Яков Басин
(Иерусалим)
ХЕДЕРЫ НА СКАМЬЕ ПОДСУДИМЫХ
Получив в октябре 1917 г. неограниченную власть в огромной империи, большевики приступили к воплощению в жизнь своей утопической идеи – построения бесклассового коммунистического общества с тоталитарной идеологией. Но в это время идеологическая «ниша» была еще занята религией, а внедрять новую, не устранив старой, они не могли. Предстояло вытеснить из жизни не только религиозное мировоззрение, но и громадную армию священно- и церковнослужителей, составляющих основу клира. К решению этой задачи большевики приступили так же, как ко всем остальным своим замыслам – решительно, бескомпромиссно и со всей жестокостью победившего класса.
1
Изречение «религия – опиум для народа», ставшее поистине крылатым в Советской России, – это несколько видоизмененная фраза К. Маркса из введения «К критике гегелевской философии права», в которой предлог «для», между прочим, отсутствует: «Религия есть опиум народа» (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 1, М., 1955, с. 415). При отсутствии предлога «для» фраза подразумевает, что народ сам принимает этот наркотик, а предлог уже говорит о том, что народу этот наркотик кто-то дает. Естественно, под этим «кем-то» большевики подразумевали духовенство – «распространителя религиозного наркотика и растлителя миллионов людей», и в этом революционеры пытались убедить миллионы верующих. А поскольку Логика и Вера – вещи несовместимые, внедрять эту мысль в народ пришлось силой.
Как писал американский историк Дэвид Фишман, «хотя в первые десятилетия ХХ века всем еврейским общинам от США до Польши пришлось пережить процесс секуляризации, нигде еврейские традиции и религиозная жизнь не столкнулись с таким мощным и жестоким вызовом, как в Советском Союзе в период между двумя войнами».
Если во всех цивилизованных странах религиозность человека является его личным (скорее даже интимным) делом, советская власть сразу взяла эту сторону жизни людей под жесткую опеку, объявив саму веру в божественное начало признаком духовной «отсталости» и подверженности мелкобуржуазной идеологии. Религиозные нормы, обычаи и обряды противоречили тем правилам поведения в обществе, которые внедрялись новой властью, а потому и расценивались ею как форма сопротивления. Нередко репрессиям подвергались не только те, кто активно выступал против антирелигиозной политики большевиков, но и те, кто просто соблюдал традиционный ритуал и требовал того же от своих детей и внуков.
Едва ли не основополагающей в антирелигиозной практике большевиков стала установка об отделении школы от церкви, и уже буквально спустя месяц после захвата власти, 11 декабря 1917 года, Совнарком принимает решение передать дело воспитания и образования подрастающего поколения из духовного ведомства в ведение Наркомпроса. В учебных заведениях упразднялись должности законоучителей всех вероисповеданий. Еще спустя семь дней издается декрет Совнаркома и ВЦИК «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния», по которому действительным признается лишь гражданский брак. Служителям культов с этого дня запрещалось совершать религиозные обряды крещения и брака без предварительной регистрации их в органах ЗАГСа. Отделение церкви от государства и школы от церкви было утверждено особым декретом 20 января 1918 года. Он назывался «О свободе совести, церковных и религиозных обществах». Однако уже в ближайшие дни четко проявился фундамент здания, на котором строилась идеология большевистской диктатуры. Это был воинствующий атеизм.
Всю тяжесть борьбы с иудаизмом большевики возложили на плечи самих же евреев, а точнее, большевиков еврейского происхождения. Категорический запрет на организованное религиозное воспитание детей и положил начало этой борьбы. Первой же акцией евсекции РКП(б) в этом направлении была ликвидация начальных школ при синагогах (хедеров) и религиозных учебных заведений (иешив). Уже в сентябре 1918 г. Государственный комитет по просвещению разослал циркуляр, запрещающий преподавание религиозных предметов детям и подросткам вплоть до 18-летнего возраста, а в январе 1921 г. Наркомпрос оформил этот запрет в виде соответствующего закона.
В порядке подготовки к закрытию всех религиозных учебных заведений в стране развернулась разнузданная атеистическая пропаганда, утверждавшая, что в хедерах «преподаются предметы совершенно чуждые ребенку, недопустимые с педагогической точки зрения и противоречащие духу и принципам трудовой школы». Более того, утверждалось, что само их существование «противоречит основным принципам и законам советской власти о народном образовании…»
2
Сигналом к закрытию всех еврейских религиозных учебных заведений в стране стал показательный суд над хедером в Витебске. То, что он состоялся именно в Витебске, не было случайностью. В этом городе насчитывалось 35 хедеров, в которых трудилось 49 учителей (меламедов). По подсчетам местных властей их посещали 1350 детей и лишь 29% из них одновременно учились в общеобразовательных школах.
Местная евсекция была одной из самых первых в СССР. Возглавлял ее Хацкель Дунец, прославившийся своим крайним левым радикализмом и оставивший после себя в еврейской среде весьма недобрую славу. Большевики достойно «отметили» его доблестный труд, убрав с должности заместителя наркома просвещения БССР и расстреляв в 1937 году. Но в Витебске в начале 1920-х он многое успел: создал особую «Комиссию для борьбы с хедерами», в газете «Дер ройтер штерн» опубликовал целую серию статей против религиозного образования, а хедерам просто публично объявил войну «не на жизнь, а на смерть».
Суд в Витебске стал следствием целого блока мероприятий, проведенных властями в период с марта 1919 по июль 1920 г. Именно в это время на всей подконтрольной большевикам территории были окончательно прикрыты еврейские общинные структуры, базирующиеся на центральной роли синагоги не только в религиозной, но и в светской жизни населения. Это привело к целому ряду столкновений евреев с властями, но, так или иначе, заканчивалось арестами, судами и ссылками раввинов и меламедов. Один из таких бунтов произошел в Витебске в апреле 1921 года, и для его подавления пришлось вызывать войска. К этому времени прошло уже почти четыре месяца после публичного показательного «процесса» над учителями хедера, но евреи города не могли успокоиться.
Власти тщательно готовились к этому суду: нашли нужное помещение (театр «Рекорд»), подобрали соответствующий состав судей, экспертов, свидетелей. Газетные публикации обеспечили необходимую атмосферу в зале. В день открытия у здания театра собралась толпа, которая была настроена настолько враждебно, что власти сочли за лучшее перенести суд на другой день, попутно обвинив правление синагог в подстрекательстве населения и в организации демонстрации. «Обвинение» поддерживали деятель местной евсекции и представитель Комбунда. Один из основных тезисов «обвинительного заключения» гласил: ни у одного другого народа нет подобной системы образования. Абсурдность подобной позиции была очевидной, но властей это никоим образом не остановило. На обсуждение они вынесли также вопросы умственного развития учащихся, уровня подготовки меламедов, методов преподавания, взаимоотношения национальных и религиозных моментов в воспитании и учебном процессе. Возникали и чисто теологические вопросы, например, о рукотворности Торы.
«Защита» состояла из двух религиозных сионистов и раввина Шмарьягу-Лейба Медалье, любавичского раввина, отдавшего работе в Витебске 28 лет. (После суда выехал в Москву, был раввином в синагоге в Марьиной Роще. В 1938 г. расстрелян).
Не отрицая необходимости реорганизации всего учебного и воспитательного процесса в хедерах, Ш.-Л. Медалье настаивал на сохранении хедеров. Он пытался объяснить суду, что хедеры являются основой воспитания детей, ибо иудаизм это не только религия, но и этика. Суд же пытался увести обсуждение в дискуссию о божественном происхождении Торы. Приговор был категоричен: «Хедеры должны быть закрыты, по возможности, в кратчайшие сроки, а дети отправлены в еврейские школы с преподаванием на идише».
3
Витебский суд получил в СССР настолько широкий резонанс, что Центральное бюро евсекций даже одобрило витебскую инициативу и рекомендовало своим местным отделениям перенять опыт. По всей стране прокатились аналогичные «суды». Власти продолжали наращивать давление. Сценарий везде был один и тот же. Чтобы обеспечить наибольшее количество зрителей, снимался городской театр. На сцене усаживалось множество обвинителей, защитников, экспертов, свидетелей. Обсуждение затягивалось на пять-семь дней. Устроители пытались придать всей акции некое подобие объективности, но итог был всегда одинаков: хедер как общественное явление подлежит ликвидации.
Для борьбы с хедерами власти использовали общественные акции – профсоюзные съезды, конференции работников просвещения, в ряде городов специально созывали собрания еврейских женщин. Повсеместно создавались специальные комиссии по закрытию хедеров и переводу детей оттуда в общеобразовательные школы. Мест в таких школах, естественно, не хватало, и в городах стали открываться новые еврейские школы с обучением на идише. Этим же комиссиям предписывалось вести учет работающих хедеров, составляя при этом особые справки, где были бы учтены все данные о них: число учеников, квалификация меламедов, условия для проведения занятий и т.д. Одновременно велась слежка за тем, куда ходят учиться дети, которые не посещают общеобразовательные школы. В результате в поле зрения властей попадали хедеры, где учеба велась на дому, частным образом.
В январе 1922 года Центральное бюро евсекций приняло решение, согласно которому предписывалось во всей стране закрыть хедеры при любых условиях. В решении подчеркивалось, что хедеры должны быть ликвидированы, даже если нет никакой возможности устроить детей в общеобразовательные школы. Был специально разработан документ, который был доведен до всех местных властей. Он назывался «О нашей тактике по борьбе с хедерами». Отдельный пункт гласил: «Все хедеры, имеющие хоть какое-нибудь школьное оборудование, превратить в советские школы. Обратить особое внимание на недопущение открытия новых хедеров, не допускать расширения и пополнения существующих.». Самым поразительным в этом документе было положение, согласно которому «размещение всех детей [в общеобразовательных школах] не является непременным условием для закрытия хедера».
Так начался новый виток борьбы государства с еврейским религиозным образованием, и хедеры вновь оказались на первой «линии огня». 26 мая того же года появляется более универсальный документ на эту тему – Указ Совнаркома «О запрещении преподавания детям еврейской национальности религии в хедерах, талмуд-торах и ешиботах». Указ подкреплялся новым Уголовным кодексом РСФСР, в котором за преподавание детям и подросткам религиозных предметов было предусмотрено наказание до года принудительный работ (ст. 121).
Власти заведомо закладывали под себя мину замедленного действия: на данном этапе развития советской власти указ был заведомо невыполним, ибо число еврейских детей и подростков, которые в бывшей «черте оседлости» должны были покинуть стены закрываемых религиозных учебных заведений, во много раз превышало количество мест в общеобразовательных школах. И уже в те дни проявилась одна из наиболее характерных черт новой власти – самообман: в отчетах евсекций целого ряда губкомов, подготовленных к началу учебного года рапортовалось о закрытии хедеров и ешиботов, что было заведомой ложью.
И вновь «отличились» власти Витебска. И здесь можно обнаружить руку Хацкеля Дунца. В изданном 16 сентября 1922 года местным губисполкомом постановлении, предписывающем в трехдневный срок закрыть «все существующие в городе и губернии школы конфессионального характера», в скобках указывалось, какие именно школы предполагается закрыть. Это были на удивление только еврейские учебные заведения: «хедеры, ешиботы, талмуд-торы и проч.». Угрозы в адрес виновных в случае неисполнения постановления были нешуточные: в случае обнаружения подобного учебного заведения «в молитвенных либо в частных домах руководители и преподаватели… а также и хозяева квартир… будут привлечены к судебной ответственности».
4
Давление на еврейские общины привело к тому, что большинство сохранившихся хедеров перешли на нелегальное положение. Поиски подпольных хедеров велись по всей стране, практически во всех городах со сколько-нибудь значительным еврейским населением. Занимались этим, в основном, сотрудники ГПУ. Как и в случае с первым, показательным судом повсеместно пропагандировался витебский опыт: постановление Витебского губисполкома, изданное на русском языке и идише, было напечатано типографским способом, а Центральное бюро евсекций разослало его как циркуляр. Репрессии не заставили себя ждать. В мае 1923 г. в Могилеве состоялся первый показательный суд над создателями десяти подпольных хеседов.
Однако, одновременно ширилось и протестное движение. Акции против закрытий хедеров и судов над меламедами стали принимать массовый характер. Изменили свою тактику и меламеды: чтобы затруднить возможность выявления подпольных хедеров, число учащихся в них сводили до минимума, зато количество самих хедеров немедленно выросло. Первое время такая конспирация приносила свои плоды, и власти вынуждены были с этим считаться. Долгие века хедеры служили едва ли не основной формой начального образования еврейского населения, и поломать эту традицию было не так просто.
Монополизация всего комплекса образования в стране привела к тому, что уже в первые годы советской власти была практически ликвидирована любая самостоятельная деятельность населения. В том же Витебске была закрыта неформальная, существовавшая полулегально еврейская начальная школа, никакого отношения к хедерам не имевшая. Поводом послужило преподавание по программам еврейских средних школ, существовавших до 1917 г. Учителей арестовали и выслали в Сибирь.
Тем не менее, несмотря на репрессии, евреи продолжали отдавать детей на обучение раввинам, считая, что у них воспитание и образование находится на более высоком уровне, чем в государственных школах. По сохранившимся прошениям на имя Любавичского Ребе об оказании материальной помощи нуждающимся учащимся хедеров и иешив, можно косвенно судить о том, насколько было развито подпольное религиозное образование в том или ином регионе. К примеру, в 1926 г. у шестерых меламедов Витебска обучалось 103 ученика.
В середине 1920-х гг. широкое распространение в еврейской среде получило обучение детей у меламедов, к которым они приходили после окончаний занятий в общеобразовательных школах. Обучение это проходило в тайне от властей, и в некоторых местечках к такой форме обучения было привлечено 80-85% детей школьного возраста. Уходя на летние каникулы в государственных школах, эти дети не оставляли занятий у меламедов. Интенсивность занятий в таких подпольных хедерах в это время резко возрастала. Новой волне интереса еврейского населения к работе хедеров способствовало закрытие властями в 1927 г. «нулевых» групп в общеобразовательных школах.
Однако одновременно шел и обратный процесс. В общеобразовательных школах с преобладающим числом нееврейских учащихся наибольший упор в антирелигиозной пропаганде вынужденно делался на критике христианства. Иудаизму почти не уделялось внимания, и это вполне устраивало еврейских родителей.
5
Многие века синагоги, являясь центрами не только религиозной, но и светской жизни, были сердцем ОБЩИНЫ, а та, в свою очередь, служила залогом безопасности рядового еврея, опорой в его нелегкой жизни. Это было место, где не только совершались религиозные ритуалы, но и принималось большинство решений, касающихся культурной, экономической, политической и даже семейной жизни. Советская власть, ликвидировав одну систему дискриминации евреев, ввела другую, в основе которой лежало уничтожение общины как основы организационного единства людей. После того как в июне 1919 г. комиссариат по еврейским делам Наркомнаца РСФСР обнародовал решение о роспуске общин и передаче ему, Наркомнацу, их собственности, еврейское население, отбросив извечную покорность, ответило на это протестными акциями, превратившись едва ли не первыми еврейскими «диссидентами» советского времени. Для борьбы с этим протестным движением большевики могли только одним, доступным им и не требующим серьезных интеллектуальных усилий способом – силовым. К физическому и моральному уничтожению синагоги они немедленно и приступили.
Однако сделать это одним махом было практически невозможно. Оставалось подавить синагогальное свободомыслие силой, то есть, грубо говоря, «заткнуть евреям рот». Опыта большевикам в этом отношении было не занимать: с первых дней своего правления они с помощью диктата проводили политику монополизации всей духовной жизни общества в своих руках и убирали с этого поля всех конкурентов. Вот, к примеру, какой приказ издал в июле 1921 г. Могилевский уездный комитет партии:
«Воспретить устройство собраний и произнесение речей, кроме установленных молитвенных собраний, во всех синагогах и молитвенных домах. Вне времени молитв синагоги и молитвенные дома должны быть закрыты. Предписывается всем старостам и уполномоченным синагог, а также кварткомам строго следить за выполнением сего. Виновные в нарушении настоящего постановления будут караться по всей строгости революционных законов, а также предаваться суду Ревтрибунала».
Все, что касалось «строгости революционных законов» и «судов Ревтрибунала», не было простой риторикой. Угрозы расправы над теми, кто способен нарушить гласные и негласные решения властей, вполне соответствовали дополняющим эти решения документам. Так, еще в мае 1921 г. на пленуме ЦК РКП(б) обсуждался вопрос о мерах по усилению борьбы с религиозной идеологией. В заседании активное участие принял В.Ленин. Он не только отредактировал доклад Ем. Ярославского, но выправил подготовленный проект секретного постановления. А несекретным это постановление и не могло быть, ибо большевики прямо противоречили собственным установкам, принятым ранее. Можно уже не говорить о чисто пропагандистской стороне политики, ибо в свое время они прямо декларировали необходимость «внимательно избегать нанесение чувствам верующих обид, которые приведут только к усилению религиозного фанатизма». Достаточно упомянуть о планируемых чисто репрессивных мерах против духовенства, исполнение которых возлагалось на органы ГПУ-НКВД.
В 1922 г. в СССР создается Антирелигиозная комиссия Политбюро ЦК во главе с Ем. Ярославским. Комиссия эта не только появилась в соответствии с особым секретным решения ЦК, но и просуществовала до 1929 года в обстановке строжайшей секретности. Все ее мероприятия проводились в самом тесном контакте с ОГПУ, который и в вопросах религии, будучи «карающим мечом революции», действовал, используя крайние радикальные меры. В 1924 г. Антирелигиозная комиссия приняла решение о создании Союза воинствующих безбожников, которую возглавил все тот же Ем. Ярославский и которая действовала в соответствии с им же провозглашенным лозунгом: «Борьба против религии – борьба за социализм».
Ликвидация еврейского образования была одним из наиболее серьезных моментов борьбы с синагогой, в основе которой многие века лежали принципы еврейской благотворительности. Среди этих принципов работа с детьми занимала особое место. Не случайно в распространенных в 1927 году тезисах, разъясняющих местным советским органам формы работы раввинов с населением, вторым и третьим тезисом стояли: «Стипендии детям, обучающимся в хедерах и талмуд-торах, выдача им одежды и ботинок» и «Устройство детей в целях учебы у ремесленников с внесением платы за учебу».
P.S.
Борьба советского государства с религией, очень быстро превратилась в одну из форм борьбы большевиков с собственным народом. 24 января 1929 г. в этой борьбе была поставлена последняя точка. Ею стала секретная директива ЦК, в которой все религиозные организации объявлялись «единственными легально действующими контрреволюционными…, имеющими серьезное влияние на население». А 8 апреля того же года ВЦИК и Совнарком приняли постановление «О религиозных объединениях», давшее начало основной волне репрессий против священнослужителей.
Однако с течением времени стало очевидно, что добиться раскола в еврейской религиозной среде властям (во всяком случае, в 1920-е годы) не удалось, и борьба за хедеры в этом отношении сыграла свою выдающуюся роль. И это не было случайностью, ибо, как писал современный еврейский философ Гарри М. Рабинович, «для евреев образование и обучение детей всегда было чем-то большим, чем достижение жизненной цели, – для них это был способ жизни».
|
|
ENG 
RSS-канал новостей сайта www.shtetle.com