 лет Октября. Они как бы квадрат образуют. Немцы русских переселили в еврейские дома, а нас всех перевели на эти улицы жить. Потом колючей проволокой мы сами огородили этот участок. Немцы и полицаи смотрели и указывали, как надо работать.
Продовольствия немцы не давали. Были у Сандлеров кое-какие запасы, но они быстро иссякли. Мы выменивали у людей продукты на вещи. Или выпрашивали еду у местного населения. Если это удавалось, был счастливый день.
Немцы приходили в гетто: грабили, забирали то, что им приглянется.
Я помню, в гетто была еврейка из Минска, и кузнец с женой. Когда переселяли в гетто, они решили уйти в лес. Ходили-ходили, то в лесу жили, то по деревням странствовали, местные боялись, и их никто к себе не взял. Они вернулись обратно в Усвяты. Было воскресенье. Их вывели в поле. Мальчик, сын женщины из Минска, сказал полицаю: «Дяденька, не убивайте меня». Полицай в ответ ударил мальчика со всей силы сапогом в живот. Потом застрелили женщину и кузнеца с женой. Детей кузнеца спасла русская женщина. Они после войны жили в Ленинграде.
Назавтра в гетто вернулся 75-летний еврей, его никто не выдал, и он тихо жил.
Тетя Ева Сандлер.
Немцы часто устраивали показательные казни, чтобы держать людей в страхе. Однажды на поле вывели и расстреляли орденоносца-еврея.
Евреи носили на рукаве белую повязку и на ней – желтый магендовид. Надо было носить всем, начиная с тринадцати лет. Если увидят без повязки – застрелят.
Взрослых: маму, тетю Еву (жену Хаима Сандлера), бабушку Сару немцы гоняли на работы. Детей не трогали. Узники гетто большей частью выполняли бесполезную, но очень тяжелую, работу. Например, переносили бревна с одного места на другое. Убирали улицы. Мама рассказывала, что она таскала бревна, которые здоровый мужик не поднимет. Дрова пилили, рубили.
В гетто не было чем топить дома, а зима 1941 года была суровая, морозы доходили до 35 градусов. Узники гетто заготавливали дрова, но только для немцев, Однажды мы не вытерпели и пошли с сестрой за пределы гетто на старую квартиру Сандлеров за дровами. Там оказался немец.
– Юде? – спросил он.
Сестра убежала, я остался. Немец подошел и сапогом меня под зад ударил. Я вначале боли не чувствовал. Домой побежал. А потом две недели ходить не мог.
Мы из Витебска альбом с фотографиями забрали. Он у нас был в Усвятах в гетто. Однажды немцы пришли грабить, и наткнулись на этот альбом. Увидели моего отца в кителе и сразу спрашивают: «Партизан?» Мы долго объясняли, что это довоенный снимок и к партизанам отец не имеет никакого отношения. Но после этого случая мы и свой альбом, и Сандлеров альбом спрятали под дом. Потом хотели достать, но их снегом засыпало, и мы ничего не нашли.
Хаим Михайлович Сандлер был коммунистом (партбилет он спрятал в доме). Говорили, что был связан с партизанами.
6 или 7 ноября 1941 года немцы четырех человек забрали на работу, в том числе и его. Они обратно уже не вернулись. Их расстреляли на том месте, где была комендатура (сейчас там милиция). Кто-то сообщил немцам, что они были коммунисты, и их в годовщину Октябрьской революции казнили.
Был в гетто Баскин, тоже коммунист, жена у него была русская, сама из деревни. Когда пришли немцы, он в лесу спрятался. Говорят, что какого-то немца поймал там и убил его. Жена была беременная, ушла к матери в деревню. Нет-нет, да и наведывался Баскин к жене. Полицаи доложили, что он приходит в деревню. Устроили засаду и Баскина поймали. Избили до полусмерти, пытали, хотели, чтобы он рассказал, кто ему помогал прятаться. Он молчал. 7 ноября 1941 года его повесили.
А 9 ноября 1941 года никого на работу не погнали. Мы сразу подумали, что нас будут расстреливать. Пришли немцы, карательный отряд, и по углам гетто поставили пулеметы, а мы как раз жили в крайнем доме, рядом были ворота и они выходили на озеро. Полицаи у ворот стояли и никого не выпускали.
Всех нас на поле вывели и сказали: «Мужчины – отдельно, женщины – отдельно». Я был рослый, выглядел на все шестнадцать лет, хотя мне было всего одиннадцать. Я хотел пойти к мужчинам, а мама взяла меня за руку и говорит: «Если суждено, пускай расстреляют вместе».
Немец ходил вдоль строя, посмотрит и идет дальше, снова посмотрит и идет дальше. Комендант в очках был, хоть сейчас бы узнал его, он у меня перед глазами стоит до сих пор.
Семья Барановых.
На поле оставили мужчин и молодых женщин без детей. Остальных обратно в гетто загнали. Мужчин расстреляли. В документах значится, что тогда казнили 34 человека, но я думаю, было больше. На поле не пришли отец Баскина, его мать и сестра. Комендант мою мать подозвал и говорит: «Иди и позови их». Мама побежала, а куда денешься. Другой немец увидел бегущую женщину, подумал, что убегает – стрельнул, но не попал. Комендант хлопнул в ладоши, и что-то сказал, мол, это я приказал.
Мама позвала Баскиных на поле. Женщин убили на месте, а отца Баскина ранили. Он кричал: «Идн ратавет мир» (Евреи, спасите меня – идиш). Но все боялись помочь ему. Подошел к Баскину полицай и застрелил его.
Дали команду, старикам и женщинам долбить землю (мороз стоял крепкий) и закопать расстрелянных. Весной озеро должно было разлиться, и вода дошла бы до того места, где закапывали убитых. А жители Усвят набирали воду из озера для приготовления пищи, для хозяйственных нужд. Они подняли шум. Немцы испугались, что может быть эпидемия. Приказали – снова собрать стариков и женщин. Земля промерзшая, ее рубили топорами, откапывали могилы и перезахоранивали трупы. Полицаи пригнали лошадей. Трупы клали на телеги, как шпалы, и отвозили на еврейское кладбище.
Трупы на морозе не успели разложиться. Когда отвезли на кладбище, родственники погибших принесли белые ткани, постелили и положили на них трупы (хоронили в саванах, по еврейскому обычаю). День был солнечный, яркий. И мертвецы лежали, как будто уснувшие живые люди. Ветерок шевелил их волосы. Страшно было смотреть.
Была в гетто витебская еврейка. У нее двое детей: 15 и 10 лет. 15-летний пошел на поле, а 10-летний спрятался под печкой. Старшего расстреляли на поле, мама бежала обратно, хоть бы младший остался в живых. А младший сын испугался и выскочил из дома. В это время немец шел и около самого дома застрелил 10-летнего мальчика.
Одна еврейка каким-то образом умудрилась в гетто держать козу. Русская соседка не побоялась придти в гетто, хотя это запрещалась, и сказала: «Хана, отдай мне козу. Завтра вас расстреляют». Хана ответила: «Когда расстреляют, тогда заберешь».
28 января 1942 года мы снова ждали смерти. И вдруг ночью стук в дверь. Подумали за нами пришли немцы или полицаи. Хана Сандлер пошла открывать дверь. И вдруг крик в сенях. Вбегает Хана: «Наша пришли». Вы поверили бы? И мы не поверили. Оказывается, в Усвяты ворвалась группа красноармейцев-разведчиков, и немцы разбежались. Только два немца остались у проституток. Соседи показали, где они находятся и любвеобильных немцев расстреляли.
Красноармейцы остановились на ночлег по домам. Были и у нас. Мы спали на полу, а все кровати отдали им. Как раз напротив нашего дома стояла армейская кухня. Нас накормили, но мы боялись много кушать.
Так жили до 14 марта 1942 года. От нашего дома до фронта было всего 1,5 километра. Говорили, что немцы опять нажмут, снова вернуться в Усвяты, и приказ был всех эвакуировать. Нас на подводах, человек 30 вывезли в деревню. Помню тот вечер. Хоть и весна уже, но мороз стоял большой. И на небе была яркая-яркая луна.
Потом человек двадцать, в том числе и наша семья, пошли пешком дальше на восток. Наткнулись на шлагбаум, и охрана возле него стоит. Нас завели в дом, мы там сидели два или три дня, нас проверяли. Потом отпустили. Мы поехали дальше в Башкирию.
В 1944 году, когда освободили Смоленск – вернулись. В Починке жили, в колхозе работали, а в августе 1944 года приехали в Витебск. Учился я в школе. В 1947 году пошел работать в обувную артель, окончил курсы модельеров в Москве. Мастером в училище работал, потом – на фабрике индпошива обуви.
В Усвятах на одной из улиц бывшего гетто и на кладбище установлены памятники евреям, зверски убитым фашистами.
Уже в конце нашей беседы Игорь Абрамович рассказал мне историю, которая показалась и забавной и поучительной:
– Родители дали мне имя Израиль. Но в 1986 году дочка попросила, чтобы я сменил имя, иначе с отчеством Израильевич в институт не поступишь. Что делать? Я поменял имя на Игорь. В начале 90-х годов дочка уехала в Израиль на постоянное место жительство. Сейчас она мне пишет, что ее и там не хотят считать еврейкой, потому что у нее нет оригинальных документов, которые дают при рождении, а есть только те, которые выдали после того, как я поменял имя. Видите, как бывает. Сейчас я снова хожу по всяким учреждениям, конторам, собираю справки, что когда-то я был Израилем, чтобы отправить их в страну с одноименным названием.
Вот такая беседа состоялась у меня, Аркадия Шульмана, с малолетним узником гетто, ветераном труда Игорем Абрамовичем Барановым.
|
|
ENG 
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com