Проект «Голоса еврейских местечек. Витебская область».פיתוח קשרי התרבות בין העמים של ישראל ובלרוס
|
---|
Поиск по сайту |
|
ГлавнаяНовые публикацииКонтактыФотоальбомКарта сайтаВитебская
|
МОЙ ОТЕЦ БЫЛ САПЁРОМИз трёх братьев, учившихся в ленинградских институтах, только старшему Михаилу довелось трудиться по выбранной специальности. Младшего Илью по комсомольскому набору направили из железнодорожного института в Военно-морское училище им. Фрунзе, и война застала его штурманом на эсминце. Среднему, Лазарю, моему отцу, едва дали закончить инженерно-экономический институт и сразу призвали в армию. Даже диплом не успел получить. В октябре 1940 г. он уже маршировал по столице Латвии, только что присоединённой к СССР. Через две недели после начала войны гитлеровские войска подошли к Риге.
Братья Илья и Лазарь (после войны).
Вместе с частью отец отступил к Новгороду, затем в г. Кириллов, где сформировалась 2-я сапёрная бригада. С ней он прошагал по всем дорогам войны. Вначале сапёры возводят новую линию обороны: Вытегра – Кириллов – Череповец. В конце 1942 г. 2-я бригада переводится на Ленинградский и Волховский фронты, начинается подготовка к прорыву блокады Ленинграда. На захваченных территориях противник создал мощную систему оборонительных сооружений. Наши сапёры построили учебные участки, идентичные вражеским, и бойцы день за днём с полной армейской выкладкой, облачённые в стальные нагрудники, отрабатывали детали наступательного боя. Тяжесть прорывов в первую очередь ложится на бойцов и командиров инженерных войск. Подразделения сапёров с огнемётчиком придавались всем ротам первого эшелона, вместе с одним-двумя танками и парой орудий образуя штурмовую группу. Отцу особенно запомнились тяжёлые бои в районе рощи «Круглая». По этому сильно укреплённому бастиону «N-1», как он значился у гитлеровцев, полки наносили главный удар. Несколько раз мы ездили в Музей прорыва блокады Ленинграда у города Кировска. Панорама штурма левого берега выполнена мастерски, действующий макет производит сильное впечатление. Но папа был грустен, временами вытирал платком глаза: «Видишь, слева роща «Круглая». Сколько людей мы там потеряли! Даже вспоминать страшно, что там творилось!» После ранения и лечения в госпитале осенью 1943 г. отцу разрешили недельный отпуск к семье. Мне было тогда четыре года. Нас с мамой эвакуировали, и отца я не помнил. Он очень отличался от окружающих. В гимнастёрке, обтянутой портупеей, с пистолетом на боку, быстрый в движениях, с громким командирским голосом отец вселял в меня безграничное почтение и одновременно страх. С его приездом наша малюсенькая комнатушка наполнилась непривычными запахами табака, одеколона, кожи и ещё чего-то фронтового. ...После полного снятия блокады Ленинграда 2-я бригада участвует в освобождении Северо-Западных областей. Отец вспоминал, что был из последних, покинувших Новгород в 1941 г., и из первых, вошедших в него в 1944 г.
Старейшина рода Коварских
Шолом-Иче с внуками.
Гирш (Беба) - Сын Шолом-Иче.
Летом в ходе операции «Багратион» попадает в родной Витебск. Война так искалечила город, что своего дома найти не смог. Да и некогда было искать: советские войска рвались на Запад. Во время наступления о сне приходилось забыть. Зато, когда представлялась возможность, отец мог спать сутками в любых условиях, даже в палатке на снегу. Эта способность сохранилась и в мирной жизни. 22 января 1945 г. в Восточной Пруссии недалеко от города Гумбинен (сейчас это Гусев) во время разведки отца и его шофёра заметил противник, они попали под миномётный обстрел. В результате – ранение и тяжёлая контузия. Несколько осколков в руках и ногах проникли так глубоко, что их не смогли вынуть. До конца жизни при каждом изменении погоды они напоминали о прошедшей войне. Контузия не прошла бесследно, временами лицо искажалось, папа становился раздражительным. После этого ранения он за один месяц облысел. ...Война шла к концу, все мысли заместителя начальника сапёрного батальона были на передовой, с товарищами. Как только почувствовал себя лучше, ещё не совсем поправившись, выписался из госпиталя. Свою бригаду нашёл под городом-крепостью Кенигсбергом, окружённым мощнейшими фортификационными сооружениями. Он поражался, что снаряды отскакивали от городской стены, не причиняя никакого вреда. Штурм Кенигсберга и бои в городе вспоминались как тяжелейшие.
Дед Самуил с внучкой Люсей.
Семья Самуила (сына Шолом-Иче) Самуил, Лазарь, Михаил, Мария.
Летом 1945 г. 2-я бригада переводится в Западную Белоруссию, и осенью в город Новогрудок приехали мы с мамой. Иногда отец брал меня на целый день в военный городок. Мне там очень нравилось. Кругом сновали «виллисы», «доджи», «студебеккеры», шофёры охотно сажали в кабину. А ещё была солдатская каша в столовой, концерты художественной самодеятельности. Нередко по выходным офицеры выезжали с семьями за город и устраивали пикники. Взрослые пили водку, играли и дурачились, как дети. Мне, шестилетнему, и в голову не приходило, что их простые забавы – это возвращение к нормальной жизни, разрядка, необходимая людям после пережитого. Они казались старыми, а ведь папа закончил войну тридцатилетним.
Мария и Илья.
Михаил Коварский.
В 1946 г. бригаду расформировали, отец демобилизовался и отправился в Ленинград, город, где он учился, женился, откуда его призвали в армию, за который сражался. Через год, когда появилось жильё, переехали и мы с мамой. В огромной коммунальной квартире по проспекту Маклина отцу выделили три небольшие комнатки. По-военному быстро (инженерные войска!) перестроил жилище так, что две комнатки оказались проходными, словно «дворцовые анфилады». Вход в квартиру стал с соседней Канонерской улицы, и, кроме наших, осталась одна комната с тремя жильцами. По тем временам такие условия считались хорошими, несмотря на печное отопление, керосинки и один водопроводный кран в кухне на всех жильцов. У папы было доброе сердце и открытая душа. Под его крышей нашлось место родным, потерявшим в войну дома, кормильцев и не имеющих средств к существованию: матери, сестре, племяннице, тестю и тёще. Спать укладывались по двое, или на раскладушках, или на полу. Заработка отца катастрофически не хватало, жизнь в сооружённом им Ноевом ковчеге из-за тесноты и нередких ссор стала невозможной. В 1950 г. он направился с мамой на Север. На Кольском полуострове создавались гигантские рудники по добыче апатита, обогатительные фабрики, электростанции, новые города. Через два года перебрался на Север и я. Однажды после школы забежал в трест «Апатитстрой». Кабинет начальника планового отдела пустовал. Я повернулся, чтобы уйти, и в дверях столкнулся с пожилым рабочим. Он огорчился, не застав хозяина: «Ну, что ж, буду ждать. Понимаешь, несколько лет моя семья ютится в одной комнате старого гнилого барака, дети постоянно болеют. Нормальное жильё много раз обещали, да всё обманывают. Люди говорят, твой отец единственный в этом тресте, кто держит слово и сочувствует работягам». В 1965 г. он выходит на пенсию и переезжает в Ленинград. Папа не пропускал встреч с однополчанами в Москве у Большого театра. Возвращался всегда в хорошем настроении, помолодевший. После открытия в музее Артиллерии экспозиции инженерных войск ленинградские ветераны 2-й бригады собирались на праздник Победы во дворе музея. Обычно отец приглашал на встречу меня или внуков. Ребятам покупались сладости и мороженое, а ветераны где-нибудь в кафе, а если погода позволяла, то по-походному на скамейке в парке распивали бутылочку. А дальше, как у Пушкина: «Бойцы поминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Собственно сражения упоминались между прочим. Ничего героического или особенного я не слышал. Война открывалась с будничной, не парадной стороны. Работа сапёра, что в обороне, что в наступлении постоянно опасна: то противник применяет противотанковые мины в деревянных ящиках с пластмассовыми взрывателями – миноискатели их не обнаруживали. То попадались мины с двумя взрывателями – обезвредил сапёр один видимый, успокоился, закурил, а в это время рванёт второй, потайной. Часто встречались мины-ловушки, конструкция которых постоянно менялась, а взрыватели использовались от стран сателитов. Опыт приобретался кровью. Ветераны с грустью вспоминали погибших товарищей. В последние годы отец отказался от этих встреч: «Тяжело видеть, как в нашей компании каждый год кого-нибудь не достаёт. Такое чувство, будто рядом мина разорвалась. Поговорю я лучше с ребятами по телефону». И праздник Победы отмечался в садоводстве. Хватало места и в доме, и на веранде. Но мы устраивали застолье в сарайчике, где хранились садовые инструменты, банки с краской и всякий хлам. На верстаке высвобождалось место, стелилась газета, ставилась бутылка водки, закуска, а гранёные 100-граммовые стаканчики злачное место и не покидали. Приглашались соседи. Мать напрасно зазывала всю компанию в дом на праздничный обед. Она не понимала, что в сарайчике, словно в блиндаже, возникала особенная, душевная атмосфера.
Мой отец Лазарь, средний сын.
С болью в сердце папа говорил, что много народу погибло зря. Конечно, с обоих сторон ошибались и лётчики, и артиллеристы и иногда бомбили своих. Но сколько было неумных приказов, когда к установленному сроку овладевали населённым пунктом или высоткой, а потом без поддержки своих, потеряв половину личного состава, их оставляли! К чему штурмом брали Берлин, окружённый город и сам бы сдался. В боях за столицу Германии погибло более 200 тысяч бойцов. А зачем? Ради престижа? Нет, противник воевал умнее, поэтому и потерял в пять раз меньше солдат. Или в начале войны, когда нашим лётчикам удавалось выброситься с парашютом в расположение советских войск. Часто приземлялись они уже изрешечёнными. С криками «Фашист летит!» по ним открывался хаотический огонь. А сколько немцев напрасно погубили! Каждый, кто носил характерные «фюрерские» усики, будь он в военной одежде или гражданской, неизбежно становился жертвой. Никто не хотел умирать. Отец вспоминал, как иногда на очищенном от мин проходе подрывался танк. А когда он доказывал, что машина свернула с ограниченного флажками участка, танкист ссылался на темноту и плохую видимость. Иногда людей спасала находчивость, не предусмотренная ни одним уставом. Запомнился рассказ о танкисте, у которого подбили девять машин. Подходя к позициям противника, танк расстреливал боезапас, затем экипаж вылезал через люк днища. Командир включал первую передачу, давал полный газ и на ходу через тот же люк выползал сам. Танк, несмотря на ведущийся по нему огонь, иногда объятый пламенем, упрямо шёл на врага, вызывая у него ужас. А экипаж оставался невредим и молился, словно на Бога, на своего находчивого командира. Хоть папа получил гражданское образование, воевать научился быстро, не терялся в сложной обстановке, был храбр и в то же время осторожен. Его способности заметили, и он прошёл путь от рядового солдата до майора. Даже направляли в Москву на курсы при военной Академии, но во время войны не захотел учиться. В 1942 г. вступил в партию и был убеждённым коммунистом до конца. Нередко мы с ним спорили. Когда советские танки в 1968 г. вошли в Чехословакию, вообще разругались и долгое время не разговаривали.
Лазарь с двоюродным братом Михаилом.
Переубеждать его – бесполезно. Он был прочным винтиком старой системы, безусловно, честным, преданным Родине. Преступления системы называл ошибками, не сомневался в правоте ленинских идей, несмотря на то, что эта партия лишила свой народ нормальной жизни и завела страну в тупик. Многие товарищи-ветераны поняли это раньше, чем отец. Когда Советский Союз перестал существовать, а с ним и всесильные ЦК, обкомы и горкомы, он как-то растерялся. Кризис системы вызвал разлад в его душе. Перестал существовать мир, который считал незыблемым и единственно правильным, за который сражался с фашизмом. Несмотря на мои предостережения, папа, увлёкшись рекламной кампанией, вкладывал деньги в организации типа МММ и, в конце концов, проиграл. Конечно, он не бедствовал. Как инвалид войны, получал достаточную пенсию. Но после отъезда моей семьи на фоне деградации жизни в стране его настроение и здоровье становились всё хуже. А когда стало совсем тоскливо, решился на переезд к нам в Германию. В скором времени отец оказался в больнице. Его удивили прекрасные условия, медицинская аппаратура, отношение персонала. Такое отличие от больниц, где он лечился раньше! «Ваш папа приехал слишком поздно, – объяснил кардиолог, один из лучших хирургов Европы, – сердечная мышца изношена. Поставим шриттмахер, это сделает работу сердца более ритмичной. К сожалению, больше ничего сделать не сможем». ...Когда я вспоминаю, сколько это сердце трудилось, пережило, выстрадало, ничему не удивляюсь. Через полгода отца не стало. Вместе с ним в моём понимании ушло то поколение, что выстояло в невероятно жестокой войне, восстановило разрушенное хозяйство страны, дало образование нам. Светлая ему память! Александр Коварский |
|||
|
Местечки Витебской областиВитебск• Альбрехтово• Бабиновичи• Бабыничи• Баево• Барань• Бегомль• Бешенковичи• Богушевск• Борковичи• Боровуха• Бочейково• Браслав• Бычиха• Верхнедвинск• Ветрино• Видзы• Волколата• Волынцы• Вороничи• Воропаево• Глубокое• Гомель• Городок• Дисна• Добромысли• Докшицы• Дрисвяты• Друя• Дубровно• Дуниловичи• Езерище• Жары• Зябки• Камаи• Камень• Колышки• Копысь• Коханово• Краснолуки• Краснополье• Кубличи• Лепель• Лиозно• Лужки• Лукомль• Лынтупы• Любавичи• Ляды• Миоры• Оболь• Обольцы• Орша• Освея• Осинторф• Островно• Парафьяново• Плисса• Подсвилье• Полоцк• Прозороки• Росица• Россоны• Сенно• Сиротино• Славени• Славное• Слобода• Смольяны• Сокорово• Сураж• Толочин• Труды• Улла• Ушачи• Цураки• Чашники• Черея• Шарковщина• Шумилино• Юховичи• Яновичи |
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com |
Главная |
Новые публикации |
Контакты |
Фотоальбом |
Карта сайта |
Витебская область |
Могилевская область |
Минская область |
Гомельская область |